Тексты с Фандомной Битвы

[Naians]

Название: Глиняное сердце и змеиный язык
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: миди, 4496 слов
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский/Артемий Бурах, фоновый Влад Ольгимский/Лара Равель
Категория: слэш, гет
Жанр: романс, ужасы
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Лару Равель напугало существо, пришедшее к ней из степи. Даниил Данковский и Артемий Бурах берутся с ним разобраться. А у самого Даниила есть ещё одна серьёзная проблема
Примечание/Предупреждения: 1) АУ к финалу, все живы, город и Многогранник целы; 2) возможен ООС; 3) постканон, Даниил Данковский остался жить в Городе


«Шабнак суть порождения земли, из неё слеплены, ею пропитаны, ею вскормлены. Из всех страшнейшая — глиняная людоедка, шабнак-адыр, чума во плоти и погибель всему живому. Меньших её сестёр и братьев, тварей, из степи приходящих, тоже именуют шабнаками, и у всех у них есть общее: грубы и просты они, недоделки, не освещённые искрой разума, что мать Бодхо дала своим детям, и у всех несмываем запах земли, из которой они пришли...»
Даниил закрыл книгу, зевнул и потянулся. Баур-Мегес — сборник степного фольклора, любезно одолженный Владом Ольгимским младшим (а теперь и единственным), был любопытным чтивом, но не слишком полезным для его целей. Не обнюхивать же ему всех подозрительных личностей?
А про уничтожение шабнаков были лишь туманные фразы: «помогут верному заговоры» и «степные песни крови рассеют колдовство». Право слово, дети из Многогранника — и те дали более практичные советы: «Что я сделаю, если шабнак придёт в мой дом? Рассыплю просо и уговорю собирать! Они же глупые, земля в башке! А пока шабнак этим займётся — сбегу».
Если бы кто-нибудь год назад сообщил бакалавру медицины Даниилу Данковскому, что он будет воспринимать всерьёз детские фантазии и степные суеверия, то он бы рассмеялся идиоту в лицо. Сейчас же с энтузиазмом включился в погоню за многочисленными чудесами Города-на-Горхоне: и теми, что скрывал Многогранник, и иными, приходящими из степи.
Конкретно это подкинула ему Лара Равель.
Утром он получил от неё записку, а придя в Приют, долго успокаивал трясущуюся от ужаса девушку. Если бы не это, Даниил решил бы, что Лара захотела над ним подшутить. История была нелепейшая: глубокой ночью кто-то постучал в двери Приюта с просьбой впустить. Вернее, не «кто-то», человек был конкретный, хорошо знакомый, но Лара отказалась назвать его имя. Этот «кто-то» не прекращая стучал и скрёбся в дверь — само по себе настораживающее поведение, но напугало её не это. Лара точно знала, что человека за дверью быть не могло, потому что он спал в её спальне. Она даже вернулась проверить — но он спал там, никуда не делся. И одновременно стучался в двери. Лара аккуратно выглянула в окно — он. Его внешность, его голос, но это был кто-то другой! Кто-то натянул его лицо и пришёл к ней ночью, притворяясь им. И, впервые за долгое время, Лара не открыла двери Приюта страждущему, а просто просидела на постели, трясясь от страха. Оно стучало и звало её до утра — даже странно, что никто не проснулся, — а с рассветом исчезло. Когда же она решилась выглянуть, то обнаружила порог, густо засыпанный землёй.
— Почему же ты не разбудила своего кавалера? — уточнил тогда Даниил.
— Я боялась за него, — помотала головой Лара. — Боялась, что он откроет дверь и ринется за порог, ловить эту степную тварь. Он слишком легко увлекается...
Она осеклась.
— Прошу, помоги мне. Сделай так, чтобы это существо больше не приходило. Я отблагодарю.
— Хорошо. Сделаю, что смогу.
А ведь год назад он бы дал ей успокоительные и списал всё на слишком богатое воображение. Ведь так и должны помогать нормальные врачи своим пациенткам — лечить, а не ловить порождения их бредовых фантазий?
Не в этом городе. Не теперь, когда ему приоткрылась завеса неведомого.
Старания Лары скрыть имя своего кавалера были трогательны, но бесполезны, особенно учитывая, что сам он прятаться не намеревался и пригласил Даниила в Сгусток.
— Это был шабнак, — уверенно заявил Влад Ольгимский. — В Баур-Мегес сказано, что иные из них способны принимать человеческий облик. Ох, если бы Лара только разбудила меня!
Он выглядел весьма встревоженным.
— Я выставлю охрану у Приюта, но сомневаюсь, что это поможет — духов обычными средствами не отогнать. Надо сделать пару амулетов... так или иначе, я тоже заинтересован в том, чтобы эта тварь не возвращалась. Уничтожьте её и получите три тысячи, Данковский. Но если вам вдруг удастся захватить её живьём... я заплачу больше.
Глаза у Влада заблестели. Даниил понимающе кивнул. Лара, несомненно, была права, предугадывая его поведение: утописты любят чудеса, даже страшные. Пожалуй, и сам Даниил не отказался бы покопаться в этом создании, если оно, конечно, существовало.
— Я ведь не единственный, кто будет его искать?
— Я заплачу тому, кто справится. Но если хотите объединить усилия — дело ваше. Пожалуй, это повысило бы вероятность успеха: я уже имел возможность убедиться в плодотворности вашего союза.
И они с Артемием Бурахом взялись искать шабнака вместе.
По телу прокатилась волна тепла. Одно воспоминание об Артемии вызывало немедленный отклик: от участившегося пульса до дрожи в пальцах.
Даниил сцепил их в замок.
Плохо. Плохо, плохо, очень плохо. Только этого ему не хватало. Такого неудачного объекта... увлечения у него не было лет с восемнадцати, когда он болезненно-страстно влюбился в преподавателя по риторике. Тогда он думал, что хуже и быть не могло.
Оказывается, могло. Он не подозревал, что влюбится... будем честны хотя бы сами с собой, бакалавр Данковский, такое состояние человека называется влюблённостью... в коллегу со специфическим степным воспитанием и мировоззрением, способного с лёгкостью сломать ему шею, а потом хладнокровно распотрошить труп и прикопать его в степи. И всё, никто не найдёт даже. А ведь в его примитивной культуре отношение к подобным извращениям должно быть очень жёстким, не так ли?
Даниил тихо хмыкнул. Не расхолаживало ни капли. Только ещё больше хотелось заполучить Артемия Бураха в любовники, и плевать на последствия.
Вот, кстати, о последствиях — одно неудачное признание, и он потеряет бесценного союзника, крайне необходимого ему для взаимодействия с Укладом и мёртвыми телами. Да и с будущими мёртвыми телами, если уж на то пошло. Да, эпидемия схлынула, в жёстких решениях больше не было нужды, но это не отменяло того, что они с Артемием ещё и сообщники и замараны кровью в равной мере, и неважно, кто её пускал, а кто просил об этом.
Вера.
Он мотнул головой.
Необходимая жертва. И хватит об этом.
Артемий. Нет, терять его нельзя ни в коем случае. Вот если бы узнать, как он относится к коротким любовным связям с мужчинами? Могло ли случиться так, что у него тоже была бурная студенческая юность с разного рода экспериментами? Тогда они могли бы поразвлечься разок, спустить пар и пойти дальше — исключительно как друзья и союзники.
Проклятье! Да с какой стати? О чём он только думает? Нереально! К Андрею, что ли, в кабак сходить? Скупить всех его девок, напиться, устроить оргию... Артемия пригласить, хоть посмотреть, как он будет их трахать или трахнуть одну вдвоём — это относительно нормально для друзей, это поможет, и всё наваждение сгинет, вернув ему разум и оставив единственную страсть: к науке и чудесам.
Ещё можно выпить брому.
Даниил усмехнулся. Самое разумное решение. Им ещё шабнака ловить, голова должна быть ясной. Но легко сказать: «ловить»! Где это существо найти? Вездесущие детишки, охотно делящиеся с ним слухами и сплетнями, ничего про него не знали. Можно было бы устроить засаду у дома Лары, но Артемий идею забраковал:
— Она его не пустила. Он к ней больше не придет.
— Думаешь?
— Непохоже, чтобы он увязался за ней из степи, я расспросил её об этом. Ничего подозрительного в последние дни с ней не случалось, значит, она — случайная жертва. В любом случае, охрана Ольгимского нас предупредит. Я пойду к Оспине — она может дать хороший совет.
— А я покопаюсь в Баур-Мегес. Приходи вечером, составим план действий.
— Договорились, ойнон.
Их совместная работа действительно была «плодотворной», как выразился Влад. Да и другом Артемий Бурах был замечательным. Терять всё из-за простой физиологии и шалящих в организме гормонов — это ли не глупость?
Из приоткрытого окна повеяло тёплым ветерком и запахом твири — стоял тёплый август, и она ещё цвела умеренно, не вызывая мигреней и помутнения сознания. Стрёкот цикад стоял просто оглушительный. Где-то вдали залаяла собака. В дверь Омута постучали: шумно, размашисто и очень знакомо.
— Ойнон, это я, Артемий! Впустишь?
— Открыто, я тебя ждал. И закрой за собой дверь.
Артемий вошёл, пробухал тяжело по лестнице и поднялся на второй этаж. Даниил встал, приветствуя его.
— Кофе будешь? У меня ещё чай есть.
— Не надо, — отмахнулся тот. — Я рад тебя видеть, ойнон.
Глаза у него довольно блестели, а улыбка, казалось, вот-вот вырвется за границы лица. Даниил вопросительно приподнял брови:
— Узнал, что хотел?
— Да.
— Рассказывай.
— Потом. Вначале — то, что важнее.
— И что же это?
Артемий подошёл к нему, жадно вглядываясь в его лицо.
— Ойнон. Даниил. Я должен спросить тебя.
Даниилу стоило больших трудов сохранить вежливо-недоумённое выражение. В горле пересохло. Голос Артемия, его взгляд, то, как он нервно облизывал губы — Даниил видел такое, и не раз. Неужели...
— Я должен знать, — просто спросил тот, — ты любишь меня?
А что если это просто шутка? Проиграл пари?
— Я не понимаю, с чего вдруг такие речи?
— Ответь мне.
— Если как друг, то...
— Нет. Иначе.
Повисла пауза. Даниил молчал, раздумывая. Сказать правду? А ведь он, похоже, уже знает, иначе с чего бы так светился? Но откуда, если сам Даниил Данковский никому бы не признался в подобном? Кто мог ему сказать?
Хозяйки. Чёрт.
— Капелла просветила? — хмыкнул он. — Или Ласка? И что теперь?
— Я бы не пришёл, если бы ты меня не любил. Просто скажи это.
А гори оно всё синим пламенем! Ну не убьёт же он его, в самом деле? А с набитой физиономией и разбитым сердцем можно жить. И перегореть будет проще. Хотя, судя по поведению собеседника, бить его не будут. Такая настойчивость, такие горящие восторгом глаза — похоже, в этот раз ему повезло.
Даниил облизнулся.
— Да. Я люблю тебя.
Стрёкот цикад за окном резко оборвался. Артемий просиял и протянул к нему руки:
— Как хорошо. Я тоже люблю тебя, мой Даниил. Можно тебя обнять?
— Можно, — улыбнулся тот, — и не только обнять.
Сердце колотилось как бешеное. Насколько же всё оказалось просто! А он страдал, как последний болван. Объятия оказались жаркими, а вот сам Артемий — прохладным. Замёрз, что ли?
— Похоже, кому-то надо согреться, — заметил он, — я знаю отличный способ. Закрой глаза.
Артемий подчинился, и Даниил с наслаждением впился в его губы.
Они были чуть тёплые. В нос ударил запах мокрой земли. Даниил отшатнулся, вернее, попытался это сделать, потому что Артемий так и не разжал рук. Так и стоял с закрытыми глазами и блаженным лицом. Даниил сжал его пальцы и попытался отцепить от себя. Бесполезно. Зато он заметил, что с пальцами тоже было что-то не так.
— Отпусти меня.
Тот подчинился и открыл глаза.
— Как хорошо. Я так счастлив, ойнон. Наконец-то меня любят.
Руки его выглядели странно. Когда Даниил понял в чём дело, то аккуратно отпустил их и отступил на шаг назад. Желудок скрутило, но он заставил себя сохранять спокойствие.
Главное — не спугнуть.
— Что-то не так?
— Да. Посчитай свои пальцы вслух, пожалуйста.
— Раз. Два. Три...
Даниил подошёл к столу и подтянул к себе саквояж, краем глаза наблюдая за гостем. Открыл. Вынул револьвер и выстрелил.
—...шесть, семь, восемь...
Пуля в сердце. Вторая. Третья. Четвёртая — в горло, пятая тоже. Шестая — в голову.
—...десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Зачем ты стреляешь в меня, ойнон?
Из раны на лбу шабнака полезла грязь, и он стёр её тыльной стороной ладони. Посмотрел недоумённо и даже расстроенно.
— Я чем-то не угодил тебе?
— Ты не Артемий, — глухо ответил Даниил, отступая, — и мы оба это знаем. Почему не атакуешь? Чего ждёшь?
Под ногами хрустела земля.
— Твоей любви, ойнон. Мне больше ничего не нужно.
— Ты украл чужое признание, как и лицо. Я люблю настоящего Артемия.
— Я — Артемий. И я люблю тебя.
«Что я сделаю, если шабнак придёт в мой дом? Рассыплю просо и уговорю собирать! Они же глупые, земля в башке! А пока шабнак этим займётся — сбегу».
Даниил растянул губы в холодной улыбке.
— Тогда сделай для меня кое-что. Видишь эти таблетки? Сосчитай их для меня.
Шабнак взял пузырёк и тупо на него уставился. Затем поднял виноватый взгляд на Даниила.
— Я не могу.
— Почему?
— Я не вижу их все. Давай я лучше обниму тебя.
— Нет! Дай сюда. А так сможешь посчитать?
Он открыл пузырёк и высыпал таблетки на пол. Шабнак тут же сел на корточки и принялся считать вслух:
— Одна, две, три...
Даниил схватил ключ и торопливо выскочил за дверь. Запер её и выдохнул.
— Интересно, сколько Ольгимский выложит за тварь? Что-то мне расхотелось самому в ней ковыряться.
Он ведь её целовал. Даниил поморщился. Нет, ну каким слепцом нужно быть, чтобы не отличить шабнака от человека? Лара Равель сумела, а он, хитроумный бакалавр, развесил уши и слушал признания в любви, как лопух деревенский. Позорище. Так, ладно, это потом. Сейчас важнее понять, как от шабнака избавиться. Пули его, значит, не берут, что логично, земляная кукла же. Степных песен Даниил не знал, да и сомневался, что в его устах они помогут. Тогда как? Как уничтожают землю?
Даниил потёр озябшие руки и тихо выругался. А никак. Нужно дождаться Артемия — в одиночку со степным духом ему не справиться. И оставить себе путь к отступлению — на всякий случай. Он быстро спустился и попытался открыть входную дверь. Та не поддавалась: холодная, как лёд, ручка не опускалась, словно он пытался сдвинуть камень, веками лежавший на своём месте. Ключ в замке не поворачивался.
Он похолодел. Снова потёр руки — в доме почему-то заметно понизилась температура. Было тихо, как в могиле, уличные звуки полностью исчезли. Он ударил в дверь ногой, затем плечом. То же самое — не теплое, прогретое августовским солнцем дерево, а ледяной камень. Он попросил шабнака закрыть за собой дверь, и тот закрыл. Теперь они заперты оба.
Окно!
Окна, распахнутые им по летнему времени, были закрыты и ощущались такими же холодными и твердокаменными, как дверь. Даниил проверил все, что располагались на первом этаже, и убедился, что картина везде одинакова. Шабнак позаботился о том, чтобы им никто не помешал.
Сверху грохнуло — «Вот вы самоуверенный идиот, бакалавр Данковский, — сообразил Даниил, — если он притворяется Артемием, то выбить дверь для него не будет проблемой!» — и по лестнице затопали шаги.
— Я досчитал. Сто восемьдесят. Ты доволен мною?
— Да, — как можно спокойнее ответил он, — а теперь открой дверь.
Шабнак помрачнел.
— Нет.
— Почему?
— Нет. Ойнон, ты меня любишь?
— Конечно, — ответил тот, оттягивая момент прямого столкновения.
— Хорошо, — шабнак расслабился, — значит, нам с тобой никто не нужен. Поцелуй меня.
Даниила передёрнуло. Шабнак снова напрягся.
— Я делаю что-то не так? Ведь возлюбленные всегда целуют, обнимают, ласкают друг друга... мы займёмся любовью, ойнон?
Он приблизился, и в нос Даниилу снова ударила вонь земли. В горле встал склизкий комок, и он с трудом его проглотил.
Думай. Думай же, бакалавр Данковский! От твоих мозгов сейчас зависит твоя жизнь. Это существо — всего лишь куча грязи и степного колдовства, она глупа, хоть и сильна, используй своё преимущество перед ней! Хочет любви? Готов её добиваться? Хорошо, не будем спорить.
— Не торопись так, — выставил он руки вперёд. — Мы можем заняться чем-то более интересным.
— Чем?
— Например... посчитай чешуйки на моём плаще.
Он сорвал с вешалки и кинул шабнаку плащ. Тот поймал, но посмотрел нахмурившись.
— Ты сказал «мы займёмся интересным». Но ты не считаешь со мной.
— Правильно. Ты будешь считать, а я пока поставлю чайник. Холодно тут.
Шабнак подался к нему.
— Я тебя согрею! Как ты меня.
— Нет, — отрезал Даниил. — Считай, я сказал! Или я не буду тебя любить.
Он едва слышно выдохнул, когда шабнак принялся считать.
Огонь на плите, к счастью, зажёгся. Даниил протянул к нему руки. Надо было надеть плащ, а для счёта отдать что-нибудь ещё. Хотя какая разница? Если он не сообразит, как убить шабнака, то смерть от холода ему не грозит. Ничего, пока он может занимать тварь — он в относительной безопасности. Надо изучить Баур-Мегес до конца, может, там найдётся подсказка по уничтожению?
Он вышел из кухни, прошёл мимо вскинувшегося шабнака, одобрительно кивнул ему и поднялся в свою спальню. Замер на пороге и сжал зубы. Этого только не хватало!
Пол в комнате весь скрылся под слоем земли. Ножки стола утопали в ней сантиметров на пять. Даниил забрал сборник и спустился обратно, внимательно глядя под ноги. Земля была везде, кроме кухни, где шабнак ещё не бывал. Монотонный счёт из коридора не прекращался ни на секунду. Даниил поёжился и, не выключая плиты, снял с неё закипевший чайник. Наполнил чашку.
У него ещё есть время. Даже немало. Успеет что-нибудь придумать, прежде чем Омут завалит.
Он не запомнил, сколько просидел на кухне, пытаясь найти выход. Выпил весь чайник, вскипятил новый. Прочёл сборник степного фольклора до конца и начал с начала. Устало потёр виски — их заломило. Страх отступил, сменившись странной апатией. На кухне было тепло и тихо.
Слишком тихо.
— Ойнон, я посчитал. Там десять раз по тысяче тысяч.
Даниил вздрогнул и вскочил на ноги. Слишком поздно: шабнак подошёл и обнял его со спины — всё ещё прохладный и пахнущий мокрой землёй. Проклятье, как можно было потерять бдительность наедине с этой тварью?! Обнял, не отпускает, и пальцев у него слишком много — какая мелочь, но как же от неё выворачивает! Омерзительно. И как долго это существо намерено выполнять его желания, прежде чем сожрать?
Сожрать. Именно сожрать, не будет же оно на самом деле...
Рука «Артемия» погладила его по груди.
— Я люблю тебя, ойнон. А ты любишь меня?
— Безусловно.
— Как хорошо. Мне становится теплее с каждым мигом рядом с тобой. Кровь горячеет, и дыхание тоже — чувствуешь?
От его выдоха в шею Даниила продрал мороз по коже. А ведь и правда — теплеет... и вонь земли утихает. Или он просто принюхался?
— Да.
— Можно, я поцелую тебя?
— Нет. У меня другая идея. Отпусти меня.
— А когда мы будем ласкать друг друга?
— Когда ты докажешь, что достоин этого.
— Что мне сделать для тебя, мой Даниил?
Мой Даниил. А ведь от настоящего Артемия он никогда не услышит этих слов, да ещё и сказанных таким соблазняющим тоном. Но настоящий Артемий зато был человеком, а не мерзкой тварью. От его прикосновений не хотелось содрать с себя верхний слой кожи.
Шабнак разжал руки, и Даниил торопливо отступил. Мелькнула нелепая мысль, что будь настоящий Артемий столь же послушным, это бы решило все проблемы. Разве не этого он всегда хотел, плетя паутину услуг и одолжений, применяя всё своё обаяние и заставляя Артемия верить, что они — друзья? Разве не было всё это ложью с самого начала? Бакалавру Данковскому нужен был полезный и управляемый союзник, чтобы доставал зараженные образцы и вырезал чужие сердца за него. Даниилу требовался послушный любовник. Не потому ли степной дух ведёт себя так покорно, изображая его? В отличие от настоящего Артемия, всё чаще пресекающего его манипуляции и с удивительной флегматичностью отказывающегося в них участвовать. Что же, глупцом он никогда не был, но Даниил на его месте давно бы в порошок стёр любого, кто попытался бы им управлять. Сожрал бы с потрохами.
А этот степной Потрошитель вёл себя так, словно все усилия Даниила не могли причинить ему ни малейшего вреда.
«Нет, ойнон, я не буду этого делать. Мне не нравится эта новая лукавая складка в уголках твоих губ».
Чтоб его! А какой был послушный и наивный поначалу! При всех его жутковатых талантах и угрожающей внешности, управлять им было не сложнее, чем любым из студентов-медиков на открытом семинаре. И восхищение бакалавром Данковским в его глазах было таким же.
Не в эту ли мнимую покорность Даниил на самом деле был влюблён?
Что хотел, то и получил.
Даниил помотал головой, прогоняя накатившую дурноту. Душно-то как... голова не соображает. О чём он вообще думает, стоя в двух шагах от твари, пришедшей его убить? О том, что Артемий не заслуживает такой «любви»? О том, что он, Даниил Данковский, гнусный манипулятор и не достоин любви никакой?
— Открой окно.
— Нет.
— Я сказал — открой окно! Мне плохо.
— Потерпи, ойнон. Скоро наш дом станет уютным.
Даниил хлестнул себя по щеке, ловя уплывающее сознание. Это немного помогло, и он наконец понял, что происходит. Шабнак запечатал Омут, как склеп, герметично, и воздух в него перестал поступать. Вытяжка, похоже, тоже заблокирована — Даниил надышался угарного газа и «поплыл». И, учитывая обстоятельства, кислорода у него осталось немного.
Нужно выйти в коридор.
Шабнак стоял рядом, послушный и невозмутимый, и не сводил с Даниила жадного, ожидающего взгляда. Ждал, когда его допустят к телу.
И до чёртиков напоминал Артемия, тварь.
Мерзость.
Даниил погасил плиту, взял коробок спичек и рассыпал их по всей комнате.
— Сосчитай. И собери в коробок.
Взгляд шабнака стал столь знакомо укоризненным, что одурманенному Даниилу на секунду подумалось, что он спятил. Это же и есть Артемий! Сейчас он покрутит пальцем у виска и скажет, что кто-то совсем сдурел, а затем рассмеётся со словами: «Испугался, ойнон? Да ладно, ладно, это просто шутка была, а ты поверил. Я хотел проверить, справишься ли ты с шабнаком сам».
Даниил отвесил себе ещё одну пощечину. Посильнее.
Нет здесь Артемия. Нет.
Шабнак покорно сел на пол и принялся считать вслух, собирая спички:
— Одна. Две. Три...
Даниил смотрел на него.
След от пули в его лбу почти рассосался. Но пальцев на руках всё ещё было тринадцать. Шесть на правой, семь на левой.
Он выполз в коридор и уселся напротив двери, на лестнице. Интересно, что произойдет быстрее — кончится воздух или Омут наполнится землёй доверху? Так или иначе, его ждёт весьма неприятная смерть. Он всегда думал, что будет сопротивляться ей до последнего, вырывать жизнь зубами, торговаться за каждую минуту, рисковать, но это-то сейчас лишь ускорит неизбежный финал. Сидеть и не двигаться — это единственная разумная стратегия в его ситуации. А ещё дышать не слишком глубоко — воздуха-то не прибавляется, а сколько угарного газа здесь успело скопиться, пока он не выключил плиту? Судя по симптомам — немало.
Интересно, а что будет с шабнаком? Угомонится ли он, заполучив труп «любимого», или пойдёт искать следующего?
— Я знал, что это может закончиться плохо, — устало пробормотал Даниил, — но не думал, что настолько. Так. Если я сейчас выберусь отсюда, то я никогда даже не намекну Артемию на свою дурость. Ни-ко-гда. Ну, а если не выберусь... то хотя бы умру с достоинством. Или лучше с огоньком?
А ведь можно наполнить кухню газом ещё больше и просто чиркнуть спичкой. Уничтожат ли взрыв и последующий пожар шабнака? Вероятность есть.
Всё веселее, чем тихо задохнуться.
Утописты должны умирать ярко.
Даниил улыбнулся и поднялся на ноги.
Он заполыхает, как его «Танатика». Запомнят надолго.
Будто в ответ на это обещание дом содрогнулся, а из-за двери вновь пробились звуки — глухое пение и хлопки в ладоши. Знакомый голос, Даниил узнал его и через дверь, облегчённо выдохнул и поспешил подойти:
— Артемий, заканчивай петь! Вышиби дверь, или я тут сдохну!
— Не могу! Колдовство шабнака слишком сильно, как будто один столичный идиот дал ему над собой власть! Что ты сделал — признался ему в любви, что ли?!
Даниил зарычал и попытался выбить дверь сам. Снова неудачно, разумеется.
— Как его убить?!
— Ты должен...
Голос Артемия оборвался, как выключенный.
— Что? Я не услышал, Артемий, повтори!
— Пятьдесят две спички. Я здесь, ойнон, за твоей спиной. И я умру вместе с тобой — если ты меня отвергнешь. Теперь мы займёмся любовью, как ты обещал?
Даниил медленно обернулся.
— Нет.
— Почему? Что мне сделать, чтобы ты меня полюбил?
«Так он становился сильнее от моих признаний? А в обратную сторону это сработает?»
— Ничего. Ты ничего не сможешь для этого сделать. Ты мне просто не нужен.
— Уже поздно. Мы теперь вместе, ойнон. Я не выпущу тебя. Ты любишь меня?
Всепоглощающая жажда любви и власти. Как знакомо. Даниил зло усмехнулся.
— Нет. И никогда не любил. Катись к чёрту, недоделка.
Шабнак взвыл и шагнул к нему уже явно не для объятий. Даниил уклонился, пнул его ногой в живот и отшатнулся. Судорожно закашлялся, голову заломило. А затем его схватили и сжали так, что рёбра затрещали.
— Ты должен любить меня! Должен! Ты сказал, что любишь меня!
Дом вновь содрогнулся, дверь слетела с петель, и в Омут ворвался настоящий Артемий — всклокоченный, с окровавленными руками и дробовиком в них. Он на секунду замешкался, разглядывая шабнака, но стрелять ему не пришлось — степной дух рассыпался землёй, едва встретившись с ним взглядом.
— Ты вовремя, — выдохнул Даниил, стряхивая с себя останки, и поспешил выйти на воздух.

***

Выгребать землю Даниил не стал, мысленно сделав пометку на завтра нанять для Айян пару помощниц и заплатить за уборку не скупясь. Останки шабнака намертво перемешались с землёй — не разберёшь, где что, да и не очень-то тянуло разбираться. Артемий поковырялся и заявил, что тот не воскреснет и можно идти за честно заработанной наградой. Они вдвоём расположились на кухне, вновь ставшей уютной и безопасной. Обработали порезы на тыльной стороне ладоней Артемия — аккуратные, хирургически точные — залюбуешься.
Твирин, принесённый им, тоже был хорош. Даниил тянул его мелкими глотками, полуприкрыв глаза и дыша полной грудью. Артемий отпил немного и больше не прикасался, внимательно разглядывая Даниила. Тот так и не сел за стол, а стоял, упираясь спиной в кухонные полки.
— И что рассказала Оспина?
— Что из степи пришел огдэй — дурно умерший человек. Она его почуяла и даже увидела. Узнала, хоть он теперь и шабнак.
— И как появляются такие существа? — с любопытством спросил Даниил, игнорируя его пристальный взгляд.
Захочет спросить — спросит. А оправдываться бакалавр Данковский ни перед кем не намерен.
— Этот был одонгом и полюбил горожанку. Она его — нет. Тогда он отнёс её в степь, вырыл в земле глубокую нору, подпер верх и затащил «возлюбленную» туда. Может, спросил ещё раз, станет ли его женой. А мог и не спрашивать, просто сразу снёс опоры. Её перезахоронили, а его так в той норе и оставили. Степь не приняла убийцу: перелепила, исказила и выплюнула, изгнав в Город.
— Так просто? То есть любой злодей, похороненный в степи, станет шабнаком?
— Не любой.
— Какой же?
— Степь решит. Не ищи системы, учёный.
Даниил хмыкнул, но ничего не сказал.
— Дом распечатал ритуалами на крови? Расскажи поподробнее.
— У тебя так не получится, ойнон. Это — способ для ведающих Линии.
— Да, я заметил. Ты вообще уникальный, Артемий, и совершил впечатляющее чудо — испепелил шабнака взглядом. Не видел бы своими глазами — не поверил бы. Интересно, коллега Исидор тоже так мог?
Артемий неловко провёл ладонью по волосам. Он выглядел смущённым.
— Да нет, это потому что он мной притворялся. Степные недоделки всегда слабее того, кем притворяются, и не способны пережить столкновение с ним.
— Ясно.
Повисла пауза. Цикады за окном пели хором. Даниил запрокинул голову и потряс стакан, выливая на язык последние капли твирина.
Артемий молча смотрел на него.
Даниил взял бутыль, наполнил свой стакан. Хотел налить и Артемию, но тот покачал головой. Кашлянул.
— Ойнон.
— Ты будто и не медик. Мы в университете пили так, что печень отваливалась.
— Я не хочу. Ойнон, послушай...
— Спасибо, что спас. Я твой должник.
Артемий нетерпеливо кивнул. Судя по упрямому взгляду, сбить его с темы не представлялось возможным. Рассерженным он, впрочем, не выглядел. Только смущённым.
— Этот шабнак пришёл к тебе в моём облике.
— Да, — слегка насмешливо посмотрел на него Даниил.
Ну, давай. Попробуй сказать.
— Это значит, что ты меня любишь? — негромко уточнил тот.
— Это значит, что я не люблю никого, и ему пришлось принять облик моего лучшего друга.
— Нет, ойнон. Тогда он просто не пришёл бы в твой дом, ведь в городе полно действительно влюблённых, как та же Лара.
Логично. Даниил поморщился и уткнулся в стакан. Секунду спустя его аккуратно у него забрали и поставили на стол. Артемий встал вплотную: спокойный, основательный, высоченный. Породила же мать-природа такое вот...
— Давай забудем об этом разговоре.
— Удивительно мне, что такой смелый человек, как ты, Бакалавр, трусит сказать несколько слов.
— Я сегодня уже один раз признавался в этом. Ничего хорошего не вышло.
Артемий помрачнел, потом мотнул головой, как бык, отгоняющий слепня.
— Но я-то — не шабнак! Хочешь, ещё раз кровь пущу, чтобы убедился?
— Не хочу.
— Тогда скажи.
— А тебе надо обязательно это услышать, чтобы иметь повод набить мне физиономию? — едко уточнил Даниил. — Хорошо же. Артемий, я вас люблю. Не как друга. Но это исключительно мои проблемы, и они никак не повлияют на нашу совместную работу на благо этого города. На нашу дружбу, надеюсь, не повлияют тоже.
— Повлияют.
Артемий взял его за плечи, заставляя смотреть себе в глаза, и вжал его в кухонный стол. Прижался всем телом, и Даниила обдало жаром. Горячий. Какой же он горячий... И руки горячие, и шёпот лихорадочный, и глаза горят, как у больного.
— Ты ведь знал, да? Колдун столичный... бакалавр... заворожил, привязал, с рук есть заставил! А потом и одурманил. Да только и сам попался, да?
Они оба больны?
Даниил расплылся в торжествующей улыбке и обнял его.
— Да. А как на это отреагирует Уклад?
— Укладу об этом знать не нужно. Это будет не первая наша с тобой тайна.
— И что, Линии не подсказывают тебе, что это дурная идея?
— Какой ты всё-таки змей, ойнон! Хитрый, скользкий и с раздвоенным языком. Ничего. Я тебя и такого люблю.
И не давая Даниилу что-либо ещё возразить, Артемий заставил его замолчать.

@темы: слэш, G-PG, Мор (Утопия), миди, фанфик

Comments

[yisandra]

прекрасный текст

[Naians]

yisandra,
Спасибо.

[Massacren]

Текст запал в душу еще на ФБ, хорошо, что теперь можно передать все мои восхищения вам лично

[Naians]

Runasura,
Спасибо большое! Очень приятно слышать.