Автор-многосерийник. Не серийный убийца. Беата умрет последней. Время Воронов, Рыцарей и Волшебства
Название: О бедном сиротке замолвите слово
Автор: Naians
Бета: bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: драббл, 999 слов
Пейринг/Персонажи: Артемий Бурах/Даниил Данковский, Артемий Бурах/Аглая Лилич
Категория: слэш, гет
Жанр: юмор, стеб
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: сироту любой может обидеть. Но не любой это переживет
Примечание/Предупреждения: 1) ООС, обусловленный жанром; 2) не воспринимать всерьез!
читать дальшеДом, милый дом. Сюда приятно вернуться после долгой разлуки, пройтись по улицам родного города, раскланяться со знакомыми, послушать мычание быков и грохот заводов.
Если, конечно, тебя еще на вокзале не объявят убийцей и не начнут гонять всем миром в тщетных попытках линчевать.
В общем, дома Артемия Бураха встретили неласково. Друг поверил нелепым наветам и грозился убить. Комендант города затравил. Репутация превратилась в черт-те что: его нанимали на убийства, как какого-то головореза! Причем местные детишки. Твирью цветущей надышались, что ли? Артемий как-то резко понял, зачем папа услал его взрослеть и учиться в другой город.
Теперь он был официальным сиротой, и хоть бы одна сволочь посочувствовала!
Одна все же нашлась. Столичный ученый, бакалавр Даниил Данковский, злодей, внушавший боязливое уважение даже складским контрабандистам, взял Артемия под свое покровительство. Отмазал у Сабурова, вернул папино наследство (почти; Артемий верил, что зажиленные им семейные рецепты Данковский отдаст — да зачем они ему?) и всячески набивался в друзья. С друзьями у Артемия теперь было туго, так что пришлось согласиться. Да и приятно все-таки поговорить с умным, образованным человеком, не шарахающимся от него с воплями: «Потрошитель!»
За «потрошителя» Артемий бил морды. Это ж надо было так опошлить сакральную роль менху! Потрошат рыбу на рынках, а он раскрывал необходимые жертвы бережно и по правильным линиям. Можно сказать, с любовью. И этим его умением Данковский искренне восхищался:
— Какие аккуратные разрезы я видел на трупе бандита в Жильниках, мой дорогой друг! Сразу узнается рука мастера.
— Ну, в Жильниках его много кто мог раскрыть, — смущенно отнекивался зардевшийся Артемий, — мясников там полно.
— Если вы думаете, что я не отличу ваши чуткие руки хирурга от кустарных потуг степняков, то вы, несомненно, хотите меня обидеть. Я все-таки медик.
От потоков лестных замечаний Артемий становился послушным и покладистым. Оказать пару услуг новому другу для него не составляло труда: принести образец зараженной ткани, добыть крови, вырезать сердце больной степнячке... Где-то тут Артемий понял, что увлекся, а кое-кто зарвался. Сироту любой может обидеть. Но не любой это переживет.
Бакалавр Данковский выживать умел. Битый час он растолковывал набычившемуся Артемию неоценимость его вклада в борьбу с эпидемией, восторгался профессионализмом и втирал что-то про медицинскую солидарность. Артемий был непреклонен и потребовал извинений за эксплуатацию бесплатного труда детей-сирот. Данковский намек понял, выставил бутылку отменного твирина и окорок с сухарями.
Извинялся красиво, стервец столичный. Словно лекцию со сцены читал. Артемий аж заслушался, не забывая работать челюстями. Понятно, почему к этому прохиндею деньги рекой текли. Да он с одних дамочек мог стрясти тысячи, с его-то приятным баритоном и обходительными манерами.
Примирившись, взялись работать сообща - и не только над вакциной, но и над сывороткой. В папашиных рецептах Артемий разбирался, как в латыни: знал десяток зазубренных формул, мог сбодяжить настойку и мертвую кашу (стараясь не думать, что он — просвещенный житель Империи, превращается в каннибала) и умел отличить черную твирь от бурой. Но вот приготовить лекарство было проблематично. Артемий лучше умел и любил резать, чем варить. Данковский помогал, как мог, и даже почти не язвил по поводу нетрадиционной медицины. А после ответной шутки про то, что Артемий вообще любит нетрадиционные пути (папа за такие шуточки обозвал бы олухом и отвесил глупому сыну затрещину) и вовсе замолчал. И посматривать стал странно.
Сирот в городе было много. Целую толпу на него повесила Капелла, так что Артемию, помимо попыток создать лекарство, отпинаться от сабуровских прихвостней, разузнать, кто убил папу, и посиделок у Данковского, становящихся все душевнее день ото дня (теперь его не только подкармливали, но еще и снабжали вакцинами), приходилось приглядывать за сиротками. Сдать их в «Приют» к Ларе всем скопом не удалось. Зато Артемий узнал, что Лара тоже сирота, и со вздохом внес ее в список подопечных. Обездоленным нужно держаться вместе, ведь никому до них дела нет. Никто не любит, никто не приголубит.
Кроме Бакалавра.
К шестому дню тот прямо пригласил его в постель и намеки, ранее трактовавшиеся Артемием как дружеские, стали ясны, как пятипроцентный твирин. Ломаться он не стал, благо, в городах покрупнее имел разный опыт. Хорошо, что папа не узнал об этом.
В пылу страстной сцены Данковский сломал об него микроскоп и чуть не пристрелил (патроны кончились). Потом, усадив Артемия за другой конец стола и прижимая к разбитому носу платок, Данковский объяснял, что они стали жертвами недопонимания. При всем уважении и исключительно дружеской приязни, никаких планов на роман у него не было. Некогда, работать надо. Инквизитору отчет составлять. А то повесят. И Артемия тоже.
— Так если все равно завтра помирать, — уговаривал его распаленный Артемий, — не стоит ли провести последние часы жизни весело?
— Я предпочту пожить подольше и вам того же желаю.
— Я тебе совсем не нравлюсь?
Данковский вздохнул.
— Ваши шансы невелики, но они есть. Если сделаете мне лекарство от песчанки, я подумаю.
— Вот ты жук! Ты без выгоды даже не трахаешься?
— А вы к барышням тоже без цветов и ухаживаний подкатываете? И как успехи?
Артемий поворчал, но смирился. На следующий день он имел сногсшибательный успех у столичного инквизитора и законно возгордился. Аглая Лилич знала толк в мужчинах и столичных штучках.
Артемий погрузился в создание панацеи. Через пару дней Данковский соскучился, позвал на встречу и рассказал, кто убил папу. И кто заказал.
Поголовье городских сирот увеличилось на две штуки. Рабочие отношения с Тяжелым Владом завершились кровной местью. Артемий грустил. Ольгимский был неплохим мужиком, но вредить Бурахам не следовало.
Старого мудака Оюна он убил с удовольствием — достало бегать по его поручениям и снимать лапшу с ушей. Бакалавр хоть улыбался и подкармливал.
На тринадцатый день Артемий сажал его в поезд и слушал громкие, пафосные проклятия вперемешку с латынью. Но глаза у Данковского поблескивали, а шейный платок прикрывал следы ночного веселья. Артемий узнал у Аглаи, что «Танатика» стоит, как стояла, и ход с ее «сожжением» оказался неудачной провокацией. Еле успели сообщить это Данковскому, который всерьез ратовал за уничтожение Артемьевой исторической родины.
Городок был паршивый, но был дорог ему как память.
«Танатика» Данковскому была важнее «игры в башенки», но безутешной Марии решили об этом не сообщать. Проклянет еще. Так что Артемий получил славу отменного дипломата, одолевшего сладкоречивого столичного доктора на Совете, и прощальную вечеринку от воспрянувшего духом Данковского.
В тамбуре поезда попрощались, поцеловались и разошлись. Через три дня Артемий собирался провожать Аглаю. С букетом — все-таки дама.
За сиротой сам Бог присматривает.
Автор: Naians
Бета: bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: драббл, 999 слов
Пейринг/Персонажи: Артемий Бурах/Даниил Данковский, Артемий Бурах/Аглая Лилич
Категория: слэш, гет
Жанр: юмор, стеб
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: сироту любой может обидеть. Но не любой это переживет
Примечание/Предупреждения: 1) ООС, обусловленный жанром; 2) не воспринимать всерьез!
читать дальшеДом, милый дом. Сюда приятно вернуться после долгой разлуки, пройтись по улицам родного города, раскланяться со знакомыми, послушать мычание быков и грохот заводов.
Если, конечно, тебя еще на вокзале не объявят убийцей и не начнут гонять всем миром в тщетных попытках линчевать.
В общем, дома Артемия Бураха встретили неласково. Друг поверил нелепым наветам и грозился убить. Комендант города затравил. Репутация превратилась в черт-те что: его нанимали на убийства, как какого-то головореза! Причем местные детишки. Твирью цветущей надышались, что ли? Артемий как-то резко понял, зачем папа услал его взрослеть и учиться в другой город.
Теперь он был официальным сиротой, и хоть бы одна сволочь посочувствовала!
Одна все же нашлась. Столичный ученый, бакалавр Даниил Данковский, злодей, внушавший боязливое уважение даже складским контрабандистам, взял Артемия под свое покровительство. Отмазал у Сабурова, вернул папино наследство (почти; Артемий верил, что зажиленные им семейные рецепты Данковский отдаст — да зачем они ему?) и всячески набивался в друзья. С друзьями у Артемия теперь было туго, так что пришлось согласиться. Да и приятно все-таки поговорить с умным, образованным человеком, не шарахающимся от него с воплями: «Потрошитель!»
За «потрошителя» Артемий бил морды. Это ж надо было так опошлить сакральную роль менху! Потрошат рыбу на рынках, а он раскрывал необходимые жертвы бережно и по правильным линиям. Можно сказать, с любовью. И этим его умением Данковский искренне восхищался:
— Какие аккуратные разрезы я видел на трупе бандита в Жильниках, мой дорогой друг! Сразу узнается рука мастера.
— Ну, в Жильниках его много кто мог раскрыть, — смущенно отнекивался зардевшийся Артемий, — мясников там полно.
— Если вы думаете, что я не отличу ваши чуткие руки хирурга от кустарных потуг степняков, то вы, несомненно, хотите меня обидеть. Я все-таки медик.
От потоков лестных замечаний Артемий становился послушным и покладистым. Оказать пару услуг новому другу для него не составляло труда: принести образец зараженной ткани, добыть крови, вырезать сердце больной степнячке... Где-то тут Артемий понял, что увлекся, а кое-кто зарвался. Сироту любой может обидеть. Но не любой это переживет.
Бакалавр Данковский выживать умел. Битый час он растолковывал набычившемуся Артемию неоценимость его вклада в борьбу с эпидемией, восторгался профессионализмом и втирал что-то про медицинскую солидарность. Артемий был непреклонен и потребовал извинений за эксплуатацию бесплатного труда детей-сирот. Данковский намек понял, выставил бутылку отменного твирина и окорок с сухарями.
Извинялся красиво, стервец столичный. Словно лекцию со сцены читал. Артемий аж заслушался, не забывая работать челюстями. Понятно, почему к этому прохиндею деньги рекой текли. Да он с одних дамочек мог стрясти тысячи, с его-то приятным баритоном и обходительными манерами.
Примирившись, взялись работать сообща - и не только над вакциной, но и над сывороткой. В папашиных рецептах Артемий разбирался, как в латыни: знал десяток зазубренных формул, мог сбодяжить настойку и мертвую кашу (стараясь не думать, что он — просвещенный житель Империи, превращается в каннибала) и умел отличить черную твирь от бурой. Но вот приготовить лекарство было проблематично. Артемий лучше умел и любил резать, чем варить. Данковский помогал, как мог, и даже почти не язвил по поводу нетрадиционной медицины. А после ответной шутки про то, что Артемий вообще любит нетрадиционные пути (папа за такие шуточки обозвал бы олухом и отвесил глупому сыну затрещину) и вовсе замолчал. И посматривать стал странно.
Сирот в городе было много. Целую толпу на него повесила Капелла, так что Артемию, помимо попыток создать лекарство, отпинаться от сабуровских прихвостней, разузнать, кто убил папу, и посиделок у Данковского, становящихся все душевнее день ото дня (теперь его не только подкармливали, но еще и снабжали вакцинами), приходилось приглядывать за сиротками. Сдать их в «Приют» к Ларе всем скопом не удалось. Зато Артемий узнал, что Лара тоже сирота, и со вздохом внес ее в список подопечных. Обездоленным нужно держаться вместе, ведь никому до них дела нет. Никто не любит, никто не приголубит.
Кроме Бакалавра.
К шестому дню тот прямо пригласил его в постель и намеки, ранее трактовавшиеся Артемием как дружеские, стали ясны, как пятипроцентный твирин. Ломаться он не стал, благо, в городах покрупнее имел разный опыт. Хорошо, что папа не узнал об этом.
В пылу страстной сцены Данковский сломал об него микроскоп и чуть не пристрелил (патроны кончились). Потом, усадив Артемия за другой конец стола и прижимая к разбитому носу платок, Данковский объяснял, что они стали жертвами недопонимания. При всем уважении и исключительно дружеской приязни, никаких планов на роман у него не было. Некогда, работать надо. Инквизитору отчет составлять. А то повесят. И Артемия тоже.
— Так если все равно завтра помирать, — уговаривал его распаленный Артемий, — не стоит ли провести последние часы жизни весело?
— Я предпочту пожить подольше и вам того же желаю.
— Я тебе совсем не нравлюсь?
Данковский вздохнул.
— Ваши шансы невелики, но они есть. Если сделаете мне лекарство от песчанки, я подумаю.
— Вот ты жук! Ты без выгоды даже не трахаешься?
— А вы к барышням тоже без цветов и ухаживаний подкатываете? И как успехи?
Артемий поворчал, но смирился. На следующий день он имел сногсшибательный успех у столичного инквизитора и законно возгордился. Аглая Лилич знала толк в мужчинах и столичных штучках.
Артемий погрузился в создание панацеи. Через пару дней Данковский соскучился, позвал на встречу и рассказал, кто убил папу. И кто заказал.
Поголовье городских сирот увеличилось на две штуки. Рабочие отношения с Тяжелым Владом завершились кровной местью. Артемий грустил. Ольгимский был неплохим мужиком, но вредить Бурахам не следовало.
Старого мудака Оюна он убил с удовольствием — достало бегать по его поручениям и снимать лапшу с ушей. Бакалавр хоть улыбался и подкармливал.
На тринадцатый день Артемий сажал его в поезд и слушал громкие, пафосные проклятия вперемешку с латынью. Но глаза у Данковского поблескивали, а шейный платок прикрывал следы ночного веселья. Артемий узнал у Аглаи, что «Танатика» стоит, как стояла, и ход с ее «сожжением» оказался неудачной провокацией. Еле успели сообщить это Данковскому, который всерьез ратовал за уничтожение Артемьевой исторической родины.
Городок был паршивый, но был дорог ему как память.
«Танатика» Данковскому была важнее «игры в башенки», но безутешной Марии решили об этом не сообщать. Проклянет еще. Так что Артемий получил славу отменного дипломата, одолевшего сладкоречивого столичного доктора на Совете, и прощальную вечеринку от воспрянувшего духом Данковского.
В тамбуре поезда попрощались, поцеловались и разошлись. Через три дня Артемий собирался провожать Аглаю. С букетом — все-таки дама.
За сиротой сам Бог присматривает.
-
-
07.11.2018 в 09:44Начала хихикать уже на названии.
-
-
07.11.2018 в 19:21Бгг, значит, удачно легло.