"Первое касание" Spring Festival

[iplfandom]

Название: Первое касание
Фандом: Мор (Утопия)
Пейринг: Юлия Люричева/твириновая невеста
Размер: мини, 2633 слово
Категория: фемслэш
Жанр: PWP, Romance
Рейтинг: R
Краткое содержание: Люричева приобщается к жизни Города-на-Горхоне
Предупреждения: оригинальный персонаж

Юлия увидела степной танец спустя три дня после прибытия в город.
Осталась позади суета размещения, закончилась беготня с формальностями, гости начали притираться к местным властям. А работы ещё не развернулись: инструктаж рабочих из местных начинался завтра, материалы выезжали из Столицы через неделю. Чтобы не скучать в обществе семьи, у которой Юлия сняла комнату, она отправилась прогуляться.
Горожане откровенно на неё косились, не привычные к новым лицам. Юлию это не смущало. Она спокойно курила и неторопливо следовала вдоль какой-то речки, названия которой ещё не запомнила.
Привычная к Столице, пройти которую из конца в конец может только убеждённый любитель пеших прогулок, она не заметила, как оказалась на окраине. Вместо булыжной мостовой под каблуками оказалась пересохшая под солнцепёком земля. Вместо жилых домов впереди замаячили недружелюбные склады, запахло кровью и несвежим мясом. Прямо у тропинки, по которой шагала Юлия, показалась огромная цистерна. На ржавом боку когда-то намалевали инвентарный номер, но так давно, что он успел истереться до частичной нечитаемости. Угадывались только две цифры, и они совпали с номером дома, в котором когда-то проживала барышня, которая когда-то была Юлии небезразлична.
Вот какой вид приняло первое из удивительных совпадений, с которыми её столкнула судьба в этом городке. Сейчас, конечно, она ничего особенного не заподозрила, только настроилась на мечтательный лад, который, впрочем, едва не развеяло без остатка порывом ветра, принёсшим откуда-то тяжёлый запах несвежего мяса. Этот город был серьёзным поставщиком говядины, ничего удивительного, что Юлия в своей прогулке подобралась достаточно близко к мясоперерабатывающему заводу, чтобы собственным носом почуять главный источник его благосостояния.
Итак, вонь в настоящем пересилила романтические воспоминания. Юлия поморщилась и почти уже повернула обратно, когда увидела, как из-за цистерны выбежала девушка.
Сперва Юлия подумала, что за девушкой кто-то гонится, и юркнула в ближайшую арку. Когда Юлия осторожно высунула голову наружу, чтобы более полно оценить опасность, стало понятно, что она ошиблась. Когда скрываются от опасности, не запрокидывают голову, не улыбаются небу, зажмурившись, не протягивают руки, будто желая обнять мир.
Прежде Юлия видела подобную ничем не замутнённую радость только у маленьких детей, поэтому девушка не могла её не заинтересовать. Поэтому, а ещё потому, что одета была не как встреченные горожанки, в старомодные платья и уродливые башмаки, а во что-то невообразимое: на теле болтались обрывки ткани, открывающие так много, что это не могло называться иначе как непристойно, на шее блестели ярко-красные бусы, а пыльные ноги были босы. Юлия хмыкнула, отбросила сигарету и двинулась следом.
Кажется, до сего дня она недооценивала местный колорит.
Степнячка её не замечала. Она, пританцовывая, уходила в степь. Наверное, её подошвы задубели от ходьбы босиком, во всяком случае, она не вздрагивая ступала по камешкам и травам с жёсткими волокнистыми стеблями. Юлии в туфлях было неудобно. Каблук казался достаточно устойчивым в городе, но на неровной земле ступни то и дело подворачивались. Хорошо, что девушка не оглядывалась и не видела, как неэлегантно передвигается Юлия.
В очередной раз запнувшись и едва не упав, она ругнулась сквозь стиснутые зубы. Степнячка живо обернулась. Юлия не сводила с неё взгляда, почему-то ожидая, что она испугается, как дикий зверёк, и припустит прочь, так, что не поймаешь. Вышло иначе. Степнячка рассматривала Юлию с не меньшим любопытством, даже приоткрыла рот. У неё были широкие, не знающие пинцета брови, обветренная кожа на пухлых губах, раскосые глаза и скуластое лицо. Чёрные волосы колыхались на ветру — длинные, ниже талии, и спутанные. Наконец, степнячка слегка улыбнулась и пошла дальше, больше не оглядываясь. Юлия последовала за ней, разрываясь между тем, чтобы смотреть под ноги, и тем, чтобы любоваться покачивающимся задом, едва прикрытым лоскутками ткани. На то, чтобы смотреть по сторонам, внимания уже не хватало, поэтому, когда степнячка остановилась, Юлия не сразу поняла, почему.
Переводя дыхание, она огляделась и обнаружила себя у пологого холма. Степнячка замерла у его основания и, склонив голову набок, высматривала что-то на земле. Чтобы волосы не мешали, она собрала их одной рукой и придерживала так, что они оставляли открытой тонкую смуглую шею. Юлия подошла ближе, шурша травами. Не оглядываясь, степнячка выбросила руку назад, веля остановиться. Юлия остановилась. Несколько минут ничего не происходило: степнячка осматривала землю, Юлия размышляла над тем, что не привыкла к палящему солнцу, и прикидывала, достаточно ли оно безжалостно, чтобы спровоцировать тепловой удар.
Когда Юлия уже почти решила, что ничего интересного не произойдёт и стоит вернуться в город, степнячка затанцевала. Стрёкот кузнечиков и редкие выкрики степных птиц никак не походили на музыку, сама же танцовщица молчала, даже не пытаясь промычать мелодию себе под нос. Её тело, худое и на вид не слишком сильное, оказалось на удивление гибким. Без видимого усилия девушка изгибалась таким образом, что заставляла задуматься о не вполне человеческой природе, и сохраняла равновесие в самых сложных позах так легко, словно выросла на цирковой арене.
Она то тянулась ладонями к небу, то склонялась к земле. Возносила хвалу попеременно разным степным божествам? Глаза её оставались закрытыми, как у вдохновенной барышни за роялем, ресницы трепетали. По сути, её танец был так же примитивен, как примитивна живопись дикарей. Кое-то из завсегдатаев салонов умел почувствовать в этом особую прелесть — или, на самом деле не чувствуя её, любил о ней порассуждать. Возможно, кого-то из наиболее тонких ценителей действительно подкупала неиспорченность цивилизацией. Наверное, они находили в этом новизну. Юлия же посчитала себя слишком приземлённой, раз не сумела оценить дикого танца и получала удовольствие единственно от созерцания смуглого полуобнажённого тела.
Танец закончился к тому моменту, когда Юлия перебрала все объяснения тому, зачем степнячка привела её сюда — все те, которые посчитала рациональными, — и приступила к фантастическим и безумным. Степнячка улыбнулась, обнажив на удивление белые зубы, подошла ближе и взяла Юлию за руку.
— Теперь мы будем танцевать вдвоём? — спросила Юлия и, закинув правую руку степнячки себе на плечо, одну свою руку положила ей на талию, а другой сжала свободную ладонь. Похоже было, что танец только со стороны выглядел лёгким: дышала степнячка часто и глубоко, влажная от пота кожа липла при прикосновении.
Её голос оказался низким, чуть хриплым, слова прозвучали с гортанным говором:
— Как же ты собираешься танцевать? Разве ты умеешь?
— Научи.
Она расхохоталась, в голос, откинувшись назад и не пытаясь освободиться.
— Или, если тебя это так смешит, можем станцевать по-моему.
Не дожидаясь ответа, она повлекла девушку в довольно неуклюжем подобии вальса. Вместо того чтобы захихикать, покраснеть и начать отнекиваться, степнячка подхватила её движение, перекроив па на свой лад. Её лицо снова стало серьёзным и сосредоточенным, отрешённым почти, словно она всерьёз старалась познать суть нового танца.
Не обременённая понятиями о приличиях, она не пыталась отстраниться, так что сквозь слой ткани чувствовалось тепло её тела. И пахло от неё отнюдь не туалетной водой. Юлия слышала рассказы некоторых любителей экзотики, но полупьяные похвальбы не подготовили её к тому, что запах степнячки так отличается от запаха любой салонной дамы, даже только что отмывшейся от духов, пудры и помады и не успевшей нанести на себя следующую порцию. Это был не пот, вернее, не только пот. По-иному пахла сама кожа — сильно, терпко, почти непристойно. Юлия почувствовала себя животным, возбуждающимся от запаха самки. Плавным движением она скользнула ладонью по пояснице степнячки — по голому телу, лоскуты не могли стать препятствием и только пощекотали тыльную сторону кисти. Под липкой разгорячённой кожей угадывались тугие мышцы и выпирающие позвонки. Юлия плотно прижала ладонь, чтобы ничего не упустить, а затем слегка надавила, привлекая девушку. Та приняла приглашение, улыбаясь довольно и с предвкушением, прогнулась в пояснице и прижалась животом к животу.
В венах горячо пульсировало — это кровь Юлии отвечала на горячую, взбудораженную после странного танца кровь степнячки, отвечала пьянящей вспышкой. Горячий шёпот прикоснулся к уху, щекотнул шею, шевельнул волосами. Юлия узнала слова — это был не местный говор, который она ещё не научилась разбирать, — но не поняла их смысла, будто степнячка заговаривала её, забирала способность понимать речь и взамен дарила страсть.
— Да, да... — пробормотала Юлия в ответ на вопрос, которого не поняла, и степнячка тихо рассмеялась.
Она потянула Юлию вниз, усадила на травы и уселась сама, так близко, что прикоснулась голыми коленками к брюкам Юлии.
Высокие травы поднялись до уровня плеч, а некоторые стебли покачивались даже выше головы. Юлии показалось, что она вернулась в детство, когда всё вокруг казалось таким высоким по сравнению с ней. И небо сейчас такое же чистое и глубокое, как пятнадцать лет назад, и дышалось легко и полной грудью.
Удивительно, как меняется восприятие мира, когда на тебя так смотрит красивая девушка.
А смотрела степнячка прямо и внимательно, чёрные глаза блестели, руки поглаживали плечи Юлии. Та потянулась к спутанным волосам — горячим от яркого солнца, — зарылась в них пальцами и стала перебирать, распутывая пряди, чтобы продлить сладкий миг, когда ещё ничего не случилось, но уже не остаётся сомнений, что случится непременно.
В степнячке не было ни искушённости, когда любовные игры полны техничности, но лишены свежести и тяги к новым впечатлениям; ни неуверенности, которая требует как следует себя уговорить, прежде чем позволит прикоснуться; ни даже бунтарства, желания сотворить что-то запретное, а затем с вызовом смотреть в глаза обществу. В её взгляде и прикосновениях не было ничего лишнего, наносного, только влечение к женщине, которая ей понравилась. Это не походило ни на что, с чем Юлия сталкивалась прежде. Это могло бы, как всё новое, насторожить, но вместо этого манило.
Может быть, она привлекает степнячку тем же. Может быть, той также надоели социальные условности: их сообщество — Уклад, Юлия успела выучить, как это здесь называется, — примитивно на взгляд Столицы, но вряд ли полностью лишёно правил и ограничений, пусть своеобразных и первобытных, но вовсе не пустяковых для тех, кто смотрит на них изнутри системы.
Степнячка в свою очередь потрогала Юлию за волосы, удивлённо покачала головой:
— Такие короткие. Ты болела?
— Я приехала оттуда, где не обязательно болеть для того, чтобы обрезать волосы.
Юлия шевельнула шеей, так, чтобы рука степнячки скользнула по голове и погладила её. Намекать повторно не пришлось: степнячка обеими руками принялась массировать кожу головы, легонько, будто дразня.
Степнячка придвинулась ближе, затем ещё ближе и ещё, а потом стремительно, так, что расслабленная Юлия не заметила движения, юркнула ей на колени.
Она была горячая и тяжёлая. Косточки в её заду чувствительно упёрлись в бёдра Юлии, но той было всё равно: тело в её руках было таким... живым. Живым, с удивлением подумала Юлия. Более живым, чем любая из женщин, к которым прикасалась Юлия, и куда живее, чем она сама.
Юлия скользнула ладонями по жилистым бёдрам, откинула кожаные лоскуты. Под ними темнела льняная полоска ткани, нисколько не похожая на нижнее бельё, какое принято носить в Столице. Тканая трапеция, пропущенная меж бёдер, и завязки по бокам. Стянутые туго, так что не вдруг развяжешь. Степнячка качнула бёдрами, подставляясь под руки Юлии, но та не отвлеклась от ремешков, и вскоре узел слева оказался развязан. Она не стала возиться со вторым и вместо этого сдвинула «бельё» вниз, оставив болтаться у колена.
Она потянулась к тёмному треугольнику внизу живота, но степнячка перехватила её руки:
— Стой.
Она стащила жилетку Юлии, затем стала расстёгивать рубашку. Судя по сосредоточенному лицу и медленным аккуратным движениям, она впервые столкнулась с пуговицами, но быстро разобралась в их предназначении, и вскоре её смуглые пальцы двигались так же споро, как пальцы любой горничной. Юлия подосадовала, что не носит белья: любопытно, понравился бы степнячке корсет? Может быть, она нашла бы его очаровательно экзотичным, может быть, захотела бы примерить или даже получить в подарок. А если нет, то в любом случае подивилась бы ему и запомнила.
Впрочем, полупрозрачная шёлковая рубашка тоже не могла не показаться ей диковинкой. Заметив, как осторожно, едва ли не с почтением степнячка складывает рубашку на траву, Юлия стащила с неё лохмотья, а затем укутала в свою рубашку, на несколько мгновений промедлив, чтобы рассмотреть маленькую торчащую грудь. Белая ткань казалась голубоватой, холодной и словно бы неестественно чистой по контрасту со смуглой лоснящейся кожей. Степнячка осторожно провела кончиком пальца по шёлку, а затем склонила голову к плечу и прижалась щекой к ткани.
— Тебе идёт, — сказала Юлия. — Мало на ком шёлк так же хорош, как на тебе.
Степнячка расстегнула бусы и жестом велела Юлии склонить голову. Та подчинилась, и на шею ей опустилась странно холодная тяжесть.
— Из чего они?
Пока тёк рассказ о мистических свойствах камня, из которого были выточены бусины, Юлия размышляла над тем, что только что произошло. Наверное, степнячка подумала, что Юлия ей рубашку подарила, а не дала примерить. Наверное, обмен личными вещами что-то значил для неё — что-то большее, чем возможность получить от любовной игры дополнительное удовольствие.
Юлия не позволила этим мыслям надолго задерживаться в голове. Вместо этого она прикоснулась большими пальцами к тёмным соскам, просвечивающим сквозь белый шёлк. Степнячка выдохнула, прихватив зубами нижнюю губу, и прикрыла глаза. Кажется, ей в новинку было ощущения нежной скользкой ткани на коже, и Юлия воспользовалась этим открытие сполна.
Едва ощутимыми движениями она проводила по спине степнячки, по её плечам и грудям, упругим под прикосновениями. Наградой стали вздохи, звучавшие всё громче. Им в такт степнячка начала покачиваться у Юлии на коленях, соскользнув так, чтобы бедро Юлии оказалось у неё между ног. Она плотно прижималась к нему, так что бедру стало горячо и влажно. Наконец степнячка стала выдыхать в голос: «А-а, а-а, а-а», на одной ноте, будто впала в религиозный транс. Может, так оно и было, подумала Юлия, когда руки степнячки стали тяжело и медленно оглаживать спину, в ответ на что прокатывал такой жар, что летний воздух по сравнению с ним казался прохладным и рождал мурашки.
Юлия столкнула с себя степнячку, вывернулась из цепких рук и поскорее стащила с себя брюки. Она не решилась опуститься голым задом на колючие травы и шагнула вперёд, наконец прижимаясь голой кожей к голой коже. Степнячка потянула её вниз, но Юлия воспротивилась, и та не стала настаивать.
Они продолжили ласки, встав друг напротив друга — так, чтобы каждая из них прижалась правым бедром между ног другой. Они оказались одинакового роста, что вышло как нельзя более удобно. Юлии приятны были экзотические ласки, но ещё больше радости ей доставляли мысли о том, какие необычные ощущения она переживает, сколь уникален её новый опыт для столичной барышни. О том, как удивилась бы и обрадовалась за себя она сама, если бы могла заранее предвидеть, что однажды августовским вечером окажется совершенно голой посреди степи в страстных объятиях.
А степнячка стонала в голос. Казалось, она забыла обо всём, кроме телесных ощущений, растворилась в запахах, прикосновениях и поцелуях. Юлии захотелось того же. Она отодвинула мысли подальше и, желая перенять от степнячки её настрой, начала вторить: «А-а, а-а, а-а», сперва тихо, чувствуя себя нелепо, а затем, начав погружаться в транс, — так же громко, как и степнячка.
Когда голову повело, будто по волнам, Юлия забыла задаться вопросом, чем может быть вызвана такая потеря связи с реальностью. Она не думала ни о чём, погрузившись в новый чувственный опыт. Ласки степнячки перемещались с шеи на плечи, со плеч на поясницу — так медленно, что впору встрепенуться от нетерпения, взять за руки и переместить их ниже, туда, где тяжело и мучительно пульсировало. Но Юлия находилась в состоянии, когда время теряло смысл, казалось не аспектом реальности, а выдумкой философов, выдумкой, которой не место среди пахучих трав и горячего неба. Ей не приходило в голову, что можно бы поторопить, потому что не было в целом мире ничего слаще, чем тягучее, едва не застывшее мгновение. Оно оседало на дне памяти, густое, пряное, такое, что никогда не забудется. Сколько бы впоследствии Юлия ни оживляла этот вечер, воспоминания не тускнели и не истирались. Они, будто корни, оплели её душу и остались навсегда.
Возвращалась Юлия, дождавшись темноты, чтобы не так бросалось в глаза, что под жилеткой больше нет рубашки. Брюки пропитались женскими соками, и её собственными, и степнячки. Успев обсохнуть на горячем воздухе, они стали жёсткими и царапали теперь кожу, чувствительную после долгих ласк. Тело ныло и двигалось неохотно, встречая сопротивление, будто Юлия брела по дну реки. Усталая, она тем не менее долго ещё не ложилась, до рассвета просидела у раскрытого окна, слушая звуки степи и принюхиваясь к её запахам, в которых, кажется, научилась различать новые нотки.
Следующим утром Сонная группа приступила к своим обязанностям, и не было среди них никого более сонного, чем Юлия.
Местный уклад назначил им проводницу, и этой проводницей оказалась вчерашняя степнячка. Это стало вторым — далеко не последним — удивительным совпадением из тех, с какими Юлия столкнулась в городе. Она подивилась ему, но лишь мимолётно: значение этого совпадения если не ускользнуло от неё совсем, то совершенно точно оказалось недооценённым. Её больше занимала работа и ещё, конечно, возможность снова встретиться со степнячкой.
В то утро до теории Растяжек Судьбы было ещё далеко, но первый шаг Юлия сделала.