День подошел к концу.
Адресат: silentindigo
Название: The Wheel
Фандом: Мор.Утопия
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский, Клара, ОМП
Размер: мини
Категория: джен
Жанр: скетч
Рейтинг: G
Краткое содержание: Лаборант из Танатики сопровождает Даниила Данковского в деловую поездку на другой конец страны.
Дополнительно: текст заявкиприключенческий джен, юмор, драма, хоррор, саспенс, атмосферные зарисовки.
Пламенно желаю что-нибудь с пейрингом Данковский/Клара (пусть даже не пейринг, пусть просто дружеская кооперация), так же интересны Данковский/Мария, Инквизитор/Полководец, Капелла/Хан и Мария/Влад-джуниор. Таймлайн и место действия не имеют значения.
Данковский явился к самому отправлению поезда. Я уже начинал бояться, что ехать придётся без него, и тогда все совсем потеряет смысл. Просто так катиться на другой конец страны по захолустью, в обществе незнакомой женщины и хмурого проводника - то еще удовольствие. К счастью, я прихватил с собой книги и смог скоротать время, не отвлекаясь на светские беседы.
Женщина - на второй взгляд я понял, что она очень молода - нервничала. Я провел в её обществе не меньше часа, и за это время она изорвала на лоскуты все бумажные салфетки в купе. Мало того, что звук рвущейся бумаги раздражал невыносимо, это можно было бы потерпеть, но я понятия не имел, насколько к нам будет расположен проводник. Несколько дней дороги - это неприятно само по себе, мне не хотелось усугублять свои тяготы еще и отсутствием бытовых удобств… Но к тому моменту, когда я решительно прокашлялся и попытался обратиться к ней, женщина повернула голову и встретила мое “Сударыня!” таким горящим, темным и, пожалуй, даже жутким взглядом, что мне осталось только замолчать.
Поезд уже начал движение, салфетки уже кончились, а взгляд моей попутчицы панически метался по купе, когда дверь распахнулась. Данковский - как всегда, одет словно с иголочки, ботинки сияют, волосы в идеальном порядке - вошел в купе, закрыл за собой дверь и сел рядом со мной. От него исходил слабый, едва уловимый запах дорогого одеколона.
Поезд набирал скорость.
- Итак, это ты, - сказал Данковский. Потом словно спохватился, повернулся ко мне, кивнул. - Игорь. Рад что вы все-таки согласились составить нам компанию. Клара, это Игорь Н, мой коллега из Танатики. Игорь, это Клара, - Данковский запнулся, словно подбирая слова.
- Просто Клара, - закончила за него женщина. Теперь, когда мы были представлены, я мог позволить себе взглянуть на нее поближе. И зрелище выходило презанятное.
Она в самом деле была очень молода. Я бы сказал, лет от семнадцати до девятнадцати. Несмотря на вполне правильные черты лица и чистую кожу, я не мог назвать её красавицей: волосы ей ровняли словно садовыми ножницами, глаза были великоваты, а на левой щеке вызывающе сиял неприглядного вида шрам. Небольшой, но для девичьей красоты неприятный. Ничего смертельного, впрочем, не было: её бы переодеть из куртки не по размеру, причесать, подкрасить, подстричь и уложить налево волосы - и можно было бы выводить в относительно приличное общество.
Хотя она не выглядела как человек, который к этому обществу стремился.
- Простите за мое опоздание, - Данковский снова перевел внимание на себя. Это он умел прекрасно: занимать собой все пространство и все внимание окружающих. Я ухмыльнулся, Клара понимающе улыбнулась, и на краткий миг мне показалось, что между нами возможно некоторое взаимопонимание.
- Ты заставил нас понервничать, - она встала, осмотрела купе, словно в первый раз окинув его взглядом. - Как и всегда, впрочем.
- Ну так уж и… - Данковский начал возражать, но Клара уже шла к выходу. Не прощаясь, не объясняя ничего. Странная женщина… Или какой-то дикий ребенок?
Впрочем, нет. Глаза у нее были какие угодно, но не детские. Эти глаза пугали меня, надо признаться. В них было что-то о пережитых тяготах, и этот шрам на щеке, и хмурая морщинка между бровей… Я начал осознавать, что, возможно, имею дело не с невоспитанной девицей, а просто с юным созданием, у которого было очень тяжелое прошлое.
- Я принесла салфетки, - Клара вернулась, вновь наполнила опустевшую салфетницу, а кучу обрывков сгребла к себе в карман. - И пойду спать. Я в соседнем купе, слева.
- Ты ничего не хочешь объяснить? - Данковский недоуменно поднял голову, но Клара посмотрела на него с какой-то ужасной усталостью.
- Я не спала нормально почти месяц. И извини, но это ожидание меня добило. Ты все равно уже в поезде, Бакалавр, и можешь подождать еще несколько часов.
Это было странное обращение: уже несколько лет он был профессором, доктором наук, и прочая, прочая… Впрочем, возражений от него не последовало, и непонимания, как мне со стороны показалось, не возникло.
- Кто она? - спросил я, когда дверь нашего купе закрылась. Данковский вздрогнул и поднял на меня удивленный взгляд, словно успел забыть о моем присутствии, или словно я задал некий очень-очень неожиданный вопрос.
- Старый друг, - сказал он, чуть подумав. - Старый друг в очень большой беде.
***
Когда я проснулся, Данковского в купе не было. Я раздернул шторы - за окном была глубокая ночь, - открыл окно и с наслаждением глотнул свежего воздуха. В купе моментально стало холодно, накопленное тепло, обеспечившее мне уютный сон, испарилось в считанные секунды.
Итак, стоило посмотреть правде в глаза. Я закрыл окно и прислонился лбом к холодному стеклу. Поезд почти не трясло. Я ехал в неведомую глушь с очень, очень странными людьми.
В голове у меня все плыло. Я точно помнил, как добивался места в лаборатории Данковского, как проходил конкурс, как оставил позади десяток конкурентов. О наших исследованиях писали в газетах. Мне как новенькому было поручено помогать готовить документы на правительственный грант - один из тех, которые мы не могли не получить, потому что наши исследования были прямой дорогой к победе над смертью.
Еще я точно помнил, как попал в лабораторию Данковского по распределению, не испытывая относительно этого ни радости, ни разочарования. Мне предстояло отработать у него три года - так не все ли равно, где тратить эти годы, расплачиваясь за предоставленное государством обучение? Я готовил документы на грант - я, новичок, потому что все гранты расписаны заранее еще пять лет назад, и к этой работе можно подходить спустя рукава, а “вам везде пригодится умение перекладывать бумажки”. Газетные статьи тоже были: заметки в желтой прессе, страница в университетском ежегоднике, пара строк от Данковского в медицинский альманах.
Воспоминания накатывали, вставали друг против друга, и я уже не знал: то ли в самом деле я - лишь ленивый и напыщенный мальчишка, придумавший красивую сказку вокруг неудачного распределения, то ли, наоборот, мечтатель, немного свихнувшийся от собственных успехов.
- Не стоило никого звать, - прозвучал у меня почти над ухом голос Клары. Я вздрогнул и осмотрелся. В купе, конечно же, не было никого, кроме меня.
- Мы должны разобраться сами, - продолжала она. - Этот мальчишка…
- За этот месяц не растерял остатки памяти, - отвечал Данковский раздраженно и зло. - Чего нельзя сказать обо всех прочих моих знакомых. Взять его с собой - жест милосердия.
- К тебе, любимому, милосердия, не к нему.
Я наконец-то сообразил, в чем дело. Вентиляционное окошко почти под самым потолком было приоткрыто - из него даже пробивался свет. Человек воспитанный, конечно, постучался бы в соседнее купе и предупредил об этой неловкой ситуации. Я влез на полку с ногами и вытянулся, пытаясь не пропустить ни слова.
- Мне бы не повредило немного милосердия, Клара, - Данковский заговорил внезапно тихо. - Да и тебе тоже. После этого месяца нам всем нужно немного милосердия. Особенно сейчас. Ты хоть знаешь сама, с чем мы столкнемся?
Пружины полки негромко скрипнули.
- Хотела бы я знать. Хотя нет. Хотела бы я никогда не знать. Просто она соврала и… И я ничего не понимаю.
- Ты говорила, что когда ты соврала, о своей сестре, - пружины скрипнули снова, теперь под весом более тяжелого тела, - То эта сестра появилась на самом деле.
- Не совсем. Я не врала. Я появилась. Врала та, вторая. И теперь она снова это сделала, но сказала что-то, что мир не смог исполнить. И все начало быть не так.
- Где Блок?
- Расстрелян. Года три назад. Я видела, как пули, выпущенные в мире, которого никогда не было, пробивают насквозь его тело. Это было страшно. Мы были в гостиной, ждали гостей, через три дня был назначен выезд за Западный фронт, я расставляла на столе бокалы, а он читал. И вдруг он приподнялся, и кровь хлынула, пачкая рубашку, залила все вокруг, и еще прежде, чем я добежала до него, эта кровь высохла, плоть истлела, и от Александра остался только прах. Пепел, - Клара всхлипнула. Потом всхлипнула снова, а я все пытался разобрать, о ком они. Какая-то часть меня помнила, кто такой Александр Блок, но окончательно цепочка воспоминаний распуталась после его прозвища - так иронично ставшего его судьбой. Генерал Пепел, стал пеплом и рассыпался в прах.
Я помнил, что его, кажется, расстреляли за измену года три назад. И что в начале месяца он вернулся в Столицу после сокрушительной победы на юге. И по правую руку от него…
Клара-Вестница, в военной форме, с неровно подрезанными волосами, ангел войны, святая без церкви. Армия молилась на нее, победы шли одна за одной, и говорили, что генерал ни слова не скажет, ни вздоха не сделает, если не получит на это слова одобрения своей вечной спутницы.
Клара плакала тихо и безутешно. Данковский что-то говорил - кажется, обычные бессмысленные слова утешения.
Я слез с полки, расправил одеяло и лег обратно. В голове у меня все плыло.
***
В дороге мы не говорили. Клара спала, Данковский все больше хмуро молчал. Однажды я попытался заговорить с ним сам, но вместо объяснений я получил долгие, пространные извинения за что-то, что я не смог понять.
Конечно, было очевидно, что происходит некоторая магическая чертовщина. Или я схожу с ума. Или это взаимосвязано. Как человек, привычный к научному подходу, я пытался оперировать фактами, и за дни нашего путешествия выстроил и записал две стройных картины собственного прошлого, с которыми можно было работать и на основании которых можно было делать выводы.
Склонялся я к той версии событий, в которой Танатика была - хотя бы некоторое время - престижным местом работы. Не только потому, что это было лестно. Я не испытывал сложностей при чтении научной литературы - это можно было проверить непосредственно в поезде, благо, я взял с собой книги. Мой разум долго не уставал. Я мог припомнить многое из прочитанного и написанного, я прекрасно знал основные принципы научной работы, а после некоторого напряжения памяти даже смог продолжить статью, которую начинал писать для Танатики - ровно с того места, на котором прервался до того, как вся эта тема показалась мне бессмысленной и скучной. Мой разум определенно был хорошо тренирован, что абсолютно не совпадало с той версией событий, в которой я работал в Танатике, чтобы скоротать время.
Исходя из этого, Даниил Данковский был тем самым руководителем, который завоевал за эти годы мои искренние симпатии и восхищение, а Клара - если это в самом деле была та самая Клара - была свидетелем и участником всех войн, что коснулись нашей несчастной страны. Неудивительно, что её глаза не лучились радостью и свойственной юным девицам легкостью.
За несколько часов до нашего прибытия на конечную станцию маршрута я окончательно смирился со своей неспособностью осознать происходящее без допущения некоторых мистических нюансов. Поскольку поверить в них я не был готов, я решил закрыть глаза и поверить в Данковского - твердо решив по окончании всей этой истории потребовать у него максимально подробных объяснений.
Часом позже мы сошли с поезда.
Я предпочел бы делать это, как полагается: передать носильщику саквояж, сойти на перрон, выпить кофе. Хорошо, стоит смириться с неудобствами, просто сойти на перрон - уже было бы неплохо. Но поезд замедлял ход, входя в резкий поворот, Клара кивнула, и мы с Данковским открыли двери вагона. В лицо пахнул влажный степной воздух, нестерпимый запах какой-то травы, внезапно меня с головой затопил океан бесконечной, непреодолимой, смертельной паники.
Клара толкнула меня в плечо. Чтобы не упасть - я прыгнул.
Здравый смысл требовал объяснить, что я ударился головой и потерял сознание. Мы прыгали из вагона посреди болот, но я лежал на сухой траве, нагретой солнцем. Вторая ветка железной дороги уходила в ту сторону, где - я видел из окна - была только монотонная сырость и влажная дымка над землей.
Существо стояло рядом с дорогой.
Поначалу я решил, что это человек, обмотанный в тряпье и нацепивший странный головной убор, но существо повернулось ко мне, моргнуло - его глаза не были схожи с человеческими ни формой, ни расположением - ощерило в ухмылке огромный рот и что-то прорычало.
- Мы не понимаем, - ответила Клара. - Вспомни человеческую речь.
- Старшая ждет тебя, - хрипло, проскальзывая на букве “р”, но все-таки вполне разборчиво пробормотало оно. - Ты должна идти.
- Знаешь, а кажется, я по всему этому скучал, - сказал Данковский, обращаясь то ли к Кларе, то ли к безоблачному голубому небу. - Странно, правда?
Клара не ответила. Но когда мы пошли - вперед, вдоль путей - она взяла Данковского под руку. Я шел позади и мог прекрасно видеть, как сперва она колебалась, словно боясь быть отброшенной в сторону, а потом он помедлил пару мгновений, прежде чем расслабить плечи и заставить себя не бежать, подстраивая свои шаги к её.
Солнце палило вовсю.
***
Курган и человека на нем я увидел раньше, чем это было физиологически возможно. Знание прокатывалось по степи волнами, не знаю, как описать это корректнее: физически я находился достаточно далеко, чтобы видеть лишь тень от находящегося вдалеке холма. Но в то же время я видел, слышал и чувствовал человека, и животное, и что-то еще. На сотую долю секунды я словно был заворожен: размеренное глухое биение огромного сердца, неспешно выплескивающаяся на землю кровь, дрожащие от чудовищной, невыносимой нагрузки руки, широкие плечи, на которых пот мешался с землей и кровью. Человек и животное на кургане ждали нас. Должны были дожить до нашего возвращения.
Секунда прошла.
- Надежный добрый Бурах, - вздохнула Клара. - Он выиграл время. Как умел.
- Он умрет? - спросит Данковский.
- В мире, где моя сестра солгала - да, умрет. И она тоже.
В другом конце чего-то, что, видимо, было городом - и одновременно в совершенно другом мире - колдунья держала в ладонях хрустальную розу, подняв её над затянувшими эту землю болотами. Я снова видел ровную, спокойную дымку, отблески воды под мрачным небом. Женщина, которая была красива, как ночное небо, стояла посреди этой хмари, подняв руки над головой. Она погружалась все глубже, и кажется, еще могла бы спастись, но в её ладонях лежала, не тронутая гнилью и тьмой, хрустальная роза с острыми, как бритвы, шипами. Женщина знала, что стоит ей опустить хотя бы одну руку, роза упадет в грязь и погибнет. Они обе ждали нас, ждали нашего возвращения.
Жертвенная кровь с кургана заливала город справа, гнилая болотная жижа - слева, а мы шли по хорошей, надежной брусчатке мимо крепких, добротных зданий.
- Кажется, они научились сотрудничать, - невесело хмыкнул Данковский. - Лучше поздно, чем никогда.
- Категорически верное замечание, почтеннейший Бакалавр.
Человек сидел на ступенях лестницы, а лестница вела вверх и в никуда.
- Маэстро, - Данковский кивнул, мужчина кивнул в ответ, но вставать не стал. Кивнул на трость, прислоненную рядом к колонне.
- Нога расшалилась. Сырость. Поскрипываю, знаете ли.
- То есть на представление сегодня вечером можно не приходить?
- Тут ведь как, - мужчина хитро улыбнулся. - Может, и не приходить, потому что сцена сгнила, куклы утонули, а камень оброс мхом. Но это неприятно.
- Что она ляпнула? - спросила Клара резко. Может быть, даже излишне резко.
- Всемогущим чародейкам не положено влюбляться. Ну а если вдруг влюбилась - не грусти, что не взаимно, и не болтай вслух всякие глупости. Над чужими сердцами, знаешь ли, даже твои волшебные ручки не властны.
- Это не я, - ответила она как-то даже с упрямством. - Это она. Я не влюбилась.
Мужчина взглянул на нее с сомнением. Потом кивнул - с понимающей улыбкой, от которой даже мне захотелось его ударить.
- Иди, раз так. Разбитое сердце твоей сестры лежит в Неводе. А вы, Бакалавр, подождите.
Данковский хотел был что-то сказать, но Клара коснулась его плеча - и он промолчал.
- Я скоро приду, - кивнула она. Повернулась, пошла дальше по улице. Я увидел её тонкую фигурку за кованым забором. Открылась и закрылась дверь дома.
- И все? - внезапно для самого себя спросил я. - Мы здесь только чтобы её проводить?
Данковский молчал. Мужчина на лестнице - тоже.
- Зачем вы взяли меня с собой? - спросил я, чувствуя в своем голосе панику.
- Он не знает, - пожал плечами мужчина на лестнице. - Бакалавр Данковский никогда не пытался понять, как работают эти вещи.
- Так объясни ему, гений, - Данковский раздраженно пожал плечами.
От места, где мы стояли, я видел реку. Вода поднималась: медленно, тяжело, она была зеленая, тягучая и пахла глиной…
- Марк? - недоуменно протянул Данковский, а потом ужасно выругался и бросился бежать к тому дому, где скрылась Клара. Вода прибывала все быстрее и быстрее, и мне вдруг стало очень жалко ту красивую женщину с хрустальной розой.
- Вот, другое дело, - кивнул мужчина. - Помогите-ка мне подняться.
И я помог. Что мне оставалось?
***
- И все-таки зачем я был нужен?
Вставать не хотелось. Я помнил, как густые зеленые воды поглотили город, как они сомкнулись над крышей Невода, как их первые прикосновения коснулись хрустальных граней Многогранника.
Это была неправда.
Неправдой было все, что я знал. В моем дорожном саквояже лежали листы, исписанные историями двух моих жизней, и обе версии теперь не соответствовали действительности.
- Как же играть такую драму без зрителя? Кто же её запомнит?
Марк поднялся и начал спускаться вниз. Колено, очевидно, перестало его беспокоить, и забытая внизу трость не стала помехой.
Я лежал на верхней площадке Лестницы в небо. В Неводе - я знал это совершенно точно - Клара снова рыдала в плечо Данковского, одна Клара, впитавшая в себя две судьбы. В Горнах очнулась от своей тяжелой бесконечной медитации Алая Мария - я знал, что в её черных как смоль волосах с этого дня появятся седые пряди, но сила её не угаснет. На Кургане Раги, бессмысленно глядя в небо и просто пытаясь отдышаться, раскинулся Бурах, Старшина Боен. Боль в нем постепенно сменялась правильной, хорошей усталостью.
Было очевидно, что скоро волнения утихнут. Колдовство отступит, город вздохнет, мир выдохнет, и все станет по-прежнему. Нельзя было терять ни минуты. Благо, саквояж оказался совсем под рукой.
Я достал не глядя несколько листов бумаги и начал записывать на чистой их стороне свое новое прошлое.
Название: The Wheel
Фандом: Мор.Утопия
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский, Клара, ОМП
Размер: мини
Категория: джен
Жанр: скетч
Рейтинг: G
Краткое содержание: Лаборант из Танатики сопровождает Даниила Данковского в деловую поездку на другой конец страны.
Дополнительно: текст заявкиприключенческий джен, юмор, драма, хоррор, саспенс, атмосферные зарисовки.
Пламенно желаю что-нибудь с пейрингом Данковский/Клара (пусть даже не пейринг, пусть просто дружеская кооперация), так же интересны Данковский/Мария, Инквизитор/Полководец, Капелла/Хан и Мария/Влад-джуниор. Таймлайн и место действия не имеют значения.
читать дальше
Данковский явился к самому отправлению поезда. Я уже начинал бояться, что ехать придётся без него, и тогда все совсем потеряет смысл. Просто так катиться на другой конец страны по захолустью, в обществе незнакомой женщины и хмурого проводника - то еще удовольствие. К счастью, я прихватил с собой книги и смог скоротать время, не отвлекаясь на светские беседы. Женщина - на второй взгляд я понял, что она очень молода - нервничала. Я провел в её обществе не меньше часа, и за это время она изорвала на лоскуты все бумажные салфетки в купе. Мало того, что звук рвущейся бумаги раздражал невыносимо, это можно было бы потерпеть, но я понятия не имел, насколько к нам будет расположен проводник. Несколько дней дороги - это неприятно само по себе, мне не хотелось усугублять свои тяготы еще и отсутствием бытовых удобств… Но к тому моменту, когда я решительно прокашлялся и попытался обратиться к ней, женщина повернула голову и встретила мое “Сударыня!” таким горящим, темным и, пожалуй, даже жутким взглядом, что мне осталось только замолчать.
Поезд уже начал движение, салфетки уже кончились, а взгляд моей попутчицы панически метался по купе, когда дверь распахнулась. Данковский - как всегда, одет словно с иголочки, ботинки сияют, волосы в идеальном порядке - вошел в купе, закрыл за собой дверь и сел рядом со мной. От него исходил слабый, едва уловимый запах дорогого одеколона.
Поезд набирал скорость.
- Итак, это ты, - сказал Данковский. Потом словно спохватился, повернулся ко мне, кивнул. - Игорь. Рад что вы все-таки согласились составить нам компанию. Клара, это Игорь Н, мой коллега из Танатики. Игорь, это Клара, - Данковский запнулся, словно подбирая слова.
- Просто Клара, - закончила за него женщина. Теперь, когда мы были представлены, я мог позволить себе взглянуть на нее поближе. И зрелище выходило презанятное.
Она в самом деле была очень молода. Я бы сказал, лет от семнадцати до девятнадцати. Несмотря на вполне правильные черты лица и чистую кожу, я не мог назвать её красавицей: волосы ей ровняли словно садовыми ножницами, глаза были великоваты, а на левой щеке вызывающе сиял неприглядного вида шрам. Небольшой, но для девичьей красоты неприятный. Ничего смертельного, впрочем, не было: её бы переодеть из куртки не по размеру, причесать, подкрасить, подстричь и уложить налево волосы - и можно было бы выводить в относительно приличное общество.
Хотя она не выглядела как человек, который к этому обществу стремился.
- Простите за мое опоздание, - Данковский снова перевел внимание на себя. Это он умел прекрасно: занимать собой все пространство и все внимание окружающих. Я ухмыльнулся, Клара понимающе улыбнулась, и на краткий миг мне показалось, что между нами возможно некоторое взаимопонимание.
- Ты заставил нас понервничать, - она встала, осмотрела купе, словно в первый раз окинув его взглядом. - Как и всегда, впрочем.
- Ну так уж и… - Данковский начал возражать, но Клара уже шла к выходу. Не прощаясь, не объясняя ничего. Странная женщина… Или какой-то дикий ребенок?
Впрочем, нет. Глаза у нее были какие угодно, но не детские. Эти глаза пугали меня, надо признаться. В них было что-то о пережитых тяготах, и этот шрам на щеке, и хмурая морщинка между бровей… Я начал осознавать, что, возможно, имею дело не с невоспитанной девицей, а просто с юным созданием, у которого было очень тяжелое прошлое.
- Я принесла салфетки, - Клара вернулась, вновь наполнила опустевшую салфетницу, а кучу обрывков сгребла к себе в карман. - И пойду спать. Я в соседнем купе, слева.
- Ты ничего не хочешь объяснить? - Данковский недоуменно поднял голову, но Клара посмотрела на него с какой-то ужасной усталостью.
- Я не спала нормально почти месяц. И извини, но это ожидание меня добило. Ты все равно уже в поезде, Бакалавр, и можешь подождать еще несколько часов.
Это было странное обращение: уже несколько лет он был профессором, доктором наук, и прочая, прочая… Впрочем, возражений от него не последовало, и непонимания, как мне со стороны показалось, не возникло.
- Кто она? - спросил я, когда дверь нашего купе закрылась. Данковский вздрогнул и поднял на меня удивленный взгляд, словно успел забыть о моем присутствии, или словно я задал некий очень-очень неожиданный вопрос.
- Старый друг, - сказал он, чуть подумав. - Старый друг в очень большой беде.
***
Когда я проснулся, Данковского в купе не было. Я раздернул шторы - за окном была глубокая ночь, - открыл окно и с наслаждением глотнул свежего воздуха. В купе моментально стало холодно, накопленное тепло, обеспечившее мне уютный сон, испарилось в считанные секунды.
Итак, стоило посмотреть правде в глаза. Я закрыл окно и прислонился лбом к холодному стеклу. Поезд почти не трясло. Я ехал в неведомую глушь с очень, очень странными людьми.
В голове у меня все плыло. Я точно помнил, как добивался места в лаборатории Данковского, как проходил конкурс, как оставил позади десяток конкурентов. О наших исследованиях писали в газетах. Мне как новенькому было поручено помогать готовить документы на правительственный грант - один из тех, которые мы не могли не получить, потому что наши исследования были прямой дорогой к победе над смертью.
Еще я точно помнил, как попал в лабораторию Данковского по распределению, не испытывая относительно этого ни радости, ни разочарования. Мне предстояло отработать у него три года - так не все ли равно, где тратить эти годы, расплачиваясь за предоставленное государством обучение? Я готовил документы на грант - я, новичок, потому что все гранты расписаны заранее еще пять лет назад, и к этой работе можно подходить спустя рукава, а “вам везде пригодится умение перекладывать бумажки”. Газетные статьи тоже были: заметки в желтой прессе, страница в университетском ежегоднике, пара строк от Данковского в медицинский альманах.
Воспоминания накатывали, вставали друг против друга, и я уже не знал: то ли в самом деле я - лишь ленивый и напыщенный мальчишка, придумавший красивую сказку вокруг неудачного распределения, то ли, наоборот, мечтатель, немного свихнувшийся от собственных успехов.
- Не стоило никого звать, - прозвучал у меня почти над ухом голос Клары. Я вздрогнул и осмотрелся. В купе, конечно же, не было никого, кроме меня.
- Мы должны разобраться сами, - продолжала она. - Этот мальчишка…
- За этот месяц не растерял остатки памяти, - отвечал Данковский раздраженно и зло. - Чего нельзя сказать обо всех прочих моих знакомых. Взять его с собой - жест милосердия.
- К тебе, любимому, милосердия, не к нему.
Я наконец-то сообразил, в чем дело. Вентиляционное окошко почти под самым потолком было приоткрыто - из него даже пробивался свет. Человек воспитанный, конечно, постучался бы в соседнее купе и предупредил об этой неловкой ситуации. Я влез на полку с ногами и вытянулся, пытаясь не пропустить ни слова.
- Мне бы не повредило немного милосердия, Клара, - Данковский заговорил внезапно тихо. - Да и тебе тоже. После этого месяца нам всем нужно немного милосердия. Особенно сейчас. Ты хоть знаешь сама, с чем мы столкнемся?
Пружины полки негромко скрипнули.
- Хотела бы я знать. Хотя нет. Хотела бы я никогда не знать. Просто она соврала и… И я ничего не понимаю.
- Ты говорила, что когда ты соврала, о своей сестре, - пружины скрипнули снова, теперь под весом более тяжелого тела, - То эта сестра появилась на самом деле.
- Не совсем. Я не врала. Я появилась. Врала та, вторая. И теперь она снова это сделала, но сказала что-то, что мир не смог исполнить. И все начало быть не так.
- Где Блок?
- Расстрелян. Года три назад. Я видела, как пули, выпущенные в мире, которого никогда не было, пробивают насквозь его тело. Это было страшно. Мы были в гостиной, ждали гостей, через три дня был назначен выезд за Западный фронт, я расставляла на столе бокалы, а он читал. И вдруг он приподнялся, и кровь хлынула, пачкая рубашку, залила все вокруг, и еще прежде, чем я добежала до него, эта кровь высохла, плоть истлела, и от Александра остался только прах. Пепел, - Клара всхлипнула. Потом всхлипнула снова, а я все пытался разобрать, о ком они. Какая-то часть меня помнила, кто такой Александр Блок, но окончательно цепочка воспоминаний распуталась после его прозвища - так иронично ставшего его судьбой. Генерал Пепел, стал пеплом и рассыпался в прах.
Я помнил, что его, кажется, расстреляли за измену года три назад. И что в начале месяца он вернулся в Столицу после сокрушительной победы на юге. И по правую руку от него…
Клара-Вестница, в военной форме, с неровно подрезанными волосами, ангел войны, святая без церкви. Армия молилась на нее, победы шли одна за одной, и говорили, что генерал ни слова не скажет, ни вздоха не сделает, если не получит на это слова одобрения своей вечной спутницы.
Клара плакала тихо и безутешно. Данковский что-то говорил - кажется, обычные бессмысленные слова утешения.
Я слез с полки, расправил одеяло и лег обратно. В голове у меня все плыло.
***
В дороге мы не говорили. Клара спала, Данковский все больше хмуро молчал. Однажды я попытался заговорить с ним сам, но вместо объяснений я получил долгие, пространные извинения за что-то, что я не смог понять.
Конечно, было очевидно, что происходит некоторая магическая чертовщина. Или я схожу с ума. Или это взаимосвязано. Как человек, привычный к научному подходу, я пытался оперировать фактами, и за дни нашего путешествия выстроил и записал две стройных картины собственного прошлого, с которыми можно было работать и на основании которых можно было делать выводы.
Склонялся я к той версии событий, в которой Танатика была - хотя бы некоторое время - престижным местом работы. Не только потому, что это было лестно. Я не испытывал сложностей при чтении научной литературы - это можно было проверить непосредственно в поезде, благо, я взял с собой книги. Мой разум долго не уставал. Я мог припомнить многое из прочитанного и написанного, я прекрасно знал основные принципы научной работы, а после некоторого напряжения памяти даже смог продолжить статью, которую начинал писать для Танатики - ровно с того места, на котором прервался до того, как вся эта тема показалась мне бессмысленной и скучной. Мой разум определенно был хорошо тренирован, что абсолютно не совпадало с той версией событий, в которой я работал в Танатике, чтобы скоротать время.
Исходя из этого, Даниил Данковский был тем самым руководителем, который завоевал за эти годы мои искренние симпатии и восхищение, а Клара - если это в самом деле была та самая Клара - была свидетелем и участником всех войн, что коснулись нашей несчастной страны. Неудивительно, что её глаза не лучились радостью и свойственной юным девицам легкостью.
За несколько часов до нашего прибытия на конечную станцию маршрута я окончательно смирился со своей неспособностью осознать происходящее без допущения некоторых мистических нюансов. Поскольку поверить в них я не был готов, я решил закрыть глаза и поверить в Данковского - твердо решив по окончании всей этой истории потребовать у него максимально подробных объяснений.
Часом позже мы сошли с поезда.
Я предпочел бы делать это, как полагается: передать носильщику саквояж, сойти на перрон, выпить кофе. Хорошо, стоит смириться с неудобствами, просто сойти на перрон - уже было бы неплохо. Но поезд замедлял ход, входя в резкий поворот, Клара кивнула, и мы с Данковским открыли двери вагона. В лицо пахнул влажный степной воздух, нестерпимый запах какой-то травы, внезапно меня с головой затопил океан бесконечной, непреодолимой, смертельной паники.
Клара толкнула меня в плечо. Чтобы не упасть - я прыгнул.
Здравый смысл требовал объяснить, что я ударился головой и потерял сознание. Мы прыгали из вагона посреди болот, но я лежал на сухой траве, нагретой солнцем. Вторая ветка железной дороги уходила в ту сторону, где - я видел из окна - была только монотонная сырость и влажная дымка над землей.
Существо стояло рядом с дорогой.
Поначалу я решил, что это человек, обмотанный в тряпье и нацепивший странный головной убор, но существо повернулось ко мне, моргнуло - его глаза не были схожи с человеческими ни формой, ни расположением - ощерило в ухмылке огромный рот и что-то прорычало.
- Мы не понимаем, - ответила Клара. - Вспомни человеческую речь.
- Старшая ждет тебя, - хрипло, проскальзывая на букве “р”, но все-таки вполне разборчиво пробормотало оно. - Ты должна идти.
- Знаешь, а кажется, я по всему этому скучал, - сказал Данковский, обращаясь то ли к Кларе, то ли к безоблачному голубому небу. - Странно, правда?
Клара не ответила. Но когда мы пошли - вперед, вдоль путей - она взяла Данковского под руку. Я шел позади и мог прекрасно видеть, как сперва она колебалась, словно боясь быть отброшенной в сторону, а потом он помедлил пару мгновений, прежде чем расслабить плечи и заставить себя не бежать, подстраивая свои шаги к её.
Солнце палило вовсю.
***
Курган и человека на нем я увидел раньше, чем это было физиологически возможно. Знание прокатывалось по степи волнами, не знаю, как описать это корректнее: физически я находился достаточно далеко, чтобы видеть лишь тень от находящегося вдалеке холма. Но в то же время я видел, слышал и чувствовал человека, и животное, и что-то еще. На сотую долю секунды я словно был заворожен: размеренное глухое биение огромного сердца, неспешно выплескивающаяся на землю кровь, дрожащие от чудовищной, невыносимой нагрузки руки, широкие плечи, на которых пот мешался с землей и кровью. Человек и животное на кургане ждали нас. Должны были дожить до нашего возвращения.
Секунда прошла.
- Надежный добрый Бурах, - вздохнула Клара. - Он выиграл время. Как умел.
- Он умрет? - спросит Данковский.
- В мире, где моя сестра солгала - да, умрет. И она тоже.
В другом конце чего-то, что, видимо, было городом - и одновременно в совершенно другом мире - колдунья держала в ладонях хрустальную розу, подняв её над затянувшими эту землю болотами. Я снова видел ровную, спокойную дымку, отблески воды под мрачным небом. Женщина, которая была красива, как ночное небо, стояла посреди этой хмари, подняв руки над головой. Она погружалась все глубже, и кажется, еще могла бы спастись, но в её ладонях лежала, не тронутая гнилью и тьмой, хрустальная роза с острыми, как бритвы, шипами. Женщина знала, что стоит ей опустить хотя бы одну руку, роза упадет в грязь и погибнет. Они обе ждали нас, ждали нашего возвращения.
Жертвенная кровь с кургана заливала город справа, гнилая болотная жижа - слева, а мы шли по хорошей, надежной брусчатке мимо крепких, добротных зданий.
- Кажется, они научились сотрудничать, - невесело хмыкнул Данковский. - Лучше поздно, чем никогда.
- Категорически верное замечание, почтеннейший Бакалавр.
Человек сидел на ступенях лестницы, а лестница вела вверх и в никуда.
- Маэстро, - Данковский кивнул, мужчина кивнул в ответ, но вставать не стал. Кивнул на трость, прислоненную рядом к колонне.
- Нога расшалилась. Сырость. Поскрипываю, знаете ли.
- То есть на представление сегодня вечером можно не приходить?
- Тут ведь как, - мужчина хитро улыбнулся. - Может, и не приходить, потому что сцена сгнила, куклы утонули, а камень оброс мхом. Но это неприятно.
- Что она ляпнула? - спросила Клара резко. Может быть, даже излишне резко.
- Всемогущим чародейкам не положено влюбляться. Ну а если вдруг влюбилась - не грусти, что не взаимно, и не болтай вслух всякие глупости. Над чужими сердцами, знаешь ли, даже твои волшебные ручки не властны.
- Это не я, - ответила она как-то даже с упрямством. - Это она. Я не влюбилась.
Мужчина взглянул на нее с сомнением. Потом кивнул - с понимающей улыбкой, от которой даже мне захотелось его ударить.
- Иди, раз так. Разбитое сердце твоей сестры лежит в Неводе. А вы, Бакалавр, подождите.
Данковский хотел был что-то сказать, но Клара коснулась его плеча - и он промолчал.
- Я скоро приду, - кивнула она. Повернулась, пошла дальше по улице. Я увидел её тонкую фигурку за кованым забором. Открылась и закрылась дверь дома.
- И все? - внезапно для самого себя спросил я. - Мы здесь только чтобы её проводить?
Данковский молчал. Мужчина на лестнице - тоже.
- Зачем вы взяли меня с собой? - спросил я, чувствуя в своем голосе панику.
- Он не знает, - пожал плечами мужчина на лестнице. - Бакалавр Данковский никогда не пытался понять, как работают эти вещи.
- Так объясни ему, гений, - Данковский раздраженно пожал плечами.
От места, где мы стояли, я видел реку. Вода поднималась: медленно, тяжело, она была зеленая, тягучая и пахла глиной…
- Марк? - недоуменно протянул Данковский, а потом ужасно выругался и бросился бежать к тому дому, где скрылась Клара. Вода прибывала все быстрее и быстрее, и мне вдруг стало очень жалко ту красивую женщину с хрустальной розой.
- Вот, другое дело, - кивнул мужчина. - Помогите-ка мне подняться.
И я помог. Что мне оставалось?
***
- И все-таки зачем я был нужен?
Вставать не хотелось. Я помнил, как густые зеленые воды поглотили город, как они сомкнулись над крышей Невода, как их первые прикосновения коснулись хрустальных граней Многогранника.
Это была неправда.
Неправдой было все, что я знал. В моем дорожном саквояже лежали листы, исписанные историями двух моих жизней, и обе версии теперь не соответствовали действительности.
- Как же играть такую драму без зрителя? Кто же её запомнит?
Марк поднялся и начал спускаться вниз. Колено, очевидно, перестало его беспокоить, и забытая внизу трость не стала помехой.
Я лежал на верхней площадке Лестницы в небо. В Неводе - я знал это совершенно точно - Клара снова рыдала в плечо Данковского, одна Клара, впитавшая в себя две судьбы. В Горнах очнулась от своей тяжелой бесконечной медитации Алая Мария - я знал, что в её черных как смоль волосах с этого дня появятся седые пряди, но сила её не угаснет. На Кургане Раги, бессмысленно глядя в небо и просто пытаясь отдышаться, раскинулся Бурах, Старшина Боен. Боль в нем постепенно сменялась правильной, хорошей усталостью.
Было очевидно, что скоро волнения утихнут. Колдовство отступит, город вздохнет, мир выдохнет, и все станет по-прежнему. Нельзя было терять ни минуты. Благо, саквояж оказался совсем под рукой.
Я достал не глядя несколько листов бумаги и начал записывать на чистой их стороне свое новое прошлое.
@темы: G-PG, Мор (Утопия), мини, Secret Santa, джен
-
-
29.12.2015 в 00:04Обожеда
Идеально. И удивительно похоже на мой хрустальный хэдканон, которым я ни с кем не делюсь))
Спасибо, автор, вы чудо!
Что же она все-таки ляпнула такое?
-
-
29.12.2015 в 13:14С наступающими праздниками)
Ну что может наговорить очень молоденькая и очень влюбленная девушка, столкнувшись с невзаимностью...
Страшно подумать ><
-
-
08.01.2016 в 01:45и очень жаль, что так мало)Зачитался-
-
08.01.2016 в 18:16-
-
12.01.2016 в 20:02А в кого влюбилась Клара-2? Их надо обзывать как-то как в Понедельнике У-Клара и А-Клара ))...