Фандом: Тургор
Пейринг/Персонажи: Богомол, Гость, Цвет
Размер: мини, 1015 слов
Категория: джен
Жанр: драма, даркфик
Рейтинг: G
Задание: Мы посадили лес, чтобы спрятать дерево.
Краткое содержание: Последняя волна Цвета приходит в умирающий Промежуток; новый Праздник оборачивается смертью.
Уже не упрёк – приговор. Какофония голосов в последний раз набирает силу и сотрясает Спящего, наполняет его лязгом металла и яростью ослабевших Праведных.
Испуганный золотоглазый дух жмётся по углам, суетливо ища место укромнее, старается заглушить неровный стук собственных пустеющих сердец. Здесь всё темнее и страшнее с каждым оборотом, но ему, он чует, уже не подняться наверх.
А затухающая Сирень по-прежнему мягко шепчет легким ветром ему в самое ухо, убеждает: всё ещё впереди, есть ещё надежда, остановиться только нельзя. Всех ещё можно обмануть, если выйти наружу…
Дух слепо глядит на посеревший сад. Узоры на коре выцветают, ветви осыпаются, корни острыми крючьями торчат из-под земли, ранят, – не подойти больше. Скорпионы с остервенением вонзают жала в мертвеющие стволы. Казнят. Наказывают.
Дух думал: наполнит Цветом второй, третий Покой, и обманет, скроет свою ересь от зорких взглядов; обрадуются местные обитатели, оставят его – и Спящий, может, проснётся… Сирень обещала, что так будет. Остальные молчали – кто-то ушёл раньше, кто-то ждал своего так и не случившегося хода. И он наполнил: сады светились, переливаясь всеми оттенками, в заповедниках, не смолкая, пели грибницы. Он объявил новый Праздник, почти спрятавшись в огнях оживленных деревьев, и Братья забыли на время о первых картинах – только Спящий не выдержал такого удара.
В воздухе растворяются безвозвратно последние розовато-фиолетовые пятна. Дух бережёт в слабо стучащем сердце оставшиеся мелкие капли, боится, что какой-нибудь из уродливых скорпионов дотянется и до них – но наружу выйти ещё страшнее.
Чей-то надрывный плач доносится и до Покоев мертвой Сестры, отражаясь от камней давним потерянным эхом. Кто-то ещё зовет на помощь, кто-то ещё остался из тех, что тянули из духа жизнь, что врали, умоляли, льстили. Голоса у Сестер слабые, сквозь пустоту не пробиваются даже легкой вибрацией – одни отзвуки. Но и они не молчат, наверное, – ругают без умолку, по привычке, за то, как бездумно и неаккуратно всё было растрачено, отдано на корм недородкам и брошено. Не признаются только ни себе, ни друг другу, что сами схватились за блеснувшую короткой ненадежной вспышкой надежду слишком рьяно, обрадовавшись, обманувшись, приняв последнюю волну за новое рождение. Вымогали. А он, горделиво полный Цвета, тратил всё больше и чаще – меру за него установил Изумруд. Сестры указывали ему на сердца и новые знаки, давали противоречивые, ненадёжные советы, сами понимая лишь часть истины, и не слышали, как шепчет совсем с ними рядом убивающий их Цвет… А потом начали уходить одна за другой.
Дух и сейчас их, измученных, зверевших, боится не меньше Братьев: накинутся, вырвут оставшиеся сердца, заберут последние капли – голод у всех теперь не тот, что раньше.
Совсем рядом, будто из-под земли, доносятся тяжелые шаги и скрип проржавевшего металла. Скорпионы поднимают головы, замирают ненадолго, вслушиваясь в эхо непонятной им речи. Затем – вздрагивают, перебирая короткими лапами, и возвращаются к своим казням.
Длинная нога Богомола острием пики вонзается в камень, крошит, вбивается глубже в быстро расползающуюся в стороны трещину. Дух, запинаясь о толстые сухие корни, выскальзывает из-под удара, и падает в пустоту; расслышать удается, как Богомол кричит ему вслед о ереси и скорой смерти – для всех.
Братья прячут за злостью панический страх. Их осталось мало – на одного меньше даже, чем Сестёр. С десяток Циклов назад, когда Пурпур ещё наполнял духу сердца обжигающей яростью, они спорили, обвиняли друг друга в преступлениях страшнее нарушенных табу, сталкивались, бились насмерть, а после себя оставляли безнадёжно испорченные Покои – растерзанные частицы чьей-то души. А потом Пурпур ушёл, выжженный обезумевшим Янтарём: Спящий устал сражаться.
Дух едва плетется по посеревшим Покоям. В последнем живом сердце – последние капли Золота. Оно заставляет его вспомнить, как ожило, засветившись яркими всполохами, первое вскормленное дерево, как тихо грела его, полумертвого, Сестра в своей теплице, как доверительно открывались навстречу любимым Цветам самые несговорчивые из Старших… Золото заставляет духа сожалеть – за весь Промежуток разом.
Он забивается в расщелину где-то в руднике среди мёртвой породы, вновь трясется, ёжась, выжимает из Памяти ещё хоть что-нибудь, последние крохи, но капли не вязнут на пальцах. На этот раз он почему-то оказался быстрее анафемы – и едва ли быстрее смерти. Бередящие Спящего осколки Лазури торопят неумолимо время в Соцветиях, будто измываются, – а может, ждать больше сил нет.
Никто не знает, как долго жизнь ещё продлится.
Брошенным в воду камнем Спящего тревожит новый Цикл. На один короткий ход часов все затихают – ждут, уже готовые, неминуемого конца, и только одна-единственная мысль проносится во всех головах сразу: и как же это будет? Опустошением сердца? Пронзающей болью удара? Заполняющим лёгкие вязким безразличием?..
Просочившееся сквозь дрёму Серебро слабо мерцает рядом с любимыми Сёстрами; электрическим разрядом по связям проносится вслед за Эхо, лунной дорожкой ложится на воду в гроте Уты, звёздами высыпается на небо над опускающимся вниз дирижаблем Эли. Остальные молчат – уже безнадёжно.
В следующий ход движение запускается заново: и крики, и плач, и скрежет ржавых шестерёнок. Золотые капли, подкрашивающие стенки ещё бьющегося сердца, позволяют духу вновь понадеяться – слабо, от отчаяния и бессилия, но найти самоотверженную храбрость выйти из-под камней в короткую вылазку, и там, на сплетении, будто задерживаются внутри дольше, чем следует, ровно до следующего Покоя. Золото милостиво – оно не боится презирающих его Братьев и уходит, растворившись, с сожалением и надеждой.
Дух нем и недвижим – Серебро наполняет сердце нехотя, плавится ртутью, выскальзывая из рук. Белесые всполохи морозят сухой воздух.
Дух спокоен и холоден. Он глядит прямо и ждёт, не таясь больше, не убегая, к груди прижимает оледеневшие руки – под пальцами слабо бьётся одно из малых сердец. Он ждёт первый десяток, второй, третий, и Цикл вновь идёт на спад.
Богомол истощен не меньше самого Спящего. Он не вгрызается больше в камень, не режет острыми пиками древесную кору, когда встает, как положено перед противником, лицом к лицу. Он не повторяет даже проповеди о табу и смерти, только шепчет хрипло, будто разочарованно:
– Покровитель стяжателей…
Ута отводит взгляд и закрывает лицо руками. Как угодно – только не слышать, не видеть, не чувствовать. Ей бы заплакать – но все слёзы высохли. Закричать бы – но подвёл голос.
Богомол поднимает руку, заносит оружие и застывает каменной статуей: Цвет не идёт к нему, не кормит, неоткуда взять сил. Дух не тревожит воздух немощными кривыми знаками. Они не двигаются с места.
Серебро инеем ложится на Спящего, забивает щели, разрушает связи, безразличием сковывает его изнутри. Остановило бы и время – да не подвластно. Третий, второй, первый десяток. Круги на воде.
Цвет покидает полый труп, так и не сумев породить из него нового мира.
Название: Траурный этюд
Фандом: Мор (Утопия)
Пейринг/Персонажи: Мария Каина, Виктор Каин/Нина Каина
Размер: драббл, 604 слова
Категория: джен с элементами гета
Жанр: мистика, ангст
Рейтинг: PG-13
Задание: Мы посадили лес, чтобы спрятать дерево.
Краткое содержание: откуда в Городе столько картин и почему никто не припомнит их автора.
Предупреждения/Примечания: необходимый иллюстративный материал: сон Ольгимского, сон Катерины, сон Анны Ангел, сон Сабурова, сон Капеллы, сон Виктора.
Так она говорила всегда: переставляла слова местами, улыбалась тонко и остро, склоняла голову набок и сверкала насмешливым прищуром. Виктор хорошо помнил эти глаза. Однажды утром Мария взглянула на него так же, а потом отказалась идти на похороны, не объясняя причин. Он, впрочем, не настаивал. Нина тоже не любила торжеств.
— Что для одного — мусор, то для другого — сокровище, — мягко пояснила она вечером, когда Виктор не нашёл на месте вещей жены.
Мария забрала всё: платья из тонкого шёлка, зеркало с трещинкой в углу, музыкальную шкатулку и, конечно, краски. Виктор не стал возражать. То, что принадлежало Хозяйке, после её смерти по всем правам переходило к преемнице. Здесь не в его правах было выносить приговор.
Мария скрылась в своих покоях, и «Горны» стихли на долгие недели. Она не появлялась снаружи: ни затем, чтобы встретить утро невесомой прогулкой по Площади, ни затем, чтобы проведать отца. И Виктор тоже молчал, вторя странному трауру; то ли не хотел задавать вопросов, то ли боялся попасть прямо в цель.
Вот только Городу отчего-то каждую ночь стали сниться кошмары.
Не замечать этого было трудно, но Виктор старался. Отвечал осторожной тишиной на слова Ольгимского о Бойнях, по самое основание залитых кровью, смрадной, пахучей и липнущей к пальцам. Неловко пожимал плечами, снова услышав, как рассказывает Сабуров о неспокойных снах жены, о пауке, льнущем к живому, о жёстком коконе, медленно сжимающем что-то внутри. И даже певичка из «Верб» то и дело щебетала о невидимой кошачьей улыбке и лукавом взгляде алых глаз, всё высматривающих и примечающих.
Виктор молчал вместе с «Горнами» — и только ночью не мог удержаться от беспокойной, торопливой вязи слов. Во сне к нему всякий раз приходила Нина.
Она, как прежде, касалась его руки, звенела тонкой улыбкой и переставляла слова местами — свои и чужие, снова и снова. Просыпался Виктор всегда от прикосновения едко изогнутых губ.
Изменения он заметил нескоро. Взгляд, привыкший к обстановке в комнате, уже давно выхватывал из знакомой серости какую-то деталь, но всякий раз забывал, откладывал на потом. Только однажды вечером Виктор различил, как сверкает со стены знакомый прищур в тяжёлой раме.
Он пришёл к Марии в тот же день, без церемоний распахнул двери настежь, но сказать ничего не смог. Только склонил вымотанное, холодное лицо к своему плечу и закрыл глаза: «Не хочу верить, потому и видеть не могу». В нос тут же ударил терпкий аромат духов и масляный запах краски.
— Я ведь для тебя хотела, отец. Для тебя и сны сплетала, потому что нет её, смерти. Нет — и всё. А остальное — совсем не моих рук дело.
Ему бы засомневаться тогда, оттолкнуть от себя измученную Марию, не поверить. Какая же здесь вера, если новая Хозяйка нащупывает силу слишком быстро, слишком властными движениями врывается в самое сокровенное — чужие сны.
Но Виктор промолчал. Провёл ладонью по волосам, бережно перебирая пряди, затворил все двери как следует и только под конец, уходя, решился на просьбу:
— Не нужно больше.
Мария улыбнулась ему в ответ, раздвинув губы в тонком, подозрительно знакомом насмешливом изгибе.
Когда завершился траур, то и кошмары подошли к концу. Напоминали о них только несколько мазков по тугому холсту; хватило на каждое четырёхстенье в Городе. Легенд о тех днях так и не сложили. Никто и вспомнить не мог, откуда в доме взялось это диковинное полотно с птицей, уносящей добычу в крепких когтях, или с виднеющимся далеко-далеко за дымными разводами замком. Знали только, что уносить картины никак нельзя. Что для одного — мусор, то для другого — сокровище.
Ни громадный паук, ни окровавленные Бойни не являлись никому во сне. Не приходила и Нина. Только каждый раз, устраиваясь за столом, Виктор уголком глаза подмечал знакомый профиль и чувствовал, как медленно подступает к голове лёгкая дрёма. А Мария, отходя ко сну, никогда не тушила свечей.
Название: Ice-Pick Bingo
Форма: бинго
Фандом: Мор (Утопия), Тургор, Эврика, Тук-тук-тук
Пейринг/Персонажи: игра и игрок
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: 25 клеток, 900х1200, 300 кб чистой любви.
Задание: Мы посадили лес, чтобы спрятать дерево.
Предупреждения/Примечания: нецензурная лексика.
Полноразмерное изображение.
@темы: драббл, G-PG, челлендж, Мор (Утопия), Эврика, мини, фанфик, джен, R-NC, Тук-тук-тук, Тургор, Спонтанный зимний фест
-
-
27.12.2017 в 22:37"Траурный этюд" — сильный! Как и Нина, которая "больше не приходила". И вроде тревожно, жутко, а одновременно и хорошо в конце. Словно всё так и должно было быть, потому и есть — и будет. Спасибо!
Бинго презабавнейшее,
хотя я не поняла, когда его заполнять нужно. Когда с фандомными общаешься?В любом случае, 10 Ларошфуко из 10!-
-
27.12.2017 в 23:01"Траурный этюд" — сильный! Как и Нина, которая "больше не приходила". И вроде тревожно, жутко, а одновременно и хорошо в конце. Словно всё так и должно было быть, потому и есть — и будет.
Изначально я задумывал чуть более мрачный финал, в тон основной части, но потом он сам себя написал куда светлее. Может, из-за Виктора. Люблю его очень всё-таки.
хотя я не поняла, когда его заполнять нужно. Когда с фандомными общаешься?
По задумке — во время прохождения любых игр студии, ну или запойного марафона. Но интерпретации допускаются, безусловно! Используйте так, как вам кажется правильным с:
-
-
28.12.2017 в 22:11Классная мистика. Очень моровская, очень каинская. Картины эти наводят на размышления.
Ice-Pick Bingo
Ааааа!
Спасибо, повеселили.
-
-
28.12.2017 в 23:55Спасибо, приятно слышать! Ради картин и писалось.
Ааааа! Какой позитив! Все так и было: заборы, Дыбовский, медленно и СЛОЖНА!
Спасибо, повеселили.
Мы старались х) Рады, что повеселило с;
-
-
29.12.2017 в 00:52Понравилось, интересная задумка с картинами.
-
-
29.12.2017 в 13:48-
-
29.12.2017 в 15:55И бинго тоже обалденное))
-
-
29.12.2017 в 16:22-
-
02.01.2018 в 17:15"Траурный этюд" и "Праздник" тоже восхитительны, хоть и иначе.
-
-
03.01.2018 в 00:05На пункте "сердце опустело" аж дрожь пробрала
Траурный этюд
Это жутко и красиво. Дикая, хаотичная сила Хозяйки, которую не всегда может контролировать она сама - это страшно. И прекрасно одновременно. Красиво написано.
-
-
03.01.2018 в 13:14На пункте "сердце опустело" аж дрожь пробрала
Не только вас с;
Это жутко и красиво. Дикая, хаотичная сила Хозяйки, которую не всегда может контролировать она сама - это страшно. И прекрасно одновременно. Красиво написано.
Большое спасибо! Очень благодарен за такую высокую оценку. Рад, что удалось момент частичной, сомнительной бесконтрольности передать.
-
-
07.01.2018 в 23:47-
-
08.01.2018 в 00:48