
Фандом: Мор (Утопия)
Пейринг/Персонажи: Ласка/Александр Сабуров, Александр Сабуров/Катерина Сабурова
Размер: мини, 1957 слов
Категория: гет
Жанр: драма, мистика
Рейтинг: PG-13
Задание: Omnia mutantur, nihil interit (все меняется, но ничто не исчезает навсегда)
Краткое содержание: Александр Сабуров – вдовец, и все, что ему осталось, это навещать могилу жены и, иногда, приглядывать за сиротой, живущей на кладбище.
Предупреждения/Примечания: Постканон, финал термитов.
читать дальшеКатерина скончалась весной.
Александр был готов к этому, но боль от потери жены все равно вгрызлась в нутро крысиными зубами. Вроде и можно терпеть, а жить с ней постоянно − невыносимо. Особенно глядя на то, как расцветает город в ладонях маленькой Хозяйки Капеллы. Город, который был обречен Законом на гибель. Но эпидемия схлынула, поезда привозили новые товары, дети выдумывали игры вне срубленного Многогранника, а вестница-Клара растворилась, будто ее и не было. Молодые да резвые делили власть в городе, оттесняя бывшего коменданта Сабурова, даже не принимая его в расчет в своих интригах. Проклятый мясник, сын Бураха, прибрал к рукам Уклад, но и горожане расступались перед ним с почтением. Выжил, не ответил за свои грехи. Иногда, встречаясь с ним на улице, Александр вспыхивал и думал, что можно было ещё побороться. И с ним, и с этими сопляками, вышвырнувшими его на обочину, как какую-то рухлядь. Но это желание быстро проходило. Зачем? Не будет у него больше власти, опора ее − в могиле. И сердце его там же, все забрала с собой Катерина, оставив ему пустой дом и пустую жизнь.
Александр приходил на кладбище каждый день. Клал цветы − белые нарциссы, ее любимые. Оставлял молоко. Подолгу стоял над могилой, будто нес стражу. И иногда замечал среди могил худую, бледную девочку − дочку кладбищенского смотрителя. Однажды она заговорила с ним:
− Хорошо, когда мертвых помнят. Забытые всегда беспокойны.
Александр не знал, что ответить на это. У девочки (Ласка, так ее, вроде, звали) была репутация странной особы, но отзывались о ней горожане с теплотой и благодарностью. За кладбищем она смотрела не в пример лучше своего пьянчуги-отца.
− Спасибо, что содержишь здесь все в порядке, − наконец нашел приемлемый ответ он.
Ласка смотрела мимо него, на могилу Катерины.
− За госпожу можно не волноваться. Я не дам ни одной крысе зайти за ограду.
− Что?
Ласка не ответила, повернулась и ушла в сторожку. Александр нахмурился. У блаженной явно не все дома. Помнится, Катерина присматривала за сироткой: приносила ей еду, навещала, какие-то гадания у них там были. А теперь кто этим занимается? И как только зиму пережила? Это мертвым хорошо, а живым нужно выживать.
Весна в городе была холодной и снежной, Ласка же щеголяла в тощей куртешке и прохудившихся башмаках. Александр принес ей теплый плащ и обувь Катерины. К вещам он привязанности не имел и не сомневался, что жена не возражала бы.
Ласка смотрела на подношение в растерянности.
− Зачем? Мертвым не холодно.
− Это не мертвым. Это тебе.
− Мне не нужно.
Александр хмыкнул и оглядел ее. Тощая, бледная до прозрачности, ломкая, как хворостина. Не нужно, как же.
− Надень, − приказал он, − мне лучше знать. У тебя должны быть теплые вещи, еда, одеяло. И хорошо бы − нормальный дом. В городе полно пустых, я выпишу тебе разрешение занять любой.
Ласка вдруг улыбнулась. Александр вздрогнул: глаза на худом лице стали огромными, мутными, пустыми, будто две разрытые могилы. Такими они были у Катерины за несколько минут до смерти.
− Мой дом здесь. Тебе нужна моя забота?
− Пока нет. А вот тебе моя пригодится.
Ласка снова замерла, как моль, влипшая в янтарь. Затем протянула ручки-палочки и забрала у него вещи. На щеках вспыхнули яркие пятна.
− Тогда я возьму.
В следующий раз он застал Ласку сидящей на корточках у могилы Катерины. Она внимательно прислушивалась к чему-то, затем заговорила сама:
− Да, правильно, госпожа моя. Капелла тоже говорила, что у Хозяйки должен быть Хозяин, без этого ничего не выйдет. Но кто согласится жить со мной на кладбище? Спичка? Ноткин? Они слишком живые, им тут будет плохо.
Александр застыл истуканом, не зная, как на это реагировать. В городе болтали, что Ласка − будущая Хозяйка, что Капелла привечает ее, но Александр считал это вздором. Хозяйки предсказывают будущее и меняют настоящее, ведут за собой горожан, как святые − паломников. Хозяйки властвуют над чужой волей и окружены почитателями. И ничего из этого не относится к маленькой безумице, царящей среди могил. Уж кому как не ему знать, как ведет себя настоящая Хозяйка.
Но ведь именно с такой она сейчас говорит.
− Нет, нет, не могу я уйти, − тягуче возразила мертвой Катерине Ласка, − здесь мои приближенные, здесь мой дом. Что? Да, конечно, передам.
Она поднялась и развернулась к Александру.
− Госпожа просила, чтобы и другие ее вещи сиротам раздали. Чтобы и у них было тепло и поддержка.
Александр сглотнул. Дурость, безумие, но все же…вдруг девочка и правда может слышать мертвых?
− Сделаю. Скажи, а ей… ничего больше не надо?
− Ничего. У нее все есть. Забота, покой и тот, кто ее помнит.
И тут Ласка зашлась кашлем. Александр мысленно выругался, потрогал ее лоб и увел в сторожку. Послал ближайшего патрульного за врачом − тот обидно заколебался прежде чем подчиниться, но Александр рявкнул, что сгноит, чем придал ему прыти. Совсем распустились. У Ласки началась лихорадка. Забрать ее с кладбища Ласка категорически запрещала, так что Александр на несколько дней переселился в сторожку. Поил ее лекарством и горячим питьем, кормил с ложки, выхаживал. За руку держал, когда она того просила. А то ведь умрет в одиночестве, никто так и не узнает. И не поможет. А он хоть на что-то сгодится, рухлядь старая. А ведь была бы у него дочка, держался бы он за нее после смерти Катерины. Ради нее бы и жил: тихой, послушной, наследницы-Хозяйки… Но не проросло сухое дерево цветами. Надломилось. А кто из них им был, он никогда не спрашивал.
Ласка выздоровела и теперь встречала его каждый день у ворот. Ждала. Улыбалась. Рассказывала о мертвых, дорогих и любимых, о покое, который они обрели, о Катерине, которой больше совсем не больно, хорошо ей теперь, правильно… Александр слушал и с каждым днем проводил на кладбище все больше времени. Только здесь грызущая боль отступала, словно не смея нарушить мертвую тишину. Ненадолго, но он забывал о своем позоре и ничтожности. Как иссохшее дерево, Александр клонился к земле, а Ласка, напротив, росла и расцветала, превращаясь из девочки в девушку. Приодеть бы ее, накормить, да приданое собрать − и замуж бы вышла, жила бы в тепле и благополучии.
Но боль, оставленная Александром за кладбищенской оградой, наваливалась неподъемным грузом, стоило его покинуть. Каждое утро − бессмысленное пробуждение и долгий, мучительный день в ожидании вечера. Ни дел, ни обязанностей, ни долга − все отобрали. Зачем ему жить − бесполезному старику, так и не добившемуся власти, предавшему город во время болезни, ненужному, забытому? Катерину проводил, а сам зачем задержался? Лежали бы рядом, в покое, слушали песни Ласки и мечтали бы о дочери, похожей на нее…
Он ей не отец. Пусть лучше она присмотрит за ним.
Александр пришел на кладбище в последний раз. Взял тонкие пальчики в шершавую ладонь и сжал, согревая. Господи, что ж у нее всегда руки-то такие холодные?
− Принимай скоро нового постояльца, девочка. Будешь петь мне песни и рассказывать о городе?
− Буду. Но тебе ещё рано.
− Самое время. Тебе точно ничего не нужно? Я бы устроил, пока могу.
Ласка пригляделась к нему.
− Ты хочешь умереть? Почему?
− Потому что хочу, чтобы ты обо мне позаботилась. Из тебя выйдет отличная Хозяйка, дочка. Тянутся к тебе люди.
Воздух зазвенел и сгустился, так что дышать стало тяжко. Ласка сжала его руку.
− Хорошо. Позабочусь.
Револьвер, который Александр засунул себе в рот тем же вечером, дал осечку шесть раз подряд. Седьмого не случилось, потому что Александр услышал за спиной шаги. Дохнуло могильным холодом. Запахло кладбищенской землей. Александр с трудом заставил себя обернуться.
Ласка стояла в дверном проеме, залитая светом: бежевым, прозрачным и одновременно густым, как смола.
«Закат, − успокоил зачастившее сердце Александр, − всего лишь закат».
− Что тебе?
− Ты сказал − мне нужен дом. Я выбрала этот. Я останусь?
− Хорошо. − Дышать ему все ещё было тяжело, как придавленному землей. − Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Ласка улыбнулась и взяла его под руку.
Александр отложил самоубийство ещё на несколько дней: составил завещание, чтобы девочку не выгнали после его смерти из Стержня. Пусть живет, раз ей здесь понравилось. Большую часть времени она все равно проводила на кладбище, но хоть ночевала в тепле.
А потом револьвер дал осечку в седьмой раз. И другой. И третий. А веревка, добротная, новая, купленная в магазине, лопнула, как гнилая, под его весом.
Ласка сидела рядом и гладила его по голове, пока Александр, потерявший над собой контроль, ругался и утирал слезы. Опозорился перед девчонкой. Ласка проводила его в постель и пела ему колыбельную, пока он не заснул. Хотел было прогнать, да наткнулся на ее жутковатый взгляд и смолчал. Одеяло давило на грудь, как могильный холм.
Утром Ласка сварила кашу и накормила его, как маленького. Лицо ее светилось. А револьверы Александра продолжали исправно стрелять в стену, но ломаться, когда он направлял дуло на себя.
Он понял, что происходит. Попросил позаботиться о себе, старый дурак, вот она и взялась за это. И как проморгал, что в силу вошла? Да только бесполезно его удерживать, он уже все решил. Пришла пора держать отчет за грехи − свои, не чужие.
Александр надумал уйти из жизни вне дома, там, где Хозяйка мертвых его не достанет. Пошел на склады и попытался напасть на Грифа, прямо в его логове. Убрать злодея напоследок, все городу лучше будет. Гриф матерился виртуозно: три ножа сломались в его руках, но ни один так и не попал в цель, только одежду изрезал, да исцарапал. Складские невесты нашептали ему что-то, Гриф сплюнул через левое плечо и махнул рукой. Александра сильно избили, да вышвырнули со складов.
Ласка выхаживала его. Сидела рядом и сверлила своим мутным взглядом. Ледяными руками по лицу гладила. Едва оправившись, он наглотался снотворного, но проснулся, будто и не превышал дозы. Ласка рассказывала ему о делах, творящихся в городе. И глядела с нежностью, которой едва ли удостаивался от нее хоть один живой человек.
Но он, Александр Сабуров, не живой. Он − мертвец, застрявший на пороге. Ни туда и ни сюда, одна маета, да серое марево кругом.
Должна же Ласка хоть раз не успеть?
Мясники в Термитнике шарахались от него, как от прокаженного, но не один не ответил на удар, а выволок за шиворот лично Бурах, не постеснявшийся заломить ему руку.
− Хозяйку мертвых проси о милости, − мрачно буркнул он. − Здесь тебе не помогут. Нечего людей будоражить.
Ласка встретила его в платье Катерины − оно сваливалось с костлявых плеч, как могильный саван.
− Хватит. Не нужно мне больше твоей заботы. Уходи! − из последних сил потребовал он.
− Нужна. Мне лучше знать.
− Я − мертвец! Не тебе меня неволить!
Ласка развела руками.
− Я − Хозяйка мертвых. Тебе меня слушаться надо.
Александр оцепенел. Он не мог прогнать ее, не мог и сам уйти. Ничего не мог сделать, вяз в ее воле. Держаться за достоинство больше не было смысла.
− Отпусти, − умолял он ее, стоя перед ней на коленях. − Забирай все, что хочешь, только отпусти!
− Я взяла, − обнимала его за голову Ласка, − я о тебе позабочусь. И песни буду петь.
− Не могу, не могу я…
− Сможешь. Вставай. Поешь. Оденься тепло. У тебя дело будет − заботиться о новой Хозяйке. Ты ведь умеешь. Ты − Хозяин, я тебя выбрала. Ты как я, живой и мертвый одновременно.
И он подчинился. Сила Ласки окутывала его и заставляла слушаться. Сковала, как муху в меду. Катерина, любимая его жена, никогда не обладала такой силой.
− Катя, Катенька, − шептал он на могиле жены, − помоги мне. Подскажи, что делать?
− Она говорит: «Смирись. Закон есть закон», − отвечала ему Ласка, стоя за спиной.
Александр и не подозревал, как трудно быть Хозяином при настоящей Хозяйке. Ласка не командовала им, а воли ему не было, вечно удавка на шее ощущалась. Он водил ее на кладбище с рассветом и забирал к полуночи. Когда ей хотелось быть с ним весь день, Александр и шагу не мог сделать за ворота. Хорошо хоть от могилы Катерины не гоняла: ревность, как и страсть, ей были неведомы. Но ведь совсем девчушка ещё, а ну как кто просветит, что Хозяин с Хозяйкою − супруги и постель делить должны? Александр содрогался от одной мысли об этом. И ведь никому не пожалуешься, не у кого помощи просить, лицо перед посторонними держать надо.
Ласке не было дела до власти, но другие Хозяйки приходили к ней за советом. И он должен был соответствовать, не опозорить ее, поддерживать, знать, что происходит в городе… и что о них теперь болтают. И молчать.
И надеяться, истово молиться в ночной тишине, что один из этих сопляков, обещанных Капеллой ей в мужья, понравится ей. А пока оставалось только жить, пока Ласка его не отпустит.
Название: Блудный сын степи
Фандом: Мор (Утопия)
Пейринг/Персонажи: Артемий Бурах/Даниил Данковский, Исидор Бурах
Размер: мини, 1893 слова
Категория: слэш
Жанр: мистика, романс
Рейтинг: PG-13
Задание: Omnia mutantur, nihil interit (все меняется, но ничто не исчезает навсегда)
Краткое содержание: Артемий − степняк и ничто не изменит его судьбу. Кроме его собственной воли.
Предупреждения/Примечания: 1) модерн АУ, первая часть цикла «Изменения неизбежны» 2) таймлайн: современность, Симон жив, Исидор жив, мора не случилось. 3) Альтернативный взгляд на некоторые события и моровскую мистику
читать дальше− Верниииись... вернись, Служитель, − воют духи в ночной степи. Артемий лишь плотнее кутается в одеяло и старается заснуть. Работа полевого медика, посылаемого с группами бурильщиков и нефтяников из компании Владнефть, позволяет удовлетворять тягу к корням и нормально зарабатывать при этом. Его берут не только и не столько врачом, сколько переговорщиком с местными примитивными племенами, в штыки принимающими других гостей. Артемий знает, как погасить конфликт в зародыше, его везде принимают за своего и уважают. А ещё он чует крупные неприятности и владелец компании, Влад Ольгимский, готов приплачивать за своеобразную страховку от них.
Он слишком хорошо помнит, чем обошлось его отцу пренебрежение укладскими традициями. Тогда Младший Влад и унаследовал его дело.
− Вернись, менху, − шелестят сухие травы, стоит Артемию отойти подальше от своих товарищей, − твое место здесь, а не в мертвой земле городов.
Он не слушает. Да, ему хорошо в степях, где каждая травинка льнет к его пальцам нежнее возлюбленной, но он здесь не останется. Он будет возвращаться сюда и вновь уезжать, чтобы сохранить себя самого. Ту цивилизованную часть, что он привык называть Артемием Бурахом.
О другой, раскрытой Укладом, он старается не вспоминать. И какой черт его дернул поехать в тот город?
Артемий тихо фыркает, не открывая глаз. Никогда не был православным, а речь пестрит всеми этими «слава богу» и «черт побери». Мать Бодхо излишнего упоминания не ценит, но к другим богам не ревнует. Да и зачем, если Артемий обещан ей весь, с потрохами? Только позови − придет.
Он и пришел.
Его отец, провинциальный врач Исидор Бурах, поспешно покинул родной город вместе с глубоко беременной женой. Бросил дом, долго ютился с семьей в общежитии, но даже и не думал возвращаться. Артемий о причинах переезда спросил один раз, услышал веское: «Надо было» − и больше с глупыми вопросами не приставал. Надо так надо, отцу лучше знать.
А потом его самого, молодого столичного хирурга, потянуло туда − в мелкий степной городок, словно быка на веревке. Он должен был ехать, это было правильно, и к отцу пришел уже с билетом. И расспросами о малой родине, ожидая взбучки за сумасбродство, но получил лишь тяжелый вздох.
− Значит, так надо: линии не оборвать. Езжай, прими наследство, если захочешь. Многое я там оставил, тебя дожидается.
− Почему ты уехал? − тихо спросил Артемий.
− Потому что глупец, − усмехнулся отец, − но иногда лучше быть слепым, глухим и глупым. Выбери правильно, сынок.
И только в городе Артемий понял, что тот имел ввиду. Наследие раскрыло его и вывернуло наизнанку, как быка на кургане Раги. Кровь, сила, власть. Чужие линии под пальцами. Как отец мог отказаться от этого? Он, выросший под тенью Уклада, служивший ему, как мог променять исконные традиции, дар менху на беспорядочную столичную вольницу и глухую к призывам землю?
Позже он узнал, что цена власти была такова, что Исидор отказался ее платить.
Необходимая жертва. Не Оюн − старый, матерый бык, которого нужно было вышвырнуть с незаконно занимаемого места. Убить его было тяжело, Артемий сам чуть к предкам не отправился, но власть и не должна даваться легко. Не Старший Ольгимский, приведенный Артемием на суд мясников. Виновный или взявший на себя вину − все равно, он смыл с Ольгимских грех перед Укладом. И не кровь, пролитая во славу Суок бывшим столичным хирургом, была нужна чтобы возглавить степной народ и стать Старшиной.
Сердце он должен был отдать. Свое и чужое. Раскрыть Даниила Данковского во славу Уклада.
Артемий сжал зубы. Вспоминать об этом все ещё было тяжело. Жгучий стыд разлился по телу. И кем он себя тогда воображал? Культист, сектант, убийца! Таким ли растил его отец? И в чем была вина Даниила − что познакомились в поезде, разговорились, да потянуло друг к другу? Что смеялись вначале над местными странностями, а потом замолчали, разошлись разными тропками, одинаково ведущими к погибели? Что потеряли головы, натянули линии, перепутали, узлами связали, пока грешили за закрытыми дверьми, чтобы никто не узнал?
Мать Бодхо все знает. Для Уклада связь двух мужчин не грех − так, баловство пустое, простительное. Но раз именно этот человек Служителю дорог, так пусть его Укладу и отдаст. Такая жертва и сердце укрепит, и в верную сторону направит. Да и о ком тут скорбеть: не жена же, так, плотская радость.
Отцу предложили убить мать. Дождаться, когда разродится наследником, и раскрыть. А там Уклад и новую жену подберет. Отец отказался и уехал: чуял страх Оюна и нож, нацеленный в спину. Видел недовольство Уклада и знал, что натравить на отступника их, псов степных, диких, легче легкого. И Ольгимскому разброд во власти был не нужен.
Отец уехал, а Артемий вернулся. Хлебнул высшей крови, но опьянел не от нее, а от хвалебных слов, от покорности, с которой гнулись спины и возможности на них взгромоздиться. От степной твири и талантов менху, от судьбы своей, столь легко читаемой в линиях.
Что стоит против всего этого какой-то обаятельный хитрец, увлекший его по дурной тропе? Одурманил, околдовал, зря, что ли, Каины да сам Симон-долгожитель его к себе призвали?
Артемий решил принести эту жертву.
Три дня под Многогранником торчал, а наверх подняться не мог: ступени прогибались под ногами, как картонные. Но знал, чуял, что Даниил там. Сжимал в кармане нож и ждал. Кровь кипела, степь шептала, Черви воду и еду подносили, Уклад наблюдал…
А потом по мобильному позвонил отец. Артемий про телефон и вовсе забыл: интернета нет, сеть через раз ловит, город словно в прошлом веке застрял, даже машин нет.
− Подумай, как следует, прежде чем решать.
− Пап, я…
− Все, что сделаешь − на тебе останется. Поду…
Связь оборвалась и не включалась до самого отъезда.
Артемий смотрел на погасший телефон и думал. Не о себе − о Данииле Данковском. Засранце, успевшем Артемия и использовать по полной, и спасти несколько раз. А ещё − соблазнить, с ума свести, как ни одной женщине до того не удавалось. Так что ж с того? Интрижка, новый опыт, да просто секс, и неужто на это Артемий променяет свою судьбу?!
«А совесть ты свою на что променяешь?» − спросил он себя, − «В кого ты превратился?».
Они оба врачи только Даниил − теоретик, ученый, а Артемий − практикующий хирург, каждого своего больного помнит, стольких на ноги поставил, за кого другие и не брались. Недавно сам смеялся над ойноном-«белоручкой», променявшим практику на чистенькую лабораторию. А в чем теперь измазаны руки самого Артемия? И зачем?
Нож он вышвырнул в Горхон. Степную траву рвал и яростно топтал (твирь, савьюр, белая плеть, плевать, плевать на их ценность!), пока не изрезал себе руки в кровь. И понял, что надо бежать, пока окончательно не превратился из врача и менху в убийцу.
Даниила город тоже затянул в свою ловушку. Со стороны его одержимость была так же заметна, как, наверное, и безумие Артемия. Вдвоем им удалось вырваться, оставляя город чудес и кровавый Уклад позади.
− Твою же мать, − тихо бормотал Даниил, глядя на бесконечные степи за окном поезда, − съездил, пообщался с долгожителем. На башенку поглядел.
Артемий сжимал его руку, переплетя пальцы. Плевать, что проводник или другие пассажиры увидят. После того, как Даниил, на его глазах, чуть не растаял, пытаясь вырваться из рук (смешно, но крепкие пощечины буквально вернули его с небес на землю. Правда, Артемий по морде тоже получил, ну да ладно), их вообще не хотелось разжимать. Если его Уклад пригнул к земле, то Даниила едва не сорвал в небо.
− Да что в ней такого особенного?
Даниил метнул на него уничтожающий взгляд и нахохлился.
− Многогранник − настоящее чудо. Виртуальная реальность, портал в мир фантазий, где все можно создать так, как ты захочешь. И жить вечно.
Он прикрыл глаза, будто борясь с искушением.
− Ты слышал об осознанных сновидениях?
− Есть немного. По-моему, это − чушь.
− Нет. Я знаю людей их практикующих и тех, кто заклинал меня никогда с этим не связываться. Теперь я понимаю почему: это затягивает хуже наркотиков и губит. Зачем что-то делать в реальном мире, если ты имеешь все в виртуальном? Существовать, грезить, но не жить. Исчезнуть, не оставив ни малейшего следа. Блестящее чудо создали Каины, ничего не скажешь. Чуть не пришпилили меня к нему, как бабочку за стекло.
Артемий напрягся.
− Им-то это зачем?
Даниил мечтательно улыбнулся. Затем потряс головой. Привалился к плечу Артемия.
− Нина просила ее отпустить.
− Нина?
− Прежняя бабочка. Я должен был ее заменить. Интересно, куда она теперь полетит?
− Почему именно ты?
− Симону скучно было бы засовывать туда обывателя. Представляешь, какие серые фантазии бы выдал среднестатистический человек?
− Чего ж он сам туда не полез?
Даниил весело фыркнул.
− Чудотворцы стоят выше чудес. Он, все-таки, потрясающий человек − этот Симон Каин. И оказывает огромное влияние на умы творцов, мечтателей… утопистов. Хоть я и еле вырвался, думаю, в ближайшие годы «Танатика» будет вести очень интересные проекты.
Даниил был очарован городом, но его связи с ним быстро разорвались (и тут впору порадоваться городской технической отсталости), чего Артемий не мог сказать о себе.
Он думал, это уйдет после возвращения в столицу. Они съехались с Даниилом, Артемий поговорил с отцом и отпустил вину за все произошедшее, продолжил лечить людей, уволился, нашел новую работу, почти придумал, как объяснить отцу про Даниила…
Но ничего не ушло. Он все еще видит − не всегда и не все, словно человек с плохим зрением, но видит. Видит линии близких людей, чувствует ложь, способен подчинять себе животных и подавлять людей. Степная мистика не ушла из его жизни, она ждет его за стенами города. Тянет за сердце, складывает дороги ему под ноги, приводя назад. И он идет, понимая, что иначе задохнется в мертвом камне столицы. Но всегда возвращается в нее.
Степь не отказалась от своего блудного сына.
Но он отказался от нее.
− Останься с нами, − смеются местные Невесты, непохожие и неуловимо такие же, как те, что были в его степях. Они окружили его на очередных переговорах и втянули в свой круг, − ты наш, мы чувствуем это. Оставь нам свое семя, отдай земле и оно прорастет, продолжит твой таглур! Стань нашим Старшиной! Тебя будут уважать и слушаться, ойнон Бурах, и ты проживешь жизнь правильно. Разве не этого ты всегда желал?
Артемий вырывается из их рук и уходит в палатку. Отгоняет сладкие видения: степь, принимающая своего сына, Уклад, встающий на колени перед хозяином, ребенок: крепкий, здоровый малыш на руках − его семя, его сын. Правильное будущее, жизнь по заповедям предков.
Артемий долго роется в вещах, ища спасительную нить. Телефон, конечно, разрядился − и не посмотришь на своего Даниила, не услышишь его голос... Ни один из принесенных с собой гаджетов так же не работает − степь глушит, давит чужое и требует свое. Ничего, он уже привык.
Невесты подходят к палатке и зовут его нежными голосами.
− Пойдем с нами, ойнон Бурах! Мы привели тебе жертву! Раскрой нам ее во славу матери Бодхо!
Снаружи раздается громкое мычание. Артемий замирает, прислушиваясь. Пальцы сами ложатся на нож, перед глазами встают нужные линии. А может и, правда, раскрыть им быка? Тогда отстанут, и степь насытится, и мать Бодхо возрадуется, а его отпустят домой.
Артемий трясет головой и ругается. Дурак! Отпустят, как же! Только сильнее заморочат, труднее будет оторваться от корней. Оплетет, сожмет, врастет в его плоть, то, что он с мясом выдрал несколько лет назад, покидая Город и Уклад.
Но в степи его корни. Здесь он сможет продолжить себя, а в столице − никогда. Даниил не допустит...
Даниил. Расчетливый и страстный, холодный демон, жар души и сердца Артемия, половина его, Даниил Данковский...
Артемий вытаскивает маленький мешочек из рюкзака и вытряхивает на ладонь кольцо. Черное, гладкое, матовое − будто аватара самого Даниила, Артемию оно сразу приглянулось и тот его подарил, будто обручальное. Глупые традиции, но лучше уж так, чем…
Даниил ждет его дома. Артемий обещал к нему вернуться.
Он надевает кольцо на безымянный палец левой руки и целует. Он свой выбор сделал и не отступит. Выходит наружу, глядит на молодого быка и приказывает Невестам:
− Уведите его. Не стану раскрывать. Найдите верного Служителя, выбранного матерью Бодхо.
Невесты пригорюнившись, бредут прочь, а самая юная озорно улыбается:
− Нашла я верного. Строптивый очень, но правильный. Вернется еще ко мне.
И степь отступает − снова и не в последний раз.
Название: Я хочу смотреть на тебя
Фандом: Мор (Утопия)
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский/Артемий Бурах
Размер: драббл, 992 слова
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: PG-13
Задание: Omnia mutantur, nihil interit (все меняется, но ничто не исчезает навсегда)
Краткое содержание: Даниил любит подглядывать за Артемием.
Предупреждения/Примечания: 1) модерн АУ, вторая часть цикла «Изменения неизбежны» 2) После возвращения из города Даниил и Артемий живут вместе
читать дальшеЖить с кем-то − всегда непросто. Даниил считает, что у каждого должно быть личное время, которое они проводят поодиночке, даже если и в одной квартире, благо пространство позволяет. Когда он работает, Артемий его не трогает. Когда читает − может устроиться в той же комнате, но, в общем, не мешает. Это помогает смириться с тем, что в иное время Артемий от него не отлипает (не то чтобы Даниил был против). У каждого из них есть свои увлечения, и хобби Артемия − готовка.
Когда Артемий кулинарничает, ему не нужна компания. Он может вдохновенно творить что-то и два, и три часа подряд, а потом они проглатывают это за десять минут. Но именно когда Артемий готовит, Даниилу нравится за ним наблюдать, не мешая и не отвлекая. Просто смотреть, как он уверенными движениями режет мясо, валяет его в специях, отмеряет что-то, чистит картошку... напевает себе под нос какие-то степные мотивы, а лицо у него при этом расслабленное и довольное. Видно, что занимается любимым делом. Даниилу нравится смотреть на него в кухонном фартуке. Это как смотреть на огонь или воду − завораживает. Артемий похож на стихию, древнюю, могучую, и нож в его руках лежит так правильно, опасно, даром, что кухонный. Есть в этом какое-то шаманство. Вот только когда Даниил просто садится рядом и смотрит, Артемий отвлекается на него. Заводит беседу, постоянно оборачивается, предлагает научить. Гармония нарушается, степная магия исчезает. Приходится наблюдать из коридора, стараясь дышать потише. А когда Артемий его замечает (всегда замечает, хоть и не сразу), Даниил делает вид, что идет на кухню за водой или яблоком. И жалеет, что не умеет становиться невидимым. Есть в этом нечто нездоровое и он это понимает, но уже всерьез раздумывает о покупке и установке на кухне маленькой камеры. Чтобы можно было без помех посмотреть это будоражащее зрелище. Но стоит только представить реакцию Артемия на это, как Даниил вздрагивает. Он бы точно оскорбился и хлопнул дверью, решив, что его в чем-то подозревают. В воровстве? В измене? Неважно.
− Ойнон, тебя что-то беспокоит, − однажды говорит Артемий. Странно слышать от него это степное словечко, обычно речь у него правильная, говор столичный, но нет-нет, да проскользнет что-то, выдающее в нем чужака. И это цепляет Даниила куда сильнее даже его экзотичной внешности: слегка раскосых, но светлых глаз, степного типа лица, которое не заметишь, пока не начнешь вглядываться, и крупных рук, которые держат кухонный нож, как орудие убийства. Сочетание несочетаемого − вот из чего состоит Артемий Бурах, а все необычное влечет Даниила, как магнитом.
− Нет.
− Это был не вопрос. Ты смотришь на меня, как голодный, хотя секса у нас хватает. Или не хватает?
− Хватает, − возражает Даниил.
Вот уж чего-чего, а секса в его жизни столько, сколько не было ни с одним из партнеров. Надо признать, он отлично влияет на продуктивность работы и общее настроение.
Артемий горяч, Даниил охотно проверяет его выносливость на всех поверхностях квартиры. Иногда ему даже хочется, чтобы тот, наконец, запросил пощады или улизнул под выдуманным предлогом, но их темпераменты слишком схожи.
− Ты стесняешься что-то предложить?
− Это я разве сбежал в степи, после нашего первого раза?
Но хоть вернулся потом. И даже не для того, чтобы обвинить Даниила в совращении честного натурала. Впрочем, тогда у них обоих были куда более важные дела.
Где-то в глубинах памяти сияет хрустальная башня, исполняющая все мечты, и Симон Каин предлагает ему бессмертие в ее зеркальном лабиринте.
Даниил кривится. Не бессмертие, а безжизненность, потому что существование в осознанном сне − это не жизнь.
Он отгоняет от себя воспоминание и вновь смотрит на Артемия. Тот замечает его отсутствующий взгляд, но не сердится и не лезет с дурацкими вопросами. У него свои демоны, разбуженные тем городом.
− Вот именно, змеюка ты распутный. Так в чем же дело? Если есть проблема, давай ее обсудим и решим. Я что-то делаю не так?
Даниил вздыхает и ежится под внимательным взглядом.
− Ладно, признаюсь. Я − извращенец.
− БДСМ? − уточняет Артемий. − Чего ты хочешь: порку? Наручники? Ролевые игры?
− А ты пробовал? − приподнимает брови Даниил.
− Было дело. Это не мое, но если иногда, чтобы тебя порадовать, то можно. Только лайтовые штуки, без игр с кровью и прочего дерьма. Извини, мне такое не по душе.
Даниил с трудом удерживается от расспросов. Мужчиной он у Артемия точно был первым, значит, это одна из бывших девушек пыталась воспитать из него "верхнего"? Глупая идея, Артемию абсолютная власть не нужна. Он не любит командовать и не терпит, когда перед ним стоят на коленях. Если, конечно, речь не идет о минете. Артемий вообще очень и очень бережно относится к любимым людям, опасаясь причинить им боль, и это проявляется во всем. Интересно, был ли он таким до Города-на-Горхоне и Уклада? Или именно они раскрыли ему его темные стороны, показав глубины жестокости, в которые он мог бы пасть?
Даниил качает головой.
− Наручники и повязку на глаза как-нибудь попробуем. Остальное мне тоже не особо интересно. И, в общем-то, я говорил о другом. Мне нравится смотреть, как ты готовишь. И приходится подглядывать.
Артемий не понимает.
− Кто тебе мешает смотреть открыто?
Даниил смущенно кашляет. В мазохизме признаваться было бы проще − все-таки это сексуальные игры, а Артемий к ним толерантен.
− Как бы объяснить: я хочу просто наблюдать за тобой. Чтобы ты не отвлекался на меня. Не разговаривал со мной, а продолжал заниматься своим делом, так словно меня нет.
− Тебя это возбуждает?
− Нет. Мне просто нравится смотреть на тебя за готовкой и слушать, как ты напеваешь под нос.
− И все?
− И все.
Артемий хмыкает и притягивает его к себе. Шепчет на ухо:
− Любишь меня, змеюка?
− Сам бык озабоченный. Но причем здесь это? Нет, я понимаю, когда на тебя пялятся − это напрягает...
− Любишь. И я тебя люблю. Приходи на кухню и смотри на меня, сколько пожелаешь. А я за это буду смотреть на тебя − в любой момент, когда захочу. Договорились?
− Звучит подозрительно. С другой стороны, в душ ты за мной и без того постоянно лезешь. Договорились.
Они целуются. Артемий, довольно облизнувшись, говорит:
− Ну, а раз мы это решили, давай вернемся к одному из прошлых предложений. Наручники я прикуплю, но с повязкой на глаза можно попробовать сегодня. Ты первый ее наденешь.
− Почему это я?
Артемий мягко обхватывает Даниила за лицо и смотрит ему в глаза.
− Потому что я хочу смотреть на тебя.
Название: Избирательная ревность
Фандом: Мор (Утопия)
Пейринг/Персонажи: Артемий Бурах/Даниил Данковский, намек на Даниил Данковский/Александр Блок
Размер: драббл, 736 слов
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Задание: Omnia mutantur, nihil interit (все меняется, но ничто не исчезает навсегда)
Краткое содержание: Семейные ссоры бывают у всех пар.
Предупреждения/Примечания: 1) модерн АУ, третья часть цикла «Изменения неизбежны» 2) Насчет ревности Артемия к Блоку - это авторский фанон 3) Даниил, помимо "Танатики" иногда читает лекции
читать дальше− Бурах, на выход!
Громыхнула тюремная решетка. Артемий сонно пошевелился, кутаясь в куртку. Вот сволочи. Только пригрелся и задремал.
− Мне ещё пятнадцать суток сидеть, − буркнул он.
− На хрен ты нам нужен? Вали давай, освобождай место.
Пришлось валить. Судя по светлеющему небу, было часа четыре утра. Машина, стоящая возле полицейского участка помигала ему фарами. Артемий посмотрел на нее, вздохнул и поторопился занять свое место на переднем сиденье. Ехали молча, и с каждой минутой Артемию все меньше хотелось спать. Ничего, скоро будут дома, он примет горячий душ, залезет в теплую постель, обнимет…подушку, потому что разозленный Даниил снова уйдет спать на диван в кабинете. А повод для злости у него есть.
На душе стало тоскливо. На него даже не посмотрели ни разу.
− Взятку полицейским дал?
− Ты удивительно догадлив.
− Какой ты великодушный. Кто ты и куда подевал моего Даниила?
− Ты мне ещё нужен, − фыркнул тот, − полезен в хозяйстве.
Губы у него распухли и наверняка болели. Артемий не то чтобы раскаивался, но был близок к этому. Но прежде нужно было уточнить один момент.
− Теперь ты скажешь нормально откуда у тебя засос? Без этих твоих шуточек…
− …от которых у тебя отказало чувство юмора? Хотя, сдается мне, ты среагировал так не на них, а на предположение, что засос оставил Александр.
Артемий стиснул кулаки. Усилием воли подавил волну гнева и ревности. Нет, ну вот сложно просто ответить? Да, когда дело касается Блока (как они вообще ухитрились подружиться в том городе: прославленный военный и ученый, читающий лекции в институте? Какие их связывали дела? У них же в принципе ничего общего быть не должно!) у Артемия отключается не только чувство юмора, но и мозги с самоконтролем заодно. Даниил популярен, любим, но ревнует его Артемий только к одному человеку, нутром чуя соперника. И даже знает почему.
Несложившаяся линия. Теперь Артемий уверен − не зацепи его Даниил ещё в Городе-на-Горхоне, не переплети (навязал узлов, перепутал все на свете, утопист хренов!) их линии, и его место возле ойнона занял бы Александр Блок собственной персоной. Что бы там Даниил ни возражал о блоковой ориентации − Артемий тоже считал себя гетеро, пока не увяз в нем по уши. Блок обнимал бы его Даниила, целовал в губы, любил бы…
Артемий несколько раз глубоко вздохнул и разжал руки.
Неважно. Даниил − его. Артемий держит в ладонях их линии и не даст им разойтись. Перемены в мире неизбежны, но это будет сохранено.
− Засос оставил один из моих студентов, − сообщил Даниил, бросая короткий взгляд на него. − У него очень страстный темперамент и открытая гомофобия, которая не мешает ему делать на меня стойку. Иными словами − латентный гомосексуализм. Я позволил себе немного подразнить парня, довел его до кипения, а потом оставил после пар и провел разъяснительную беседу о принятии своей ориентации. Даже предложил помощь − есть у меня знакомый психолог, работает с принятием ориентации.
− С чего вдруг такая забота о ближних? Ты же не любишь благотворительность в любом виде.
− Он похож на меня в юности. Разве что с самоконтролем проблемы. Но это − популярная проблема, как я погляжу.
Артемий тихо фыркнул. Странно, но к мальчишке-студенту он ни капли не ревновал. Не чуял угрозы, да и Даниилу тот был неинтересен.
− Можешь не продолжать. Жалко парня. Ты и не подумал о том, как легко в тебя влюбиться.
− Он не влюблен, а просто лопается от подавляемых желаний. И наконец признал это. Но ему девятнадцать, это подходящий возраст для глупых страстей. А кому-то под тридцать, что не помешало разыграть сцену из Отелло, а потом умчаться в ночь, найти каких-то гопников в пяти километрах от дома и от души их отметелить. Судя по расстоянию, ты искал их целенаправленно.
Артемий смущенно хмыкнул и потер разбитые костяшки пальцев.
− Мне нужно было спустить пар. А они не давали людям спать.
− Артемий Бурах − хранитель покоя ночных улиц. Герой, сражающийся за добро и справедливость.
Голос у него был насмешливым. Не злится.
− Прости меня. Хочешь − дай мне тоже по морде.
Даниил, не отвечая, зарулил на стоянку. Припарковался, заглушил мотор и обернулся к Артемию. Посмотрел знакомым взглядом, от которого в душе Артемия что-то переворачивалось, а сам он проминался под чужие желания, как глина. Лепи что хочешь.
− Официально заявляю, что ты − ревнивый балбес. Последнее время ты вел себя исключительно прилично, и я забыл об этом факте, за что и поплатился. Глупость наказуема. В этот раз я тебя прощаю.
Артемий улыбнулся, накрыл его руку своей и потянулся к губам.
− Можешь наказать меня.
− Рот у меня разбит, − заметил тот, отворачиваясь, − целовать будешь в другие места. Дома. Завтра. Я хочу успеть немного поспать до лекций.
Он заразительно зевнул и вышел из машины.
− Но наказание я тебе все-таки придумаю. Позже.
@темы: драббл, слэш, G-PG, Мор (Утопия), мини, фанфик, гет, Спонтанный зимний фест
Здорово, что она вам так понравилась.
Спасибо.
Спасибо.) Да, Ласка с Александром, как мне кажется, ближе к канону по настроению.
А потом мне захотелось милоты и хеппи энда.)
Неожиданный пейринг, шапка заинтриговала, интересно было, что вообще между ними общего и как их можно состыковать. Получилось, по-моему, круто и убедительно, и написано хорошо. Спасибо.
Спасибо большое.)
Спасибо!
Спасибо, я рада, что так.)
Вот от этого момента едва ли не мурашки по коже:
− Хорошо. Позабочусь.
Револьвер, который Александр засунул себе в рот тем же вечером, дал осечку шесть раз подряд.
Вроде как и ничего неожиданного, а вроде и пробирает. После слов о заботе и всего этого хрупкого.
Очень неожиданный и очень крутой текст. Спасибо с:
Спасибо, рада, что вам понравилось.