1 ЭТАП. Поединок должен заканчиваться смертью одного из противников || драббл

[iplfandom]

Название: Круг Суок
Фандом: Мор (Утопия)
Пейринг/Персонажи: Артемий Бурах, Даниил Данковский
Размер: драббл, 750 слов
Категория: джен
Жанр: зарисовка
Рейтинг: G-PG-13
Задание: Поединок должен заканчиваться смертью одного из противников.

I.

Завтра она будет здесь.
Какая-то из них; слишком сложно сказать – которая. Артемий не берется угадывать, чей силуэт возвышается теперь за плечом, взмахивая тяжелым взмокшим крылом. От него несет мокрым сопревшим пером, и запах мешается со стылым туманом этой вспухшей, больной земли.
Дурной запах.
Мысль, что с равным шансом он мог бы принадлежать и Марии, и Капелле, не терзает нутро, а входит в разум ровно, словно кость на свое назначенное природой место – Артемий знает это чувство болезненной правильности: именно оно остается от вправленного вывиха. Завтра она будет здесь: Капелла или Мария.
Или Самозванка Клара.
Или сама Шабнак, накинувшая на костлявые плечи чужую жизнь.
Так могла бы пахнуть каждая. Какая-то из них; слишком сложно теперь сказать — которая.
Упустили они время, упустили шанс, упустили тот поворотный момент, когда за их верой и правдой вдруг раскинулись роскошные копны волос и сверкнули яркие очи. Упустили момент, когда за спинами сильных мужчин в очередной раз встали не менее сильные женщины.
— Ступай, — с нежной отстраненностью напутствовала Капелла. Ее бледные глаза мутнели, как у пропавшей рыбы. — Лишь так, Служитель, выведешь Город нужным путем.
Не языками им спорить с Бакалавром, не глазами стрелять, и решение вдвоем не принять никак. Прямой путь лежит Артемию из-под заборов по узким тропам, и ни шагу назад не ступить. Воют быки в тисках Боен. Бьются молоты в тавро, вырисованные на крепких лбах, между рогами.
У Артемия тоже символ меж бровей — бей сюда.
Если оба поднимутся завтра к дверям Собора, так не быть уже Городу: ни тому, ни этому. Две строчки всего в записке, им назначена предпоследняя встреча; а последней быть — горсть земли на саван бросить.
Круг Суок лишь одного выпустит; вьются Линии, плетутся по контуру, но внутрь не входят. Внутри Круга только голая жадная земля, и нет в нем ни Воли, ни Судьбы, сам по себе ты внутри Круга, вне благословений или проклятий богов.
Вне чар, вне взглядов, вне влияний — дурных или добрых.
Артемий переступает границу, и сразу ему вольготно становится. Уходит запах сопревших перьев из носа, теряется тяжелая рука с плеча, а Бакалавр стоит да рукава закатывает.
Бакалавр богам никогда и не клялся. Силен он одиночеством, силен беспринципностью, отринутыми и попранными законами. Словно родился в Кругу, словно вышел из чрева Суок, чтобы однажды вернуться с данью великой. Силен Бакалавр умом своим дерзким, цепким, холодным — так говорят, что холодным. Сам Бакалавр говорит.
И все ж.
И все ж горит и на Данииле метка: у холодного разума — печать под жарким сердцем.
Бей сюда.


II.

Ее пальцы касаются висков — ледяные и мягкие, ласковые почти, — и Даниил, закрывая глаза, слышит мерное дыхание за своей спиной, видит: тянется алая нить между улиц, зовет его туда, где горят костры и громом заходятся барабаны. Он знает — и без ее наставительных слов, — что выбора у них нет, что путь им этот предписан был с самого начала. Знает, что она знала обо всём задолго до того, как они повстречались, и ждала, как ждет сестра брата, как ждет возлюбленная супруга, как ждет жрица жертвенную кровь на закланье.
Георгий и Виктор, и Ева — добрая Ева — отдали всё ради их пути. Андрей и Пётр, чудом выжившие под гнетом ломающих их невзгод, закаленные, из пепла восставшие, лишь только готовятся отдать. Но отдадут непременно, отдадут вслед за ним, а сегодня — его черед.
Мария отпускает его без благословений, потому что им благословения ни к чему. Она не дает ни надежды, ни натянутой храбрости, потому что нет ничего сильнее того знания, что делят они между собой.
Он — победит, потому что в каждом его шаге заложена непоколебимая логика прогресса, роковая закономерность, сила самой эволюции. Потому что хаос безапелляционно порождает систему, и мир, достигший максимума энтропии, находит гармонию в непостижимом, если только позволить ему случиться.
Он — позволит. Они — позволят.
Иного выбора у них нет.
И идя по больному городу, плывя в заразном злом воздухе, Даниил удивляется равнодушным, пустым удивлением: что еще здесь хотят спасти?..
И думает, что в Гаруспике желание это — будто с юношеской непривычки; что вышел бы из него превосходный хирург, но каждый хирург — убийца по-своему, и Гаруспик, кем бы ни величали его, слишком полон рвения видеть излеченного в смертельно больном.
Смерть от руки насильника и смерть от руки врача — вещи, безусловно, разные. Первую достаточно вынести, вторую же надо понять. У Гаруспика впереди столько ступеней непройденных — и так мало времени, до ничтожного мало... Вон стоит, серый, смиренный, высокий и молчащий — их языческий идол. И Даниил, не ведая их языка, знает, что поют они менху и молятся менху, но не молитвами жить пропащему месту.
Земля плотная под ногами. Возле костров сгущаются рев и страшный, животный смрад. Круг Суок одного лишь выпустит... Даниил снимает плащ и оставляет его на сухих камнях — чтобы вернуться.