День, в который - правила

[Ice-Pick Lodge]

<div align="center"><img src="https://i.imgur.com/uCHk9MV.png"></div>

Фест "День, в который" проводится по ремейку Мора и остальным играм студии Ice-Pick Lodge. В фесте участвуют отдельные юзеры (возможно соавторство). Для участия в фесте не нужно подавать заявку на участие, присоединиться можно на любом этапе.

Правила и расписание

Фест проводится в три этапа, для каждого этапа существует фиксированный период выкладки. В этот период любой желающий может выложить одну или несколько работ (арт, клип или коллаж, текст от 100 слов, любую форму челленджа) на одну из заданных тем.
Участники выкладывают работы от логина IPL Author и снабжают посты тегом феста, в заголовке указывают номер этапа и выбранное задание.

Темы этапов включают в себя:
- тур по заявкам по ремейку Мора.
- тур по заявкам по старому Мору и другим играм IPL.
- тур на свободную тему.
Для первых двух созданы отдельные треды заявок, где свое задание сможет анонимно запостить каждый желающий. Спойлеры по ремейку Мора нужно прятать под кат и указывать, к какому дню относятся спойлеры.

Даты проведения

Открытие треда с заявками — июнь
I этап — 6-8 сентября
II этап — 13-15 сентября
III этап — 20-22 сентября
Деанон — 23 сентября и далее

Шаблоны шапок

Для текстов

Название:
Фандом:
Размер:
Пейринг/Персонажи:
Категория:
Жанр:
Рейтинг:
Ключ:
Примечание/Предупреждения:

<b>Название:</b> 
<b>Фандом:</b> 
<b>Размер:</b> 
<b>Пейринг/Персонажи:</b> 
<b>Категория:</b> 
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Ключ:</b> 
<b>Примечание/Предупреждения:</b>

Для визуала

Название:
Фандом:
Пейринг/Персонажи:
Категория:
Жанр:
Рейтинг:
Ключ:
Примечание/Предупреждения:

<b>Название:</b> 
<b>Фандом:</b> 
<b>Пейринг/Персонажи:</b> 
<b>Категория:</b> 
<b>Жанр:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Ключ:</b> 
<b>Примечание/Предупреждения:</b>

Для крафта/косплея/другого творчества

Название:
Фандом:
Пейринг/Персонажи:
Категория:
Формат:
Рейтинг:
Ключ:
Примечание/Предупреждения:

<b>Название:</b> 
<b>Фандом:</b> 
<b>Пейринг/Персонажи:</b> 
<b>Категория:</b> 
<b>Формат:</b> 
<b>Рейтинг:</b> 
<b>Ключ:</b> 
<b>Примечание/Предупреждения:</b>

формат в последнем - форма творчества

<div align="center"><img src="https://i.imgur.com/2ZuLx6m.png"></div>

запись создана: 21.06.2019 в 19:59

@темы: День, в который, организационное

---

Пост для заявок - по старому Мору и остальным играм

[Ice-Pick Lodge]

.

@темы: День, в который

---

Опрос третий, в котором размышляют над голосованием

[Maiden LN2]

Нужно ли голосование на фесте?

Вопрос: Элемент соревнования

1. Нужен		12	(46.15%)
2. Не нужен		14	(53.85%)
Всего:		26

@темы: День, в который, организационное

---

Нечаянная радость

[yisandra]

Нечаянная радость
Автор: yisandra
Фандом: Мор (Pathologic)
Герои: Бакалавр, Гаруспик, Спичка, Мишка
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Размер: мини, 1027 слов
Авторское предупреждение: постканон в вакууме – все живы, Уклад жив, у всех всё хорошо
Комментарий: вдохновлено заявкой на фесте
Краткое содержания: Бакалавр и Гаруспик устали бегать друг к другу на свидания и решают съехаться. Бакалавра ждёт несколько удивительных открытий
Посвящение: Морихэл и её прекрасным идеям
Отказ от прав: персонажи принадлежат не мне, никакой финансовой пользы не извлекаю.


Съехаться было взвешенным решением. Ничуть не сентиментальным, сугубо логичным. В конце концов, сколько можно бегать через полгорода на свидания, словно влюблённые школьники, а потом потихоньку пробираться домой в предрассветной мгле, надеясь, что не столкнёшься с одним из любопытных пациентов! Быть постоянной темой сплетен на всех трёх берегах — увольте. Это вредит репутации, в конце концов.
К тому же, хоть Данковский никогда бы в этом не признался, его угнетали и утомляли бесконечные проявления осуждения от укладских и им сочувствующих. Пока он верил, что дело только в его реноме и убеждениях, (а также, возможно, в том факте, что его полагают совратителем менху с пути скорейшего обзаведения женой и пятерыми сыновьями), всё было нормально. Даже немного льстило. Однако когда крошечная Мать-Настоятельница (явившаяся из Степи с целым табором сопровождения) сурово потребовала, чтобы он перестал позорить себя и Бураха и зажил с ним наконец одним домом, а то, видите ли, нехорошо, Даниил пересмотрел своё отношение к происходящему.
Не то чтобы его пугала маленькая девочка, у которой ещё молочные зубы не сменились, но за время эпидемии он успел хорошо уяснить, что иногда имеет смысл пойти навстречу местным обычаям и тем сэкономить себе массу времени и сил.
— Сколько можно, в конце концов, — заявил Данковский Бураху тем же вечером. — Мы взрослые люди! Съезжаемся. У меня в Омуте вполне достаточно места для тебя и твоего оборудования. Пациентов поначалу можешь принимать там, где привычней, а потом поглядим.
Он почти не сомневался, что столкнётся с недоумением, а то и сопротивлением, но Артемий только серьёзно покивал и нахмурился, что-то прикидывая.
— У меня есть ученик, — предупреждающим тоном сказал он наконец. — И дочка.
И поглядел эдак с ожиданием.
Даниил пожал плечами. О том, что Бурах во время эпидемии удочерил то ли усыновил кого-то, он знал.
— У меня, знаешь ли, тоже есть ученик. А дочь... думаю, одну маленькую девочку Омут как-нибудь переживёт.
— Ещё у меня есть домашнее животное, — невозмутимо добавил Артемий. Градус ожидания в его взгляде взлетел до опасного уровня.
Чего он ждал, в конце концов? Скандала? Даниил — взрослый разумный человек, вполне способный иногда пойти на компромисс.
Ну что там может быть за животное? Вряд ли какой-то скот — откуда бы, наверное, кошка или собака. Собака даже более вероятна, Бурах ведь наполовину степняк, а они должны быть без ума от всяких пастушьих лаек... или как их там.
— Пока оно ведёт себя прилично, у меня с ним не будет проблем, — самоуверенно заявил Даниил.
Он никогда ещё так не ошибался.

В назначенный час Артемий пригнал к Омуту тележку с вещами, оборудованием и детьми. На самом деле нахмуренная Мишка сидела на спине у впряжённого в телегу быка, а Спичка шёл позади, хозяйственно приглядывая, чтобы ничего из имущества не пропало ни на ухабах, ни посредством прохожих.
Разгружать вещи помогал молчаливый степняк, очевидно хозяин тележки и быка. Мишка, задрав голову, изучала особняк, крепко прижимая к себе неизменную страхолюдную куклу. Даниил вышел на крыльцо и любезно застопорил дверь, чтобы оборудование удобнее было заносить.
— Вот, — веско произнёс Артемий и положил руку на плечо Спички, — ученик мой.
— Как интересно, — отозвался Даниил. — Я-то думал, это мой ученик.
Спичка прикинулся, что необыкновенно занят пересчитыванием бутылок в ящике. Когда молчание стало совсем уж гнетущим, он передёрнул плечами и без тени раскаяния буркнул:
— Ну! У вас же подходы разные, ну и вот. Сами же говорите, надо всё с разных сторон рассматривать. Так-то оно вернее будет.
— Твоя педагогическая парадигма приемлет физические наказания? — деловито поинтересовался Данковский, складывая руки на груди. — Розги, например?
— Ага, и коленками на горох, — глаза Артемия смеялись.
— Да ладно вам, — Спичка шмыгнул носом и изобразил умеренное чувство вины. — Жизнь такая, надо крутиться...
— А можно я сама себе комнату выберу? — вдруг тихо спросила Мишка. Кажется, разоблачение Спички оставило её совершенно равнодушной.
Артемий кивнул, посмотрел на Даниила. Тот пожал плечами:
— Бери любую, кроме моей.
Пользуясь моментом, Спичка с чрезвычайно занятым видом прошествовал в дом, волоча мешок с перевязочным материалом.

Сгрузив с тележки последний ящик, молчаливый степняк зачем-то выпряг быка и повлёк тележку прочь. Бык остался.
В сознании Данковского забрезжила ужасная догадка. Он запоздало заметил, что никакой собаки (или кошки) среди перевозимого скарба не наблюдалось, потом оценил, как Артемий ласково гладит быка по носу, приговаривая что-то на степняцком, и сделал единственно логичный вывод.
— Бык. Ты притащил быка.
— Я предупреждал, что у меня есть домашнее животное.
— Надеюсь, ты не собираешься действительно держать его в доме? Согласия не дам.
— Да зачем это? Ни к чему. Тут вон какая трава высокая, и пруд есть. И в степь выход рядом, — Гаруспик хозяйственно оглядел двор Омута и повёл быка знакомиться с новыми угодьями.
Бакалавр смотрел ему вслед весьма недовольным взглядом.
Конечно, он не ревновал. Глупо ревновать к скотине, в конце концов. Но тем не менее: хоть Даниил ни за что не признал бы этого, он однозначно предпочитал слушать ласковое воркование на степняцком в свой адрес.
— Это просто смешно, — пробормотал он себе под нос. — Мой дом заполонили какие-то быки, дети, дикие степняки и перегонные аппараты!
Чтобы отвлечься, он решил было сварить кофе, но в гостиной наткнулся на Спичку, который, кажется, пытался двигать мебель. Спичка, надо полагать, ошибочно истолковал сложное выражение лица Бакалавра, потому что счёл нужным успокаивающе и даже слегка покровительственно сообщить:
— Да ты не переживай, всё теперь на лад пойдёт! И от тебя укладские отстанут, вы для них всё равно что обженились, всё прилично теперь. Тем более раз бык...
Бакалавр развернулся на каблуке и вынесся за порог.
Среди запущенной высокой травы Артемий обнимал быка и, возможно, пел ему песенки. Быстро подойдя, Даниил обвинительно осведомился:
— Мой — наш — ученик только что заявил мне, что твоя скотоводческая эскапада приравнивается к прогулке под свадебный марш. Это смехотворное заявление имеет какие-то основания помимо детских фантазий?
— Ну, сам смотри, — Артемий отлип от животного и сделал жест, как бы очерчивая весь видимый пейзаж. — Мой бык пасётся у твоей юрты.
— Предупредить меня тебе в голову не пришло? Ты прекрасно знал, что я не разбираюсь в ваших... местных традициях!
Артемий поскрёб в затылке. Выражение лица у него сделалось почти как у разоблачённого Спички чуть ранее. Даниил и хотел бы рассердиться, да рукой махнул. Закурил.
Бык фыркнул, обмахнулся хвостом. Отошёл на несколько шагов и принялся пастись.
— Его зовут Нечаянная Радость, — с извиняющейся интонацией сообщил Артемий.
— Да уж точно, нечаянная, — вздохнул Даниил. — Имей в виду: никаких больше нечаянных радостей, степных свадеб... и если сюда заявится делегация с поздравлениями, общайся с ними сам. Если ко мне полезут, я буду отстреливаться.
— Договорились, — покладисто согласился Артемий. — Встречу.

@темы: слэш, G-PG, Мор (Утопия), мини, фанфик

---

Пост для заявок - по новому Мору

[Ice-Pick Lodge]

Спойлеры прячем под кат с указанием дня, к которому относится спойлер.

@темы: День, в который

---

Опрос второй, в котором ищут следы ФБ

[Maiden LN2]

Участие в нынешней Фандомной Битве.

Вопрос: ФБ

1. Участвую		8	(25.81%)
2. Не участвую		8	(25.81%)
3. Читатель		15	(48.39%)
Всего:		31

@темы: Мор (Утопия), День, в который, организационное

---

Опрос первый, в котором приходит знание о времени

[Maiden LN2]

Господа и дамы, предлагаю щелкнуть на наиболее подходящий период времени. Особенно приветствуются голоса участников

Вопрос: Время проведения феста

1. Июль		2	(11.76%)
2. Август		6	(35.29%)
3. Сентябрь		9	(52.94%)
Всего:		17 Всего проголосовало: 13

@темы: Мор (Утопия), День, в который, организационное

---

[IPL Author]

давайте устроим какой-нибудь фест в честь римейка?

Вопрос: Фесту быть?

1. Буду участвовать		11	(29.73%)
2. Буду читать		25	(67.57%)
3. Не заинтересован		1	(2.7%)
Всего:		37

@темы: Мор (Утопия), обсуждение, День, в который

---

Ремейк

[Морихэл]

А тем временем ремейк "Мора" официально вышел сегодня. Ура, товарищи!
store.steampowered.com/app/505230/Pathologic_2/

@темы: Мор (Утопия), новости

---

Найдено на просторах сети

[Морихэл]

@темы: видео, Мор (Утопия)

---

Летняя ФБ

[Морихэл]

Вопрос: идёт ли в этом году команда на летнюю ФБ?

Ну и новый трейлер "Мор. Утопия", для привлечения внимания.

@темы: видео, вопросы, Мор (Утопия)

---

«Парка, комендант и игры со смертью», Юлия/Александр, Артемий/Даниил

[Naians]

Название: Парка, комендант и игры со смертью
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: миди, 8275 слов
Пейринг/Персонажи: Юлия Люричева/Александр Блок, Артемий Бурах/Даниил Данковский, Андрей Стаматин, Гриф, ОМП, ОЖП
Категория: гет, слэш
Жанр: детектив, романс, юст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Юлия нанялась следователем в управу, устав от бездействия и скуки. Теперь у нее интересная работа, хорошее жалованье и новый начальник, которого нельзя, но очень хочется затащить в постель
Примечание/Предупреждения: 1) АУ, некоторый ООС героини; 2) Александр Блок не был полководцем и приехал в город позже; 3) от моровской мистики тут почти ничего нет; 4) парки — древнеримские богини судьбы

Новый комендант приехал осенью. Мало кто обратил бы внимание на этот факт, но Юлия понимала, что это значит: грядут перемены. Все люди, прибывающие осенью, влияли на город и меняли общую картину бытия, дополняя ее, как новые штрихи. Тонкий или широкий, яркий или малозаметный — для Юлии это не имело значения. Она умела видеть и подмечать то, чего не замечали другие. Все в этом городе было взаимосвязано, нити судеб натянуты, и то, что имело один конец, обязательно приводило к другому. Не использовать эти знания было бы расточительством. Только наблюдать было уже недостаточно.
Поэтому Юлия Люричева нанялась следователем в управу. Бездействие утомляло, а работа позволила ей почувствовать себя снова живой. Она больше не была связана растяжками судьбы, она их распутывала. Паркам положено работать с чужими судьбами, и это то, в чем Юлия была, бесспорно, хороша.
Оставалось только доказать это новому коменданту.
С бывшими военными Юлия уже имела дело: Александр Сабуров, предыдущий комендант, уехавший из города, чтобы подобрать для больной жены место с более подходящим климатом, Юлию не любил, но ценил. Если правильно себя поставить, то и с нынешним проблем не будет. Она заручилась поддержкой наиболее влиятельных коллег, вызнала все что можно о новом коменданте и набросала несколько сценариев первой беседы.
К тому, что тот окажется настолько привлекательным мужчиной, Юлия готова не была. Высокий, атлетически сложенный, с густыми черными кудрями и правильными чертами лица, Александр Блок был красив настолько, что при нем думалось совсем не о работе.
Он был вежлив, но уже по первым фразам Юлия поняла, что будет непросто:
— Как давно вы работаете в управе, эна Юлия?
— Два года.
— Почему вы решили служить именно здесь?
— Мне нравится быть полезной обществу. Я помогаю делать город безопаснее.
— И вас не смущает, что ваша работа связана с грязью, смертью и опасностью?
— Нет.
Александр Блок помолчал, разглядывая ее. Юлия ждала.
— Вы — единственная женщина в управе.
— Да.
— Вы умеете стрелять?
Это был совсем не тот вопрос, которого она ждала. Юлия думала, что дальше разговор свернет к ее возможному замужеству, «неизбежному» деторождению и сомнениям в пригодности к службе. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять куда он клонит, затем она слегка улыбнулась. Александр Блок вопросительно приподнял брови:
— Я спросил что-то смешное?
— Нет, эн комендант. Я умею стрелять по мишеням. Не очень хорошо, но умею.
— Почему же вы улыбаетесь?
— Вы думаете, что я сама арестовываю преступников или сижу в засаде, перестреливаясь с бандитами? Я не сумасшедшая. Оставляю эту часть работы патрульным — им платят за риск. Мне — за умение расследовать обстоятельства и причины преступлений. Я не Инквизитор. Мне не обязательно это сочетать.
Лицо Александра Блока не дрогнуло, но атмосфера в комнате ощутимо потеплела.
— Я не думал от вас этого требовать. Я читал отчет своего предшественника о вашей работе. Вы умны и трудолюбивы, умеете ладить с окружающими. Трупов и крови не боитесь?
— Нет, — хмыкнула Юлия, — мертвый не представляет угрозы. Бояться следует живых.
— Если не умеешь делать их мертвыми, — усмехнулся Александр Блок. — Скажите, эна Юлия, правильно ли я понял, что сейчас вы — единственный следователь в управе?
Она кивнула.
— Алексеев год как на пенсии и покинул город. Коровин отправился покорять столицу. Леонтьев женился и подался в торговлю.
— И все? Новые наборы проводили?
— Это маленький город, эн комендант. Все умные люди уже пристроены.
Александр Блок слегка нахмурился. Смотрел он, впрочем, не на Юлию, а в сторону, что-то прикидывая.
— Натаскать кого-нибудь из патрульных сумеете?
— Нет.
— Почему?
— Среди них нет ни умных, ни наблюдательных, ни желающих обучаться. Я приглядывалась.
— Вы справляетесь с нагрузкой?
— Да. Это маленький город, — повторила Юлия. — Девяносто процентов преступлений раскрываются за пару дней. Драки, убийства «по пьяни» или из ревности. Редко попадается что-то интересное.
— Никогда не считал убийства чем-то интересным. Что ж, эна Юлия, если вам понадобится помощь, дайте мне знать. Идите работать.
Прежде чем вернуться в свой кабинет (ужасно тесный для четверых, но просторный для нее одной), Юлия решила умыться. Зеркало отразило слабый румянец на ее бледных щеках.
Красивый мужчина. Интересный. Неглупый. Да и к военной выправке Юлия имела слабость. Жаль, что начальник. Служи они в разных ведомствах, она расставила бы сети и заманила его в свой «Невод», хоть на пару ночей. Но служебный роман это худшее, что только можно придумать в ее положении. А значит, эту нить следует аккуратно смотать в клубок и убрать подальше.

***

Почти две недели Юлия скучала, разбирая и систематизируя старые дела и наблюдая за тем, как новый комендант заводит свои порядки в управе. Ее он больше не беспокоил, единожды проверив условия, в которых она работает, зато за патрульных взялся крепко. Гонял несчастных по округе, проверяя на выносливость, тренировал правильно падать и уворачиваться от ножевых ударов, регулярно проверял патрули и требовал соблюдать опрятный внешний вид. Лекцию о необходимости вести себя так, чтобы внушать гражданским уважение, Юлия выслушала из своего кабинета, благо голос у Александра Блока был громкий и хорошо поставленный.
Юлия забавлялась. Их комендант был военным в отставке, и для патрульных настали армейские будни. Любо-дорого было наблюдать за тем, насколько по-разному они реагировали на перемены: от ужаса и недовольных шепотков до горящих восторгом глаз и расправленных плеч. Но никому и в голову не приходило уволиться. С таким командиром они чувствовали себя более значительными.
Александр Блок умел производить впечатление.
А Юлии все не представлялся шанс продемонстрировать свои таланты. Расследовать было решительно нечего, и к концу месяца, в день выдачи жалования, она чувствовала себя несколько неловко. Такое и раньше бывало, убийства в городе случались нечасто, и всех это устраивало. Юлия возилась с архивами, составляла статистику преступлений, но Александр Блок был человеком другого мышления и мог не счесть это работой. Однако он выдал ей жалованье без лишних вопросов и даже отправил патрульного проводить ее до дома. Он вообще был хорошо воспитан: пропускал ее вперед, если они встречались у дверей, гасил сигарету в ее присутствии (перестал, когда узнал, что Юлия тоже курит) и не допускал сквернословия. У Юлии от всего этого повышалось настроение, хотя она прекрасно понимала, что это не более чем вежливость.
Второй месяц тоже не принес перемен лично для нее. Вокруг кипела жизнь, а Юлия чувствовала себя мухой, завязшей в плошке с медом. С новым комендантом они почти не сталкивались, а в день выдачи жалования Юлия заметила полнейшее равнодушие в его глазах. Ее отчеты он не читал и объяснений по ним никогда не спрашивал. Юлия с досадой поняла, что он списал ее в балласт и не имел ничего против, пока она ему не мешала. Это было не самым плохим вариантом развития событий, но задевало ее гордость. Она привыкла к уважению горожан. Комендант Сабуров с ней частенько советовался и знал, что держит ее не за красивые глаза.
Александр Блок, наверное, вообще не помнил, какого они у нее цвета.
У него самого они были серыми, как пепел.
У Юлии — как пасмурное небо города.
Не такой уж редкий цвет, но этот маленький факт казался ей значимым. Из таких совпадений она, бывало, вытягивала цепь событий и разрушала немало чужих планов.
Нона прядет нить человеческой жизни.
Децима распределяет судьбы, как кудель.
Морта щелкает ножницами, и человек гибнет — в том или ином смысле. Тщательно скрываемая правда выходит наружу.
Юлия восхищается образом трех парок и играет роль то одной, то другой, то третьей.
Это позволяет убить скуку.
Но пока ничего не происходит, скука одолевает ее, заставляя думать о чем угодно, хоть о прекрасных глазах равнодушного Александра Блока, лишь бы развлечься.
Новое убийство стало для нее манной небесной.
В прозекторскую Юлия шла с воодушевлением. Доктор Даниил Данковский, отмывающий руки в небольшой раковине, лукаво подмигнул ей.
— Что, Юлия, у нас с тобой праздник? Отметим гибель этого несчастного?
Юлия рассмеялась:
— Жестокий ты человек, Даниил. И самый понимающий в этом городе.
— Некоторые сочли бы наше стремление покопаться в трупах проявлением мортидо. Я бы сказал, что это вполне себе либидо — креативное фундаментальное побуждение, лежащее в основе наших личностей. Но не скажу, так как обыватели обвинят меня в некрофилии.
Юлия подавила очередной смешок. Даниил Данковский был человеком умным, обаятельным и эксцентричным, и они быстро подружились. Власти сослали его в город за «научный экстремизм» и закрыли лабораторию в столице, но он не унывал. Его одержимость смертью не могла покинуть его при жизни. Даниил считал смерть личным и самым достойным своим врагом, боролся с ней неутомимо, используя все свои медицинские знания.
В столице он красиво именовался танатологом.
В провинции стал работать патологоанатомом, и мало кто понимал, что это одно и то же. Малообразованные горожане смутно представляли, что столичный доктор делает при управе, довольствуясь общим ответом «осматривает тела, находит причину смерти и отдает покойника для захоронения». Если бы они узнали, что Даниил их вскрывает, они бы его, пожалуй, линчевали за надругательство над мертвыми. Местные суеверия были неистребимы. Но Даниил был осторожен в погоне за смертью и ее причинами, получал удовольствие, когда настигал, а риск его только подстегивал. Лечить живых он не любил, поэтому и устроился патологоанатомом, но горожане все равно приходили к нему на прием, даже невзирая на задранные цены, уверенные, что это — признак хорошего столичного доктора.
Юлия забавлялась, когда Даниил жаловался ей на это за чашкой кофе, который они пили то у него, то у нее. Больше нигде в городе хорошего кофе было не найти. Да и хорошего друга тоже.
— Ты закончил? Что скажешь?
— Степняк, — начал Даниил, вытирая руки, — молодой, не старше двадцати. Задушен вчера ночью, где-то между двумя часами ночи и пятью утра.
— Задушен? — удивилась Юлия. — У него от лица осталось кровавое месиво. Кости раздроблены, череп пробит. Я думала, его забили дубиной или молотком.
— Дубинкой, верно. Но били уже после смерти, вначале задушили. Накинули веревку сзади, тянули вверх, так что наш убийца — высокий и сильный мужчина. Били с яростью, ищи личные мотивы.
— Денег при нем не нашли? Ценных вещей?
— Нет, но он же степняк. Толку их грабить, если они из Термитника вылезают раз в год, да еще и отпор могут дать бешеный? Складские бандиты искали бы жертв полегче.
— Как думаешь, это мог быть кто-то из самих степняков?
Вопрос был важный: если беднягу убили свои, то городским сыщикам ловить было нечего. Либо с убийцей разберутся сами, либо не выдадут правосудию, если это было сделано по их законам.
Даниил помолчал.
— Он не раскрыт по линиям. Это не степное ритуальное убийство и даже не происки охотников за органами. Но убивают ведь не только так. Да и так у нас давно не было. Вне бедствий — вроде последней эпидемии — степняки своих режут редко.
Из Даниила при желании получился бы отличный следователь, Юлия часто обсуждала с ним дела. И жалела, что тот наотрез отказывался менять работу.
— Что-нибудь еще скажешь о жертве?
— Его зовут Керех. Обычный мясник из Термитника. Неприметный парень, явных врагов не имел, серьезных дел не творил, в крупные неприятности не впутывался.
Юлия бросила на него удивленный взгляд. Губы Даниила подрагивали, и она сообразила:
— Артемий приходил?
— Да, на опознание. Забрал его степные браслеты и семейное ожерелье, передал родным. Они к нам не пойдут: Керех из них был самым цивилизованным, остальные живут в юртах в степи и считают, что все зло от города. Как только отпустили парня работать в Бойни?
— Бойни — сакральное место, уважаемая служба, — заметила Юлия, — мать Бодхо не осудит. Артемий сегодня в Термитнике?
— Будет там вечером. Он обещал расспросить своих и рассказать тебе все, что узнает.
— Спасибо.
— Не за что. Заходи как-нибудь в гости, ты давно у меня не была.
— Обязательно. Но вначале мне надо доказать коменданту, что я не зря получаю жалованье.

***

Артемий Бурах, новый Старшина Боен, принял Юлию со всем степным гостеприимством: разлил по пиалам душистый чай, выставил лепешки с медом, сыром и копченым мясом и сразу перешел к делу, совмещая разговор с ужином:
— Врагов у Кереха не было никаких. Он не претендовал на невест и никому не переходил дороги. Тихий был, как тень. Почтительный сын. Работал старательно, ни дня не пропустил.
Вечером Термитник не казался таким жутким, как днем: обшарпанные стены тонули во тьме, едва разгоняемой свечами, Черви грелись у печей в столовой, а не шастали по лестницам, да и съедобные запахи напоминали Юлии, что здесь живут люди, а не дикие звери из городских страшилок. Артемия Бураха она не боялась: он был умным, образованным человеком, практикующим хирургом, который совмещал свою профессию с семейными обязанностями. Ей ничего не грозило, даже если бы Юлия нарушила некоторые укладские законы: Артемий был адекватным человеком и понимал, что это творится не со зла. Задеть его намеренно тоже было сложно, иначе они не сдружились бы с Даниилом, презирающим темных, ограниченных степняков всей душой. Артемия Бураха он признавал достойным своего общества и даже ни разу не был бит им за столичный снобизм.
Иными словами, собеседник Юлии достался приятный и полезный. Даже несмотря на некоторые его специфические черты.
Артемий Бурах был частью степной культуры, посредником между местными примитивными племенами и городскими властями. Здешним хозяином, вожаком, держащим степняков, работавших в городе, за загривки. Юлия знала, что на его руках есть кровь. Просто так он никого не убивал, но трепет, испытываемый мясниками перед своим Старшиной, доказывал, что он это умеет, да еще как.
Все знали, куда делся старый Старшина Боен. Кроме, разве что, нового коменданта.
Юлия прожевала кусок лепешки и запила чаем.
— В тихом омуте черти водятся. Что-то было, иначе его бы не убили. Керех не вел себя странно в последнее время? Не высказывал необычных желаний?
Артемий покачал головой и вдруг замер.
— Куртку купил.
— Что же здесь необычного?
— Красивая куртка. Красная с золотым шитьем. Приметная. Дорогая. Я похожие в столице видел. С его жалованьем на такую три года надо копить, одним воздухом питаясь.
Юлия подобралась. А вот это уже дело!
— Когда купил?
— С месяц назад. Наши подивились, поприставали к нему с расспросами: куртка-то точно не в городе сшита, да он не признался, откуда взял. Я тогда его и заметил, до того даже имени Кереха не знал.
Артемий нахмурился:
— Где большие деньги, там беда. Влип он во что-то.
— Ольгимские могли ему что-то поручить втайне от тебя?
— Могли, но я бы все равно узнал. Ничего подозрительного не было ведь. Да и не стали бы они степняку платить, приказали скорее. Не там ищешь.
— Где могут подрабатывать ваши люди? Это не запрещено?
— Нет. Но и времени лишнего нет, работа тяжелая, физическая. Разве что Керех мог находить травы и толкал их Андрею Стаматину? Андрей хорошо за них платит. Расспроси его.
Артемий помрачнел.
— Это не Андрей, — негромко сказала Юлия. — Если бы зарезали, тогда да. Но со спины придушить — он так не делает. Да и незачем ему. Чем ему один тихий степняк мог угрожать?
— Тебе виднее, ты у нас сыскарь. Но ты к нему сходи.
— Схожу.
— Скажешь, как убийцу найдешь? Мне важно знать.
— Хорошо, только он сидеть будет, а не лежать раскрытый.
Артемий спокойно кивнул:
— Пусть сидит, комендант у нас, говорят, суровый. Но мне нужно знать.
Остаток ужина они беседовали о более приятных вещах, и Юлия, поблагодарив за гостеприимство, покинула Термитник.
У входа ее ждали десять вооруженных патрульных и Александр Блок собственной персоной.
— Целы? — коротко спросил он.
— Цела.
— Разойтись по местам, — приказал он патрульным, а затем обернулся к Юлии: — В управу. Живо!

***

Александр Блок был в ярости.
— Вы совсем без царя в голове?! Полезли к этим зверям, да еще на ночь глядя! Никого не предупредили! Да если бы доктор Данковский не обмолвился случайно, я бы не знал, где вас искать!
— Я вела расследование.
— Почему не взяли с собой патрульных?
Юлия пожала плечами:
— Они бы не решились войти.
— Значит, ума у них больше, чем у вас! — рявкнул Александр Блок, и Юлия невольно попятилась. — Вы хоть понимаете, что могло произойти?!
Разозлить Юлию было непросто, но он с этим справился.
Мало того, что он считал ее бесполезной, так еще и носился как с тухлым яйцом!
— Я выполняла свою работу, эн комендант, — ледяным тоном ответила она, старясь смотреть в район его плеча. — Опрашивала тех, кто мог что-то знать о жертве вчерашнего убийства. Максимум, который мне грозил в Термитнике, — меня бы не пустили дальше порога и отказались разговаривать.
Александр Блок шумно вздохнул, спрятал руки за спиной и заговорил немного спокойнее:
— Вы знаете, что они сделали с доктором Данковским несколько лет назад?
— Доктор Данковский полез в Бойни, туда даже не всех степняков пускают. Его избили и вышвырнули, сейчас он полностью здоров. В Термитнике его принимают даже после этого.
— Вы — женщина. С вами могли обойтись иначе.
— Вы не разбираетесь в степной культуре, эн комендант. Женщины — дочери матери Бодхо, обидевший их заслужит ее гнев. За изнасилование невест — да, да, тех самых, что ходят по нашему городу почти голышом, — степняки насильника кастрируют и вспарывают ему брюхо.
— Они защищают своих женщин, — отрезал тот. — Вы — чужая. Ваша защита — моя ответственность.
Юлия сжала зубы. Защитник, мать его! Не муж, не брат, а туда же — запретить и не пущать, ради ее «безопасности»!
Она потерла виски, запульсировавшие от его крика.
— Я ценю это, но вы ошиблись в своих прогнозах. Меня приняли, накормили ужином и выдали массу ценной для расследования информации.
— В следующий раз в Термитник только с моего разрешения и под охраной, — сухо сказал Александр Блок. — Будьте благоразумны, эна Юлия, и не творите глупостей. О ходе расследования отчитаетесь завтра. Собирайтесь и идите домой.
Юлия коротко кивнула. Бросила на него мрачный взгляд и зашагала в «Невод».
Глупо было не предусмотреть подобной реакции с его стороны, она была очевидна. Надо было попросить Даниила молчать. Но она привыкла, что Александр Блок ее не замечает, и была слишком увлечена новой загадкой. Забыла, что на полицейской службе обязана отчитываться о каждом шаге. Что всякие действия предполагают последствия.
И что ее свобода действий отныне ограничена поводком, лежащим в руках нового коменданта. И тот будет дергать его так часто, как захочет.
У Юлии все-таки разболелась голова.
Чертовы тупоголовые военные. Даже если сложены как греческие боги, внутри мало отличаются от приматов. И суждения у них такие же примитивные.

***

— Юленька! Давненько ты к нам не захаживала! Пообедать или навестить старого друга?
Андрей Стаматин душевно обнял ее и проводил в свой закуток, отделенный от основного зала ширмой. Днем кабак «Фактус» превращался в тихую едальню с высокими ценами, оттого почти всегда пустовал. Полуголые травяные невесты не танцевали в углу, выпивка не лилась рекой и слухов было не собрать — для большинства горожан проводить время в такой атмосфере не имело смысла. Юлия предпочитала приходить в «Фактус» днем: вечерние посиделки с Андреем и Петром заканчивались утренним похмельем, а скука, разбавленная алкоголем, заставляла ее творить глупости.
— И то, и другое. И третье.
Андрей выслушал ее и почесал подбородок.
— Нет, у этого степняка я травы не беру. Красная куртка с рыбинами... Знаешь, я его тут видел пару раз. Скучный обыватель без фантазии: пил скромно, сидел тихо, невесту разглядывал, но даже не пытался подойти. Никакой степной дикости, безусый юнец, таких в городе сотни. И кому понадобилось убивать эдакую серость?
— Кому-то понадобилось, — рассеянно заметила Юлия, размышляя. — Он один пил?
— Один. Ни с кем не общался.
— Хм. Как думаешь, где он мог разжиться деньгами?
— Ограбил кого?
— Степняк? Да его Артемий за такое в землю зароет, а скрыть не удастся: они все друг у друга на виду.
Андрей ухмыльнулся:
— Но ведь сумел же денежки достать, и ты ищешь, откуда. Значит, мог скрыться при желании.
Юлия закусила губу, признавая его правоту.
Ограбил? Сомнительно. Но если и так, то убитый степняк не додумался бы до такого сам.
Юлия моргнула.
Могли этого тихоню приметить в кабаке и завербовать люди Грифа, главного складского контрабандиста? Поручили ему что-то, а он не справился... Нет, тогда бы просто избили и «поставили на счетчик». Но если Керех потратил деньги банды — могли и изувечить, в назидание остальным.
Андрей побарабанил пальцами по столу.
— Догадалась?
— Да. Надо разбираться с Грифом.
— На склады лучше не ходи: Гриф знает, что мы друзья, но он тебя не любит.
— Обижен, что я посадила парочку его друзей?
— У Грифа нет друзей. Но за свою шкуру он беспокоится. Особенно теперь, с приездом нового коменданта.
Юлия хмыкнула:
— Гриф боится Александра Блока?
— Опасается. Сабуров был другой: хоть и грозился склады вычистить, да так до дела и не дошло. При нем Гриф совсем вразнос пошел, одна только банда Браги чего стоит. А Александр Блок — герой войны, безжалостный и бескомпромиссный. Одолжит у друзей из столицы пару пушек — да разнесет склады вместе со всей шушерой. Что ты улыбаешься? Придумала чего?
— Придумала, Андрей. Спасибо тебе.

***

Александр Блок встретил ее извинениями:
— Вчера я погорячился, эна Юлия. Я не должен был повышать на вас голос. Постараюсь избежать этого в дальнейшем.
Юлия коротко кивнула, понимая, что это пойдет только на пользу ее плану. Но все равно невольно расслабилась. Этого человека лучше было не иметь во врагах.
— Я бы хотела рассказать о расследовании, эн комендант.
— Говорите.
Он внимательно выслушал ее и сказал:
— Надо вызвать этого мерзавца на допрос. Я таких людей знаю: вам он ничего не скажет. Его надо хорошенько промариновать и продавить.
— Я надеюсь на вашу помощь, эн комендант. Ваша репутация и манера обращения очень помогут расследованию. Прошу вас провести допрос лично.
— Разумеется. Составьте список вопросов, и я все вам перескажу.
— Я бы хотела присутствовать. Мне нужно видеть, как Гриф будет себя вести. Он может обронить одно лишнее слово, которое ничего вам не скажет, но которое замечу я и сумею размотать весь клубок до конца. Я буду сидеть тихо, наблюдать и молчать как рыба.
Александр Блок потер переносицу. Нос был единственной дисгармонирующей чертой его красивого лица: когда-то сломанный, он неправильно сросся и был слегка неровным. На лбу пролегла складка.
— Мои «репутация и манера обращения» вас настолько напугали? Я бы не хотел этого. Не люблю, когда женщины меня боятся.
Юлия усмехнулась. Надо же, какая галантность.
— Я вас не боюсь. Я имела в виду, что вы умеете заставлять окружающих ходить по струнке. У вас очень грозная репутация: мы, хоть и провинция, но газеты читаем. Ваши военные подвиги гремели на всю империю. Гриф вас побаивается, и ваша задача — заставить его по-настоящему бояться. Тогда он выдаст много интересного. Может даже сдать убийцу: вряд ли он сделал это собственноручно. Не того полета птица этот Керех, чтобы складской вожак руки марал. Когда говорите вы, смотрят только на вас, эн комендант. Так что меня Гриф вряд ли заметит, а если заметит — быстро забудет обо мне. Меня это полностью устраивает.
Александр Блок кивнул.
— Договорились. Не волнуйтесь, эна Юлия, однажды я разберусь с этими складами. Не сейчас, патрульные не готовы к крупномасштабным операциям. — В его голосе Юлия услышала легкую иронию: ему, когда-то планировавшему сражения, вошедшие в историю военной тактики, было забавно считать «крупномасштабной» операцией чистку складов от одной-единственной банды, но в масштабах города и его новой должности она именно такой и была. — Но обязательно выжгу эту гниль. Пока что Гриф будет ненавидеть меня, а не вас. И я рад, что вы меня не боитесь.
У Юлии что-то екнуло в животе. Александр Блок слегка улыбнулся и вновь стал серьезным.
Гриф на допросе юлил, отпирался, трепался сверх меры, но это ему ничуть не помогло. Очень скоро из-под шутовской маски показались волчьи клыки. Но мозгов не угрожать Александру Блоку ему все-таки хватило.
— Не был он у нас, — устало клялся Гриф через три часа допроса. — Мы людей толковых ценим, фартовых, кого угодно не берем. Зачем нам какой-то степняк? Никогда его не видели даже. Да и какие такие деньги новичку бы доверили? Дурак я, что ли? С деньгами сам вожусь, своим понемногу выдаю, где казна хранится, никто кроме меня не знает.
Юлии пришлось признать его правоту: уж Гриф-то знал, как себя обезопасить от своих дружков. Александр Блок пришел к такому же выводу:
— Значит, убили ради ограбления. Или покуражиться над беспомощным решили. Знаю я вас, бандитское отродье! Иногда без причины людей режете, чтобы крови нахлебаться.
— Вот те крест, не мы! — Гриф то ли и в самом деле был напуган, то ли талантливо это изображал. — Для куража никто душить не станет, смысл труп увечить?! А грабить... Весь город болтает, что куртка на нем была редкая, дорогая, с золотым шитьем. Да кто бы ее на покойнике-то оставил при ограблении? Я такого дурака вам сразу бы сдал, зачем он мне нужен?!
Юлия досадливо вздохнула. Александр Блок молчал. Гриф, звериным чутьем понявший, что буря миновала, угодливо заулыбался:
— Отпусти ты меня, начальник. Нет на мне крови этого степняка! Зря время тратишь, а убийца на свободе гуляет.
— В камеру его, — приказал тот патрульным. — Посиди, может, вспомнишь еще что полезное.
— Посижу, чего б не посидеть? У вас тепло, светло и кормят, — развязно фыркнул Гриф.
Он прекрасно понимал, что через день-другой его выпустят.
В допросной повисла неуютная тишина. Юлия кусала губы. Очередная ниточка оборвалась. Эх, прав был Данковский, надо было искать личный мотив. Но большие деньги, неведомо откуда всплывшие у степняка, отвлекали ее внимание. Деньги — более весомый мотив для убийства, чем вражда или любовь.
Дорогая красная куртка имела значение. Она была причиной или следствием, но несомненно тем весомым фактором, который связан с убийством Кереха. Красная нить. Юлия почти видела ее кончик, маячивший перед глазами, но не могла отыскать ее начала.
Александр Блок сел за стол и откашлялся.
— Здесь тупик. Нужно разрабатывать новые версии. Что насчет семьи погибшего?
— Степняки, — вяло махнула рукой Юлия. — Они живут вне города и его законов. Был бы на них грех — скрывать бы убийство не стали, наоборот, гордились.
— Убийство совершено в городе. Убийца сядет, что бы там ни одобряли их степные сородичи.
— Артемий Бурах с ними разговаривал. Он — лучший специалист и посредник между ними и нами. Выгораживать убийц бы не стал.
Александр Блок пожал плечами:
— Что ж, я доверяю вашей оценке. Надо искать дальше.
— Я найду убийцу. Обещаю.
Он взглянул на нее слегка удивленно, затем улыбнулся:
— Я знаю, эна Юлия. Не скисайте так. Я не жду, что вы предъявите мне убийцу к концу недели. Думайте. Ищите. Расследуйте. Я вижу, что вы отдаетесь работе со всей страстью, и не сомневаюсь в вас. Работайте.
Юлия взглянула на него, на его светло-серые глаза, ободряющую улыбку, и почувствовала, как у нее теплеет между ног.
Черт. Как не вовремя все это.
Нельзя, нельзя, нельзя отвлекаться. Но не мог он быть хотя бы лысым? Или женатым.
— Спасибо, эн комендант. Я пойду. Послушаю, что говорят в городе, и проветрю голову.

***

Юлия могла просчитать многое, но только не появление Александра Блока в ее доме посреди ночи. На нем был военный мундир, застегнутый на все пуговицы, на ней — одна ночная рубашка на бретелях.
— Вы понимаете, что это безумие, эн комендант?
— Безумие — это бездействовать там, где нужны действия. — От взгляда, которым он оглаживал ее голые плечи, Юлии стало жарко. — Проблема не рассосется сама собой, верно?
— Последствия...
— ...поправимы.
— Это глупость!
— Любовная сфера — единственная, где они не только допустимы, но и приветствуются. Вы отдаетесь работе с такой страстью, эна Юлия, — он наклонился и теперь шептал ей на ухо, — отдайтесь лучше мне. Тем более что мы оба этого хотим. Всю ответственность беру на себя.
Он обхватил её ладонями за талию и привлёк к себе. Юлия вскинула голову, встретилась с ним взглядом и послала все к черту. Такие шансы бывают раз в жизни, и упускать их было бы глупо.
Целовался Александр Блок крепко, обнимал страстно, и Юлия «поплыла», не думая уже ни о чем лишнем. Кудри под ее пальцами были густыми и жесткими, скулы острыми, подбородок твердым. Юлия торжествовала, отпустив на свободу свои желания. Теперь ей можно было все и даже больше. Этот мужчина был ее.
Александр Блок расцеловывал ей шею и плечи, сминая крупными ладонями тонкую ткань ночной рубашки. Руки у него были горячие и охотно скользили по всем изгибам ее тела. На груди они задержались, и Юлия едва не замурлыкала как довольная кошка. Он ласкал аккуратно, но без нерешительности, не считая ее грудь хрустальной. Сжал приподнявшиеся соски и принялся перекатывать между пальцами.
Юлия прижалась губами к его шее, вдохнула запах чистого мужского тела и укусила его.
Александр Блок охнул, затем хрипловато рассмеялся и сжал ее груди чуть грубее.
— Чертовка...
— А то.
Она вывернулась из его рук и стянула ночную рубашку через голову. Александр не отставал: от мундира он избавился с армейской скоростью, спичка не успела бы догореть. На кровать они упали, не расцепляясь ни на минуту, целуясь, кусаясь и блаженствуя. Александр припал к ее груди, и грубость рук сменилась лаской губ и языка. Грудь у Юлии всегда была самой выигрышной частью фигуры, мужчины любили ее, не скупясь на комплименты, но Александр Блок предпочитал выражать восторги действиями, а не словами. Юлия ничуть не возражала, проводя ладонями по широким, литым плечам, ровной спине, мускулистой груди.
Аполлон. Нет, Арес, бог войны, прекрасный и яростный. До Афродиты Юлия не дотягивала, а вот до какой-нибудь смертной счастливицы — вполне.
Одна из его рук нырнула вниз, и Юлия гортанно застонала. Пальцы у него были мозолистые, но чуткие, и не стеснялись исследовать самое чувственное место на ее теле. Другой рукой он все еще гладил ее грудь, и Юлия негромко постанывала, возбуждаясь все сильнее. Скользить его пальцам становилось легче с каждой секундой. Внутрь нее они проникли уже без сопротивления, и Юлия сжала их.
— Можно? — Глаза у Александра Блока потемнели, а сбитое дыхание подсказывало, что он тоже был готов к «подвигам».
И не только дыхание, честно говоря, но Юлия предпочитала не разглядывать мужскую анатомию, а ощущать.
— Нужно. И поскоре...е!
Закончить слово она не успела, заполненная до пределов. Двигался Александр Блок длинными, плавными толчками, и Юлии оставалось только рвано дышать, отдаваясь ему со всей страстью, о которой он просил, а она сама жадно излучала. И сомкнуть ноги у него за спиной, меняя угол наклона на более приятный для себя.
Юлия застонала от восторга, наслаждаясь каждой секундой в его объятиях. Получить его всего, недоступного, запретного, грозного, подчинить и приручить, пусть ненадолго, но зато целиком! За такое любая женщина отдала бы и честь, и репутацию. Но он будет молчать, и никто не узнает, ночь скроет их тайну, ведь в городе можно творить многое и избегать наказания, запутаться в нитях, обвивающих их тела, сковывающих, связывающих, красных, как куртка несчастного Кереха...
Юлия содрогнулась от оргазма и проснулась.
Ночная рубашка пропиталась потом. Между ног творилось настоящее безобразие, и одно легкое прикосновение заставило ее продолжить движения, неизбежные для распаленной и неудовлетворенной женщины. Александр Блок таял в ночи, Юлия часто дышала и проклинала судьбу, фаталистические настройки и собственные вкусы, вечно заставляющие ее желать совершенно неподходящих мужчин.
И надеялась, что эта одержимость сойдет на нет, как и многое другое в ее жизни.

***

Гриф так и не раскололся, и его пришлось отпустить. Юлия чертила схемы и таблицы, поминутно просчитывая последовательность действий погибшего Кереха, но в этой последовательности было слишком много дыр и ни одной зацепки. Она уговорила Артемия устроить ей встречу с родными Кереха и побыть посредником, но это ничего не дало. Смерть сына только еще больше убедила степняков, что город — дурное место и от него нужно держаться подальше. На расспросы Юлии они отвечали неохотно, только из уважения к Артемию. Ничего полезного она не узнала.
— Печально, но они в чем-то правы, — задумчиво сказал Артемий, провожая Юлию из степей обратно в управу. — Я чувствую, что причина в городе.
— Убийца, возможно. Но не сам же город виноват.
— Сам город. Он сломал Кереха и погубил. Его здесь никто не замечал. И никто не заметил его смерти. А останься он в степях, жил бы спокойно до старости.
— Зато теперь он — главный герой городских разговоров, — усмехнулась Юлия. — Столько людей о нем волнуются и ищут его убийцу! Прямо звездный час вечного статиста.
Артемий бросил на нее косой взгляд и покачал головой.
— Жестокие вы, городские. Что ты, что Даниил.
— Не прибедняйся, степная душа. Ты сам рос в городе и живешь здесь. А будь ты иным, наш общий друг на тебя и не глянул бы.
Артемий хмыкнул, но спорить не стал.
На пороге управы они встретили Даниила. Тот бросил короткий, острый взгляд на Артемия и заулыбался Юлии.
— Готовься к буре, дорогая моя.
— Опять? Что я сделала?
— Патрульные видели, как Артемий уводил тебя далеко в степи. Наш комендант в гневе.
— Еще скажи — «уносил», — проворчал Артемий. — Чего он нервный-то такой?
Даниил развел руками:
— Не хочет терять единственного следователя? Или ревнует. В любом случае отговорка «мы не ходили в Термитник» не сработает, учти.
Юлия горько рассмеялась. Даниил лукаво улыбнулся:
— Я его вполне понимаю: ты красивая, интересная женщина и будишь в нем рыцарские замашки. Тебя требуется спасать, а перед этим ни один мужчина не устоит.
— У меня слишком много конкуренток, — хмыкнула Юлия.
— Напротив. Александр Блок ведь больше всего времени проводит в здешних стенах, куда другие горожанки не попадают. Пара ласковых слов, один кокетливый жест — и он у твоих ног.
Юлия сощурилась:
— С чего вдруг ты взялся меня сватать, Данковский? Не говори мне, что ревнуешь ты.
Артемий одобрительно расхохотался и положил Юлии руки на плечи:
— А что, может, пойти и попросить у коменданта благословения?
Тяжелые чеканные шаги зазвучали за приоткрытой дверью управы. Секунду спустя она распахнулась, выпуская мрачного Александра Блока. Он взглянул на Юлию с Артемием и будто споткнулся.
— Эна Юлия, пройдемте в мой кабинет.
Юлия подчинилась. Она ждала очередного разноса, но Александр Блок мерил кабинет шагами и молчал. Наконец заговорил:
— Эна Юлия, я рассчитываю на ваш профессионализм. Я надеюсь, что вы завершите это дело и найдете мне убийцу.
Юлия напряглась.
— Разумеется, эн комендант. Мне просто нужно немного больше времени. Сегодня я все-таки расспросила семью погибшего, и это дало возможность исключить их из списка подозреваемых. Степняки не считают нужным лгать городским. Среди них убийцы Кереха нет. Значит, нужно вернуться к мотиву его внезапного обогащения.
Александр Блок внимательно посмотрел на нее.
— Я спрошу прямо: вы беременны от Артемия Бураха? Поэтому собираетесь заключить столь поспешный брак?
Юлия опешила, затем закатила глаза.
— Стены в управе тоньше, чем я думала. Нет, эн комендант, я не беременна и не собираюсь уходить со службы. Артемий просто пошутил. Ему неприятно, что его сочли ненадежным проводником и посчитали, что он может угрожать моей чести.
Александр Блок слегка нахмурился.
— А вы доверяете ему больше, чем мне. Почему вы опять не взяли патрульных, направляясь в опасное место?
— В степи от них нет толку, эн комендант. Артемий Бурах — степняк, его там привечают. Без него со мной никто и разговаривать бы не стал.
— Что ж, этот аргумент я принять могу. Чтобы привить уважение к патрульным, мне придется приложить ещё немало стараний, раз даже коллеги не желают на них полагаться. Но патрульных много, а вы одна. Не поймите неправильно, эна Юлия, если вы все же пожелаете уйти со службы — это ваше право. Однако вам потребуется замена, и я захочу, чтобы вы обучили того, кто придет вместо вас.
Юлия разочарованно молчала.
Сколько бы она ни старалась, этот человек все равно считает ее несоответствующей занимаемому месту и ждет, когда она уйдет? Видит в ней только женщину, а не следователя? И стоит ей найти замену, как Александр Блок мягко попросит ее на выход?
Конечно, она не ждала воплощения своих снов в реальности, но такое отношение от предмета... кхм, «грез»… расстраивало.
Юлия стиснула зубы.
Ну уж нет. Это она здесь парка, она прядет чужие судьбы. Миновало время, когда она смирялась с каждым своим расчетом будущего.
Этот человек управлять ее судьбой не станет.
Юлия скрестила руки на груди.
— Я ни за что не покину вас, эн комендант. Кто еще будет столь трогательно обо мне беспокоиться? Таких идеальных условий работы я еще не встречала нигде.
Александр Блок приподнял брови. Кажется, ее голос прозвучал слишком ядовито.
— Шутка. Просто шутка.
— Я понял. А вот вы все же поняли меня неправильно и обиделись. Я не гоню вас, меня устраивает ваша работа. Прошу только быть осторожнее. Если вы внезапно уйдете или пострадаете, мне придется посылать запрос в столицу, чтобы они прислали нового следователя. А то и ехать самому, а у меня совершенно нет на это времени.
Юлия замерла. Алая нить перед глазами натянулась и указала новый путь.
— Врагов у Кереха не было никаких. Он не претендовал на невест и никому не переходил дороги. Тихий был, как тень. Почтительный сын. Работал старательно, ни дня не пропустил.
Разочарование, досада, гнев — все это отступило, выпуская на первый план азарт и восторг озарения.
— Ну конечно. И как я это пропустила?!
— Эна Юлия?
Она подняла на него горящий взгляд.
— Вы натолкнули меня на мысль, эн комендант. Я поняла, как найти того, кто дал Кереху деньги. Будь я другого темперамента, я бы вас сейчас поцеловала. И сбежала бы прежде, чем вы начали возмущаться столь вопиющим нарушением субординации.
В глазах Александра Блока мелькнула короткая растерянность, затем он улыбнулся.
— Не то чтобы я возражал, но вы думаете явно не обо мне. Работайте, эна Юлия. Я жду от вас хороших результатов.

***

Даниил Данковский открыл ей только через четыре минуты. Он был слегка растрепан, рубашка застегнута наспех. Недовольное выражение лица при виде Юлии сменилось вежливой улыбкой.
— Здравствуй, Юлия. Какой приятный, но несвоевременный сюрприз. Я нужен тебе как врач, коллега или друг?
— Ты обещал напоить меня кофе.
— Прости, у меня сегодня очень много работы. Я могу сделать небольшой перерыв, но не более того.
— Ничего, мне хватит десяти минут.
В глазах Даниила мелькнула досада, но он посторонился, впуская ее. Юлия мысленно усмехнулась. Управлять воспитанными людьми было просто. Главное, не забываться: Даниил сам был превосходным манипулятором, а в уровне интеллекта они были примерно равны.
Пока он варил кофе, Юлия оглядела кухню. Прислушалась к тяжелым шагам над головой и позвала:
— Артемий, не мог бы ты спуститься? Ты мне тоже нужен.
— Что-то случилось? — спросил Даниил. — Ты нашла убийцу?
— Почти. Я поняла, откуда Керех взял красную куртку.
Даниил пожал плечами:
— Купил? Откуда же еще?
По лестнице спустился Артемий. Поздоровался и сел за стол. На шее у него отпечатался след зубов, а рубашка была расстегнута.
Не знай Юлия, что эти двое давно любовники, они не вели бы себя при ней так вольно.
Но она умела держать язык за зубами. Честно говоря, постельные игры были отнюдь не самой страшной их тайной.
— Где купил? В наших лавках такого и близко нет.
— Значит, в другом городе, — рассеянно отозвался Даниил, наливая ей кофе.
— Артемий, Керех пропускал службу?
— Ни единого дня.
— Мог он уехать так, чтобы ты не узнал?
Тот покачал головой.
— Нет.
— Когда на нем появилась красная куртка с золотыми рыбами?
— Месяц назад.
— Это что, допрос? — усмехнулся Даниил. — Думаешь, Артемий его пришил?
— Нет, — Юлия пригубила кофе. — А вот сейчас будет допрос. За что ты заплатил Кереху деньги, Данковский? Ради какой такой услуги гордый доктор отправился покупать степняку куртку в другой город?
Даниил изумленно уставился на нее.
— Я? Шутить изволишь?
— Нет. Керех не мог сам купить вещь из другого города. Ему ее привезли.
— И причем здесь я?
— Он получил ее месяц назад. Красную, яркую. Керех был черноволосым, как и ты. Ты подбирал ее по своему вкусу. О твоей красной рубашке в первый год разговоров было не счесть.
Взгляд Артемия потяжелел. Даниил приятно улыбнулся.
— Юлия, дорогая моя, ты же понимаешь, что этого недостаточно для подобных обвинений? Как кофе?
— Чудесный. У тебя талант.
— Спасибо.
— Но ты кое-что не учел. Город маленький. Очень маленький. Пассажирские поезда ходят раз в месяц, почти пустые. Проводник легко запоминает всех, кто уезжает и возвращается. Кто у нас вернулся из поездки в столицу месяц назад?
— Он один, — тихо ответил Артемий.
Даниил замер, а затем выругался.
— Я все время забываю, что это за дыра! Здесь вообще невозможно ничего скрыть! Живу как в аквариуме!
— Ты довольно успешно скрывал свою связь с Керехом, — хмыкнула Юлия. — Если бы его не убили, никто бы и не узнал.
— Ты же не думаешь, что это был я? — раздраженно спросил Даниил, не глядя на Артемия.
Тот не сводил с него мрачного взгляда.
— За что ты ему платил?
— Он кое-что для меня сделал. Ему очень нужны были деньги.
— Зачем?
— Я не спрашивал.
— И что такого ты просил у него, чего не мог просить у меня? — набычился Артемий.
— Ты — занятой человек. Стану я тебя еще дергать из-за ерунды.
— Что ж ты назвать-то ерунду не хочешь?
— Это неважно.
— Важно, — возразила Юлия, закуривая. — Ведь его убили.
Даниил покачал головой и пододвинул к ней пепельницу.
— Я его не убивал. Значит, это не связано с деньгами и делом, за которое я платил.
Повисло молчание. Юлия вздохнула и использовала нечестный прием:
— Керех был совсем молодой, да? Лет двадцать?
— Да.
— А красивый? Волосы вроде хорошие.
Артемий сжал зубы.
— Смазливый. Ресницы длинные, зубы ровные. Тихий и послушный. Ты ведь любишь таких, да, Данковский?
Тот закатил глаза.
— Ты серьезно? Это что за шекспировские страсти?
— Юлия, выйди на пару минут воздухом подышать, — попросил Артемий. — Я хочу узнать, действительно ли этот засранец блядовал с убитым мальчишкой.
Выходить не пришлось. Взбешенный Даниил грохнул кулаком по столу и вскочил:
— Ты — кретин! Тупой степняк! Ты кем меня считаешь?! Думаешь, я себе без денег любовника не найду? Тебе-то я денег не плачу!
— Тогда говори, во что парня втянул! — рыкнул Артемий. — Ты о последствиях никогда не думаешь, тебе плевать, как твои интриги на других отразятся! Я хочу, чтобы убийцу Кереха нашли, ясно? Хватит уже увиливать, говори правду!
Даниил зашипел, как гадюка, которой наступили за хвост:
— Я заплатил ему за ритуальную бычью кровь из Боен, понятно?
— Опять лезешь в дела уклада? Мало тебя в прошлый раз били?
— Поэтому сам я туда не лезу, — огрызнулся Даниил.
— Его за такое святотатство убить могли!
— И убили, разве нет? Так ищи убийцу среди своих!
— Нет, — отрезал Артемий. — Если бы такое вскрылось, судил и карал бы я, это мой долг. Мне дорогу никто не посмел бы перейти.
Они замолчали, тяжело дыша и гневно глядя друг на друга.
Юлия забарабанила пальцами по столу, обдумывая полученную информацию.
Даниил не убийца — не его стиль, да и кровь для опытов ему нужна была свежая, запаса надолго не сделать. А Керех оказался тем еще тихим омутом со всей толпой чертей. На что еще он мог пойти, помимо смертельно опасной продажи укладских тайн?
— Зачем он просил дорогую куртку? — спросила она. — Не говорил?
— Говорил, хочет, чтобы его заметила одна женщина. — Даниил сел обратно. Он был недоволен, но с Юлией разговаривал спокойно. — Я даже знаю, какая. Эна Полина Серебряная, живет в пятом доме в Узлах. Красавица, изящная как балерина и головку красиво держит. Она из него деньги тянула.
— За что?
— Не знаю. Керех принес мне последнюю порцию крови раньше, чем мы договаривались, и у меня нечем было ему заплатить, жалование через неделю было. Я обещал отдать ему деньги позже, но он весь извелся. Сказал, что не успеет забрать. Попросил отнести деньги эне Полине, когда будут. Я тогда не придал этому значения, подумал только, что она крепко его подцепила.
Юлия оживилась, как гончая, почуявшая верный след:
— Это когда было?
— Накануне убийства. Я потом отнес деньги, подумал, что он ей ребенка сделал и надо срочно решать вопрос.
— Степняк на аборт денег бы не дал, — вмешался Артемий, — это немыслимо. На ребенка — да, на аборт — нет.
— Она могла и солгать, — пожал плечами Даниил. — Я пришел к ней дня через три после его смерти, весь город уже знал имя жертвы. Эна Полина не выглядела огорченной. А деньги взяла, наплела что-то про долг. Но какие денежные долги могли быть у степняка перед молодой, красивой горожанкой?
— Он будто знал, что его убьют, — задумчиво сказала Юлия. — Ждал расправы за кровь? Ладно, спасибо за информацию. Пойду допрашивать эну Полину. Постарайтесь не поубивать друг друга, а то расследовать будет неинтересно: выжившего сразу посадят.
— Время десятый час, — заметил Даниил усмехаясь. — Я успею до утра придумать что-нибудь, чтобы ты поломала голову.
Артемий фыркнул и положил ладонь ему на затылок. Не то ласково, не то угрожающе.
— Начинай.
Юлия попрощалась с ними и поспешила в Узлы.

***

— Эна Юлия! Домой идете? Давайте я вас провожу.
Александр Блок нагнал ее и пошел рядом.
Юлия покачала головой:
— Я иду допрашивать подозреваемую.
— Не поздно ли? Подождите… женщину?! Женщина не смогла бы задушить рослого степняка.
— Она — нет, но другой ее поклонник — вполне. Она тянула из Кереха деньги и могла избавиться от него, если возник конфликт.
Александр Блок нахмурился.
— Может, лучше вызвать ее завтра в управу? Так будет проще ее допрашивать: стены этого места угнетающе действуют на подозреваемых. Сейчас она может уже спать.
Юлия заколебалась. Он был, безусловно, прав.
Александр Блок продолжил:
— Не желаете прогуляться? Погода нынче хорошая, а вечерний моцион способствует крепкому сну.
Голос у него стал более приятным, да и взгляд был... заинтересованным.
Юлия ощутила, как ее щеки начинают гореть. Недавняя шутка ей все-таки аукнулась. Она продемонстрировала свои желания, и Александр Блок на них откликнулся, явно не видя в этом ничего дурного.
Как скоро ее сон станет явью?
Нити, натянувшиеся между ними, подрагивали в предвкушении.
Коротенький служебный роман. Совсем небольшой. Они оба — взрослые, разумные люди и сумеют это пережить.
Красная рыба вильнула хвостом и ушла в глубину.
Юлия нахмурилась.
Она всегда полагалась на разум, но в этом городе предчувствия ее никогда не обманывали. Подсознание улавливало то, что она пропускала, и поднимало на поверхность в виде ощущений.
— Простите, эн комендант, но я хочу все-таки заглянуть к подозреваемой. В другой раз погуляем, хорошо?
— Тогда давайте пойдем вместе.
У дома эны Полины они столкнулись с разъяренным мужчиной средних лет.
— Вы не видели мою паршивку?
— Кого?
— Полинку! Вот дура, намалевала мне записку, вещи собрала и сбежала! Думает, не найду? Да я всех ее подруг знаю! А если к хахалю намылилась, так я из нее всю дурь выбью! Узнаю уж, к кому в постель вскочила, люди все видят, в городе ей от меня не скрыться!
Красная нить натянулась до предела и лопнула. Юлия все поняла.
— Который сейчас час?
— Без четверти десять, — ответил Александр Блок.
Юлия схватила его за руку и потянула за собой, почти бегом.
— За патрульными зайти не успеем: нужно бежать на станцию. Поезд тронется через пятнадцать минут, и она уйдет. Сумеете произвести арест?
— Не слишком ли это? У вас нет доказательств ее причастности, а просто так я уважаемую горожанку в тюрьму сажать не намерен.
— Ее и не придется. Но убийца будет с ней. И он будет сопротивляться.
— Возле станции стоит патруль, — коротко сказал Александр Блок, прекращая расспросы и ускоряя шаг, — возьмем его без проблем.
Этот прогноз оказался слишком оптимистичным. Спутник эны Полины бился как бешеный и даже ранил ножом одного из патрульных, пока она рыдала и умоляла их отпустить.
Когда, наконец, его скрутили и он уставился на них полным ненависти взглядом, Юлия как следует его рассмотрела.
Красив, и правда. Ресницы, волосы, глаза — эне Полине было на что клюнуть, даром что обычно горожанки боялись степняков, как огня.
— Ну что, Керех, расскажешь нам, кого ты убил?

***

Эну Полину все же заключили под стражу. Кереха притащили на допрос. Вспышка ярости прошла, и он молчал.
— Почему вы решили, что это — Керех? — удивился Александр Блок. — Керехом звали жертву, разве нет?
— Мы так и должны были думать. Жертве изуродовали лицо и нарядили в приметную красную куртку, которую Керех демонстративно носил целый месяц. Я не удивлюсь, если Артемий опознал его именно по куртке. Степняк, куртка — вот и готов покойник. Все расследование она мозолила мне глаза, отвлекая на себя внимание. Пока до меня не дошло: незаметно исчезнуть в этом городе можно только если ты мертв. Живого кто-то видел, слышал, что-то знает или подозревает. А Керех планировал сбежать с возлюбленной: собрал денег, подгадал время, достаточное чтобы исчезновение эны Полины не показалось подозрительным, запутал следы. Но вот кого он убил и за что? Неужели нельзя было без этого обойтись?
Керех не отвечал. Юлия пожала плечами и повернулась к Александру Блоку:
— Думаю, проще будет допросить эну Полину. Немного жесткого воздействия — и она все расскажет.
Керех нахмурился. И прежде чем Александр Блок возмутился, заговорил:
— Не надо. Это все я сделал. Она — ничего. И обвинить ее не в чем.
— Говори, — приказала Юлия.
— Это был Нимх. Он был совсем хворый, жил один. Все ждали, когда его мать Бодхо заберет, никто не заметил, как он пропал.
Керех горько улыбнулся разбитыми губами.
— Нас никто не видит. Если ты не яркий, как красная куртка, не владеешь стадами и не правишь Бойнями — тебя никто никогда не заметит. А Полина меня увидела.
— Так зачем ты убил Нимха?
— Чтобы сбежать.
Александр Блок нахмурился:
— У тебя были деньги. Сел на поезд да уехал.
Керех посмотрел на него, как на идиота:
— Степнякам нельзя бежать из степи. Степняки должны почитать старших и наши традиции. А если степняки спорят, то семья должна вернуть беглеца в стадо, как дурного быка.
— Ты мог поговорить со Старшиной Боен, — негромко сказала Юлия. — Он бы тебе помог.
— Старшина не заметил, когда пропал Риттих. Мой брат хорошо выделывал шкуры, но торговать умел лучше. Он хотел жить в теплом каменном доме и иметь жену-горожанку, которую не заберут для обряда. Он так и сказал родителям и пытался уйти. Теперь его нет, как нет и Нимха. И никто не заметил: ни Старшина, ни степняки, ни мать Бодхо. Зато смерть Кереха заметили и позабыли о нем. Можно было бежать, не боясь, что нагонят и убьют вместе с Полиной.
Юлия промолчала.
Степные традиции и правда были жестокими. Уклад не прощал инаковости и не давал свободы: ее нужно было выгрызать зубами, вышибать кулаками, вместе с властью.
Старшина Боен мог жениться на горожанке, покинуть город, учить детей чужой мудрости, и никто не сомневался в его праве.
Обычному мяснику Кереху такого бы не позволили.
Всякий должен был знать свое место.
Красная нить, смотанная в клубок, посерела.
Юлия не чувствовала удовлетворения, хотя должна была.
А если бы она задержалась немного? Чуть дольше беседовала с Даниилом, перенесла бы допрос на утро? Было бы лучше?
Александр Блок явно так не считал:
— Ты должен был сообщить об убийстве своего брата, а не убивать сам. Ты совершил преступление в городе и будешь наказан по его законам. В камеру его!
Эна Полина рассказала все, что знала, и ее отпустили домой. Александр Блок, подумав, решил не считать ее соучастницей:
— Она ничего не сделала.
— Но все знала.
— Карают за действия, а не бездействие. Незачем ломать девчонке жизнь.
Юлия грустно усмехнулась.
Этого следовало ожидать от него.
Домой она возвращалась глубокой ночью и, конечно же, не одна.
— Вы прекрасно справились, эна Юлия, — подбадривал ее Александр Блок. — Убийца понесет заслуженное наказание. Откуда вы, кстати, узнали о его подружке?
— Я потом все напишу в отчете, — вяло отозвалась Юлия, прикидывая, как бы по минимуму упомянуть в нем Даниила или не упоминать вовсе.
Не хватало еще подставлять его под гнев коменданта за утаенные сведения.
Интересно, разругались они с Артемием окончательно или давно уже помирились и дрыхнут в обнимку, не терзаясь совестью?
Голос у Александра Блока стал сочувственный:
— Не стоит жалеть его. Смерть бывает необходима, но не в его случае. Керех отнял чужую жизнь, чтобы закопаться в ил. Это обычная трусость.
Юлия хмыкнула:
— А вы трусов ненавидите?
— Конечно.
— А трусих?
Она помолчал, обдумывая ответ.
— Женщине позволено то, за что я мужчине руки не подам. Вы хотите в чем-то признаться, эна Юлия?
— У меня не было времени или желания кого-то убить, эн комендант.
— Я не об этом.
Она посмотрела на него и поежилась от налетевшего холодного ветра.
Александр Блок положил руку ей на плечо.
— Вы замерзли, — мягко сказал он. — Если бы здесь было хоть одно приличное место, я пригласил бы вас выпить чаю и поговорить. Не хочу отпускать вас домой в таком подавленном настроении.
— «Фактус» работает всю ночь.
— Я сказал «приличное». Кабак с голыми девками — не то место, куда я повел бы даму.
— Тем более что об этом назавтра будет говорить весь город. — Юлия рассмеялась.
Мурашки от холода сменились на приятные.
Ее слегка отпустило.
Она же знала, что так будет. В этот раз она щелкнула ножницами, и Керех был обречен.
Тем временем они уже дошли до «Невода».
— Приличных заведений в городе нет, а вот приличные дома найдутся. Зайдете выпить чаю, эн комендант?
Он внимательно на нее посмотрел.
— В два часа ночи? Ваша репутация...
— ...не пострадает. Завтра все будут говорить о пойманном убийце и несчастной Полине.
— И вы не опасаетесь приглашать меня?
— А мне стоит?
Александр Блок укоризненно вздохнул.
— Нет. Я — порядочный мужчина. Но мне кажется, вы снова надо мной смеетесь. Вам это нравится?
Юлия не сдержала улыбки.
— Ни в коем случае, эн комендант.
— Александр. Мы сейчас не на службе.
— Так вы зайдете?
Его ответная улыбка была весьма обаятельной.
— Зайду.
И двери «Невода» распахнулись, чтобы сомкнуться за их спинами и скрыть от чужих глаз то немногое, что удавалось скрыть в этом городе.

@темы: слэш, Мор (Утопия), миди, фанфик, гет, R-NC

---

"Власть имен" рейтинговый мини

[Naians]

Название: Власть имен
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: мини, 1646 слов
Пейринг/Персонажи: Артемий Бурах/Даниил Данковский, Ноткин
Категория: слэш
Жанр: мистика
Рейтинг: R
Краткое содержание: Артемий умеет призывать смерть, Даниил — ее изгонять
Примечание/Предупреждения: 1) АУ; 2) описание травм и жестокости

Артемий явился в Омут глубокой ночью.
Даниил открыл ему почти сразу: не спал, небось, опять возился со своими пробирками. Приветливая улыбка сгинула с его лица в тот же миг, как он заметил, что Артемий пришел не один. Даниил посторонился, пропуская их:
— Проходи. Клади его на стол.
Артемий бережно уложил Ноткина, стараясь не навредить ему еще больше. Лицо вожака двудушников было залито кровью, и если бы только лицо! На нем живого места не осталось. Ребра точно были сломаны, это Артемий определил сразу. Только бы не проткнули легкие. Только бы выжил.
— Вылечи его.
Даниил не тратил лишних слов: раскрыл саквояж, вынул инструменты и натянул медицинские перчатки.
— Кто его так? Складские бандиты?
— Песиголовцы.
— Игры в вашем городе слишком жестокие.
Артемий промолчал. Какие уж тут игры? Звереныши не играли, они охотились. Выслеживали, ожидая, когда Ноткин останется один, чтобы можно было навалиться всей толпой. Спичка бы сумел убежать, да и убегал уже не раз, а Ноткин с его хромотой...
Артемий почувствовал, как пульсирует в висках кровь, а руки сжимаются в кулаки.
Звери. Не волчата уже — взрослые волки, упивающиеся кровью и слабостью жертвы. Они не «учили» Ноткина, они его убивали: били ногами по лицу, по голове, по почкам, топтали пальцы (большой на левой руке был совершенно раздроблен, будто мало Ноткину увечий, теперь еще одно добавится), прыгали на грудь, ломая ребра. Не остановились даже когда он потерял сознание, а мучили, корежа и терзая окровавленного, поверженного врага. Увидев Артемия, прыснули в стороны, как шавки от медведя: знали, что с ним и десятку щенков не тягаться.
И все в масках, этих своих песьих головах. Легко зверствовать, зная, что тебе сойдет это с рук, что Хан прикроет. Прикроет ли на этот раз? Тайком ли убивали Ноткина или с его позволения?
Даниил взялся осматривать раненого, но почти сразу же прекратил. Взглянул сочувственно, и у Артемия скрутило желудок в узел.
— Уже поздно.
— Вылечи его.
— Он мертв. Должно быть, умер по дороге сюда.
— Вылечи его.
— Я не могу, — вздохнул Даниил, стягивая перчатки. — Жаль мальчишку, но тут уже ничего не поделаешь. Надо сообщить коменданту: пусть начнет расследование. В этот раз песиголовцы должны понести наказание.
Артемий облизал пересохшие губы. Ноткин не должен умереть, Ноткину еще городом править. Без него планы Капеллы развалятся. Без него все оставшиеся в городе дети постепенно потянутся в песиголовцы, и малолетних отморозков станет еще больше. Без него все пойдет прахом.
Он обошел стол и остановился в шаге от Даниила.
— Верни его.
— Я не могу. Артемий, смерть не отдает своих жертв.
— Отдает. Тебе. Вся столица видела, как ты воскресил ту женщину. Ты — чудотворец, способный победить смерть. Изгони ее, раз она тебе подвластна. Ноткин должен жить.
Даниил досадливо вздохнул. Он побледнел и осунулся: снова не спал в те ночи, что они проводили по-отдельности. А ел ли? Пытаясь восстановить свое детище, «Танатику», Даниил сжигал себя, как и большинство утопистов. Артемий, как мог, присматривал за ним: защищал, кормил мясом и хлебом, согревал ночами. Это не было любовью, это было долгом, который он добровольно взвалил себе на плечи. Должен ли костер любить того, кто греется возле него? Нет, он должен дарить тепло и жизнь. Даже если согревающийся путник бормочет благодарности и охотно подбрасывает дров в огонь, а сам костер льнет к его рукам, как прикормленный пес, о долге забывать нельзя.
Этот человек должен был выжить, ведь он один умел изгонять смерть.
Колдун, наследник Симона Каина.
Симона берег Исидор Бурах, отец Артемия.
Даниила Данковского поручено беречь его сыну.
Глаза у Даниила стали совсем темные, как бездонные колодцы.
На лицо набежала тень, а у губ залегла горькая складка.
Он покачал головой:
— Мне очень жаль, что ты поверил в это, Артемий. Это был просто фокус. Та женщина не была мертва на самом деле. Мне нужно было поразить публику, найти спонсора для своих исследований, а толпа всегда охоча до чудес. Медицина еще не дошла до такого уровня, чтобы воскрешать мертвых. «Танатика» продвинулась далеко, но это не помогло. Меня потом раскрыли и заклеймили шарлатаном, и я бежал сюда: в ваш странный город, где верят в любые чудеса. Здесь я смог укрыться, продолжить работу и даже нашел покровителей, столь же безумных, как я сам. Но я не могу вернуть Ноткина. Прости.
Артемий смотрел на него и молчал.
Даниил закусил губу.
— Я не могу! Если бы я мог...
— Ты можешь. Виру я заплачу сам.
Даниил издал странный звук: нечто среднее между шипением и вскриком.
— Откуда ты знаешь?
— Отец знал.
— Я думал, он не успел рассказать тебе. Или... ты нашел мои письма? Сожги их, прошу тебя. Надо же мне было так сглупить!
Артемий прикрыл глаза и тихо усмехнулся.
Даниил-чудотворец продолжал искать логичные объяснения всему, так же, как Даниил-ученый.
Никаких писем у Артемия не было.
Отец многого не смог ему поведать, и теперь каждый поход в степи превращался в безумие: травы гудели, стонали его голосом и передавали знания последнему из таглура Бурахов. Лучше всего было слушать на кургане Раги, куда Артемий приходил раз в неделю. В остальное время он старался ходить через город, глушивший отцовский голос, чтобы окончательно не сойти с ума.
— Это не то знание, что передается словами, ойнон. Что еще нужно, кроме виры?
— Плата. — С Даниила слетело все сожаление и тщательно изображаемое раскаяние. Он был бледен, но сосредоточен. — Должен будешь одну услугу.
Артемий кивнул. Затем добавил:
— Все, что не повредит моим Приближенным.
— Договорились. Вира один к двум.
— Я знаю.
— Тогда беги. Ты должен успеть до конца ночи.
И Артемий вышел на охоту.
Это — то, что получалось у него лучше всего. Недаром отец нарек его именно так: «посвященный Артемиде», «безупречный», «крепкий здоровьем». Отец был отличным врачевателем и получил этот дар вместе с данным ему именем, но сына желал видеть охотником и лидером уклада. Позже он раскаялся в этом решении и услал Артемия подальше, велев стать врачом. Артемий подчинился, но родной город содрал с него ложную цель, как шелуху с луковицы.
Артемий умел лечить, но ему предназначено было убивать.
Мать Бодхо, многоликая, имеющая сотню имен, почитаемая когда-то и в Греции, направляла его, не давая ошибиться. Он не смог спасти Ноткина и лишь зря потратил его время, пытаясь удержать в нем жизнь.
Ноткин умер.
Но стоило Артемию взяться за свое дело, как мать Бодхо подтолкнула его в нужном направлении.
Громкие мальчишечьи голоса нарушили ночную тишину. Мальчишки смеялись и сквернословили, заглушая звук его шагов.
Двое. Светлые вихры, открытые лица, даже края песьих масок не торчат из карманов.
Никто ничего не докажет.
Но говорили они о Ноткине. Хвалились. Гордились содеянным.
И других доказательств было не надо.
Артемий мрачно улыбнулся и вознес матери Бодхо короткую благодарность. Это могли быть двудушники или просто случайные сорванцы. А то и парочка малышек. Но под руку попались именно те, на кого Артемию будет охотиться легче всего.
Нагнать их и схватить за шеи, слегка придушивая, было легче легкого. Даже не запищали.
Эти волчата еще не умели чуять опасность. И уже не научатся.
Нож лег в руку, и линии их тел налились красным. Раскрывать живых людей было страшно только в первый раз, а потом Артемий привык. Охота — его предназначение, а цель охоты — смерть жертвы.
Сердца должны быть свежими, как сердце Веры.
Комендант опять будет бушевать, патрульные устроят облаву, и пару недель нужно будет пересидеть в машинном, выбираясь к Даниилу только в самый глухой час, через степи. А потом все вернется на круги своя: комендант Сабуров — цепной пес, а не гончая, ему Артемия не поймать. Пусть жену охраняет да власть свою. Пока есть что охранять.
Оставив раскрытые тела под мостом Многогранника (привет Хану и совет держать в узде своих зверят), Артемий поспешил в Омут.
Успеет ли?
Когда он вошел, щурясь на яркий свет ламп, Ноткин уже сидел и внимательно слушал Даниила. Карманы парня оттягивали склянки с лекарством и бинты.
— ...Три раза в день. Запомнил?
— Запомнил.
— На, возьми рецепт. Умеет у вас там кто-нибудь читать?
— Обижаешь, доктор, у нас все умеют! Капелла учит. Спасибо, что подлатал. Заходи на склады, если чего потребуется.
Ноткин осторожно слез со стола, взял бумагу и хитро ухмыльнулся, глядя на замершего Артемия. Помахал ему рукой с целыми пальцами.
— Пойду я. Ну, Хан! Устрою я ему ответ!
— Один не ходи, — велел Артемий.
— Да уж понял, не дурак. Покедова, доктор.
Когда за ним закрылась дверь, Даниил выставил и молча кивнул на две чаши, обвитые змеями. Артемий так же молча положил в них сердца песиголовцев.
Даниил повел над ними руками. Что-то сказал по-гречески.
Сердца загорелись, как промасленная ветошь. Левое синим пламенем, правое — зеленым. Огонь отражался в запавших глазах Даниила. На лбу выступила испарина. Кажется, он даже перестал дышать.
Сердца рассыпались прахом, и Даниил облегченно выдохнул и оперся о стол. Артемий поспешил подставить плечо.
— Принято. Она не держит зла.
Артемий слегка усмехнулся, прикасаясь губами к его виску.
— Даже боги боятся смерти, да?
— Много ты понимаешь в богах, — пробормотал Даниил, обнимая его. — Я, знаешь ли, смертен, и моя жизнь тоже в ее руках. Если бы я раньше знал, что за даром последует такая плата...
— Эти щенки заслужили свою участь.
Даниил хрипло рассмеялся. Обхватил его лицо руками. Ладони у него были холодные и сухие, как змеиная чешуя. Зрачок полностью терялся в черной радужке, но Артемий был уверен, что он вертикальный.
— Я не о них говорил. Знаешь, какой страшной бывает исполненная мечта? Мне дали возможность воскрешать мертвых, вот только смерти это не нравится. И однажды она, разгневавшись, заберет меня вместо спасенного, чтобы покарать за дерзость. Я не знаю, как долго она будет принимать мои...
— Взятки?
— Подачки. Каждый раз, как в последний. Если бы просил не ты, я бы отказал.
Он закрыл глаза. Артемий благоговейно поцеловал его закрытые веки.
— Шарлатаном быть проще, чем богом?
— Намного.
Он впился в губы Артемия с жадностью замерзающего.
— Она ведь приходит каждый раз и стоит у меня за спиной, держа руку на моем сердце, — лихорадочно прошептал Даниил, между поцелуями. — Ненавижу этот холод, пробирает до костей, до самого нутра...
— Пойдем наверх. Пора греться.
Даниил кивнул и переплел пальцы с его. Сжал руку крепко, до боли.
Иногда Артемий жалел, что имена имели над ними такую власть.
Но глядя на Даниила, он понимал, что даже смена имени ничего не исправит. Их судьбы были предопределены. Даниил никогда не называл настоящего своего имени, но Артемий и без того его знал. Быть посвященным кровавой и жестокой богине охоты было куда легче, чем являться новым воплощением бога врачевания, Асклепия.

@темы: слэш, Мор (Утопия), мини, фанфик, R-NC

---

«Точность — вежливость королей» рейтинговый драббл

[Naians]

Название: Точность — вежливость королей
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: драббл, 997 слов
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский/Артемий Бурах
Категория: слэш
Жанр: экшн
Рейтинг: R
Краткое содержание: «Столичному бакалавру не подобает быть мальчиком на побегушках у всяких провинциальных знахарей, да?»
Примечание/Предупреждения: 1) седьмой день прохождения за бакалавра, квест «Маска и Балахон»: Артемий просит достать их, но так за ними и не приходит; 2) записка Бураха

   

Читать дальше

Точность — вежливость королей, но обязанность для их подданных. Даниил Данковский любил использовать первую часть фразы, по умолчанию подразумевая вторую. Он никогда не опаздывал сам и не прощал тех, кто отнимал у него время. Как назвать человека, который попросил об услуге, а потом сам же не пришел на встречу, он не знал.

Идиот — это еще мягко сказано.

«Ойнон, позавчера я оказал тебе услугу. Не откажи мне сегодня во встречной...»

Даниил фыркнул. Записка была проникновенной, услуга, оказанная Бурахом, — важной. Только этим можно объяснить, что он не только потратил свое время на поиск маски и плаща Исполнителя, но и обеспокоился, когда Бурах за ними не пришел. День близился к концу, и вещи, бесценные сегодня, назавтра становились бесполезными. О месте встречи они не договорились, в Омут Бурах не заходил, так что Даниил, покончив со своими делами, отправился в его убежище. Никого не застал, проторчал там полчаса (немыслимо!) и, разозленный, пошел домой. До полуночи оставалось всего ничего, в кварталах Земли было небезопасно, так что он попытался сократить путь через дворы и заплутал. Тот, кто проектировал этот город, был кретином. Но не большим, чем сам Даниил Данковский, тратящий свое время на одного степного болвана, не исчерпавшего еще своей полезности.

Свет фонаря пробудил в нем надежду, и Даниил поспешил свернуть к нему. Разумеется, неизвестный архитектор и здесь отличился: фонарь освещал тупик, окруженный с трех сторон забором. Хорошо освещал, ярко. Как стол в прозекторской. И труп, разложенный под фонарем, был виден во всех подробностях.

Грудная клетка была вскрыта профессионально, да и скальпель убийца, сидящий спиной к Даниилу, держал уверенно. Покойник был свежим. Приличная лужа под головой и виднеющаяся трахея свидетельствовали, что жизнь покинула его после повреждения шейных мышц, нанесенных небольшим отточенным предметом. Этим же самым предметом убийца вырезал внутренние органы, после чего аккуратно взвешивал на ладони и упаковывал во внушительный карман на животе. Печень уже отсутствовала, селезенка — тоже. Органы, на поверхностный взгляд, были без патологий, так что на черном рынке за них дали бы приличную сумму. Сколько они могли стоить здесь, в городе с суеверным запретом на вскрытие, Даниил мог только догадываться. Ему одно-единственное сердце обошлось в потерянную репутацию и сто тысяч упущенной прибыли.

Терпко и знакомо пахло кровью.

Даниил вытащил револьвер.

Сердце трупа было еще на месте. Убийца аккуратно вырезал его, вытолкнул кровяной сгусток и убрал орган в сумку. А затем с удивительной для такого массивного мужчины стремительностью поднялся на ноги, повернулся и замахнулся скальпелем.

Револьверное дуло, направленное в лоб, остановило его.

— Доброй ночи, коллега, — суховато поздоровался Даниил, — а я-то думал, где вы пропадаете?

Артемий Бурах расслабился и опустил скальпель. Стер с него кровавую пленку. Даниил поморщился: кожаные перчатки были безнадежно испорчены. Черта с два с них отстираешь такое количество крови, Бурах их фактически в ней искупал. Что мешало ему использовать медицинские одноразовые?

— И тебе доброй ночи, ойнон. Ты искал меня?

Глаза у него были ясные и спокойные, как у хирурга или патологоанатома. Глаза человека, который уверен в важности своего дела и не боится замараться.

Даниил убрал револьвер.

— Вы просили найти вам реквизит Исполнителя. Утверждали, что это срочное и важное дело.

— Не нашел?

— Нашел. Даже доставил к вашему укрытию. Найдете на пороге.

Бурах коротко кивнул:

— Спасибо. Что-то еще хочешь?

Даниил заскрипел зубами. Встреть он Бураха завтра — уже бы успокоился и проглотил обиду. А то и обернул себе на пользу. Тот был ему нужен, а с полезными людьми не ссорятся по ерунде. Но сегодня Даниил устал и был зол.

— Я полагал, что вы зайдете за ним сами, — холодно ответил он, — а не заставите меня разыскивать вас по всему городу.

Бурах хмыкнул. Почесал тупой стороной скальпеля небритую щеку.

— Это был твой выбор.

— Верно, — ядовито согласился Даниил, — мой выбор — полагаться на людей и не быть должником. Такой уж я человек. Но я не люблю, когда мое время тратят напрасно. Запомните это.

Бурах усмехнулся:

— Столичному бакалавру не подобает быть мальчиком на побегушках у всяких провинциальных знахарей, да?

Даниил испытал острое желание разбить ему лицо. Разделанный труп за спиной Бураха немного остудил его пыл.

— Я был о вас лучшего мнения, — процедил он. — У меня, в отличие от вас, множество обязанностей. Я пытаюсь спасти этот город от эпидемии смертельной болезни. Ваш город, Бурах. Я полагал, что он вам небезразличен. Зря?

— Не лезь в бутылку, ойнон, — мирно ответил Бурах. — Я ценю то, что ты делаешь. Но когда задираешь нос, не удивляйся, если кто-то захочет по нему щелкнуть.

Даниил закатил глаза.

— У вас отвратительное чувство юмора и не менее отвратительные манеры. Ваш отец был куда более приятным...

Договорить он не успел: Бурах шагнул вперед, схватил его за загривок и резко нагнул. Даниил ругнулся и сунулся за револьвером, уже понимая, что не успеет: скальпель его «коллега» так и не убрал. По ногам провели подсечку, и Даниил упал.

Над головой что-то свистнуло.

Через три секунды он все еще был жив.

Даниил перекатился на спину и выставил револьвер перед собой, но стрелять не потребовалось: Бурах уже нокаутировал бандита и ловко перерезал ему горло. Подхватил тело и оттащил на пятачок под фонарь.

— Цел, ойнон?

— Да.

Даниил встал. Встретился взглядом со своим спасителем и почувствовал горячую волну, спускающуюся от затылка, все еще ощущавшего крепкую, но аккуратную хватку, в пах.

Облизал губы.

Адреналин мог проявляться и так, но Даниил себя знал. Он думал о том, что не против был испытать прикосновение этих рук на себе снова. При более приятных обстоятельствах и чистые. Хотя он определенно не возражал испачкать их кое-чем другим.

Бурах все еще смотрел на него, и взгляд у него был...

Даниил встряхнул головой.

Мысли Бурах читать не умел, иначе уже свернул бы ему шею.

— Спасибо вам, друг мой, — Даниил обаятельно улыбнулся, — я снова ваш должник. Если понадоблюсь, вы знаете где меня найти.

— Друг? — Бурах будто пробовал слово на вкус. — Хорошо сказано. Но неправильно.

— Поболтал бы еще, но мне пора. Вам надо работать. — Даниил, не гася улыбки, кивнул на нового покойника.

Понял? Но как? Его эрекция не могла быть заметна — плащ застегнут.

Глаза выдали? Даниилу говорили, что похоть в них трудно скрыть.

Бурах встал. Он был выше на полголовы и массивнее раза в полтора.

— У нас друзей зовут по имени, — сказал он, глядя на Даниила, — и на «ты».

— Ясно. Тогда до встречи, Артемий.

— До скорой встречи, Даниил.

@темы: драббл, слэш, Мор (Утопия), фанфик, R-NC

---

«Актриса»(Анна Ангел, Вера Верба, горбун Вар)

[Naians]

Название: Актриса
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: драббл, 996 слов
Пейринг/Персонажи: Анна Ангел, Вера Верба, горбун Вар
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: «При чем тут Караван? Страшилище для детей, одна из тех глупых историй, которыми пугают друг друга на ночь... Может, его и не было никогда. И никогда не была я в Караване. Посмотри, какая же из меня певица?» © Анна Ангел
Примечание/Предупреждения: 1) жестокость, насилие, смерть второстепенных персонажей; 2) изнасилование

   

Читать дальше

Анна сбегает в Караван, когда ей исполняется тринадцать. Анна несчастна: у нее кожа в прыщах, приземистая фигура и совсем нет груди. Над Анной смеются, когда она мечтает стать прекрасной певицей с золотыми волосами. Исполнить заветное желание может только чудо, а Караван полон чудес.

Ей красят волосы хной. Купают в молоке и кладут на грудь жаб, а на лицо — пиявок. Красота — это боль, и Анна готова терпеть, но все бесполезно. Анну учат петь, а она срывается на визг. В ее танце нет ни грации, ни страсти. Она уродлива. Все, что Анна умеет, — это льстить и заискивать перед более красивыми людьми.

Караванщики бьются над ней три года, а потом отдают горбуну Вару. Анна уже не ребенок, Анна еще не певица, пусть хоть что-то из нее выйдет.

Вар учит ее ублажать мужчин. Анна будет развлекать тех, кто платит.

— Хорошая девочка. Послушная, — бормочет он, липко облизываясь, — и чем им не понравилась сладкая малышка? Такая чистая. Моя девочка...

Он щиплет ее за соски и больно сжимает маленькие холмики грудей. Копается между ног, дергая за мягкие волоски, лезет туда лицом и кусает, после зализывая ранки. Анна плачет, а Вар приносит ей сладости и украшения. Анне не стать прекрасной певицей. Она готова отдать все, лишь бы горбун исчез, но у нее ничего нет: ни красоты, ни голоса.

Но когда на Караван обрушивается гнев властей, именно Вар вытаскивает Анну из-под пуль и сабельных ударов. Ее единственную. И караванскую казну. Они бегут, скрываются и, наконец, оседают в городе. По отдельности.

— Надо нам залечь на дно, укрыться, — бормочет Вар, жадно обнимая Анну, — мы слишком заметны. Оставлю тебя добрым людям, моя Аннушка, а потом заберу. Жди меня.

Анна стоит на пороге богатого дома полуголая, грязная, измученная. Ее жизнь, страшная и тяжелая, но привычная, кончена. Она не нужна даже Вару. Анна падает на порог и горько плачет, пока на шум не выходят хозяева.

Они добрые люди, живущие в особняке Вербы. Анна врет, что ее похитили, и тут же говорит, что ссыльная, услышав, что в ссылке они. Анне прощают все: ложь, грязь, уродство. Отмывают и называют приемной дочерью. У Анны теперь есть сестра Вера, прекрасная, как ангел.

Вера тоненькая, златовласая и сладкоголосая. Анна смотрит на нее с восхищением, в котором иногда, совсем редко, мелькает зависть.

Родители велели Вере быть доброй к ней, и Вера добра: она отдает Анне свои нелюбимые платья и водит гулять по городу, гордо задрав голову. Любого, кто посмеет смеяться над сестрой-дурнушкой, Вера забросает камнями, чтобы все знали, что девочка из Верб хороша не только снаружи, но и внутри.

Анна на нее почти молится.

Вера позволяет.

Вера расспрашивает Анну о жутких чудесах Каравана и сладко замирает от ужаса. Вот бы побывать там! Всласть набояться, пока не появится лихой офицер, который порубит злодеев на куски!

Анна криво улыбается. Она знает, что чудес не бывает.

Вера уверена, что случаются, но только с красавицами. Дурнушки всегда злобные, завистливые ведьмы, похищающие чужую красоту.

Уродство Анны постепенно проходит. Она хорошо ест, моется каждый день, окружена любовью. Хна с волос давно смылась, и они падают на плечи светлыми локонами. Прыщи прошли, кожа побелела — Анна прячется от солнца и мажет лицо клубникой. Она вытянулась, грудь подросла, красивые платья скрывают недостатки фигуры. Анна хороша, но ангельская красота все еще у Веры. Анна — ее бледная тень.

Только Вере Анна рассказывает, что Вар в их городе. Вера загорается желанием посмотреть на него. Анна отговаривает, но быстро смиряется, когда Вера на нее сердится. Анна умеет быть послушной, а Вера знает, что ее желания должны выполняться.

Вера играет в Караван, наслаждаясь его ужасами. Они с Анной бродят мимо дома Вара и однажды дожидаются его появления. Вар страшен, страшнее бандитских рож со складов, и сердце Веры трепещет, как птица. Она с визгом сбегает, когда Вар делает к ним шаг.

Теперь они видят горбуна постоянно: он преследует их, улыбается щербатым ртом с гнилыми зубами и смотрит. Анна плачет, просит дать ей твирину, потому что горбун придет и заберет ее. Вера дрожит, но презрительно фыркает. Она — уважаемая горожанка, в городе есть комендант, горбун не посмеет прийти за ней. С красавицами не случается беды.

Но горбун приходит.

Тело матери искромсано, изрублено, пальцы раскатились по полу, а голова висит на двух лоскутках кожи. В глазах застыл ужас. У отца снесено полголовы, и Вера видит что-то страшное, скользкое, вытекающее из черепа. Анна воет, и ее визгливый голос бьет по ушам. Вера молчит, как немая. Вар тяжело дышит, опираясь на топор.

А затем идет к ним.

— Здравствуй, моя Аннушка, моя доченька. Вот я и пришел. Какая ты стала красивая! Заберу себе, нечего чужой быть. А что нам с Верой делать-то?

Вера смотрит, как Вар поднимает топор и падает на колени:

— Я не Вера! Я — Анна! Я переплела судьбу Веры, как караванщица, и стала ею! Забрала красоту, голос, волосы, все забрала! Не убивай!

Анна всхлипывает за спиной:

— Я — Анна...

— Нет! Я — Анна!

Горбун хрипло смеется. Больно щиплет Веру за щеку.

— Хорошо... Аннушка. Заберу Веру. А ты скажешь все, как я велю. Или вернусь за тобой. Поняла, ангел?

— Поняла! Я — Анна Ангел, я все скажу как надо!

Вар уходит, забирая Анну, а Вера сидит возле тел родителей и скулит.

Она больше не Вера.

Она забрала чужую судьбу. А свою перемолола в труху.

Анна теперь Вера. А Вера — Анна. Нужно сыграть роль хорошо, не то горбун вернется и зарубит ее топором. Она хочет жить.

Коменданту она рассказывает о банде грабителей, от которых спряталась в шкафу. Банда похитила красавицу Веру Вербу, а Анна Ангел спаслась. То же она говорит всем, кто ее слушает.

Она — Анна-караванщица, Анна-ссыльная, Анна-ведьма, укравшая чужую красоту. На имя Вера она больше не отзывается. Горожане говорят, что она помешалась. Но некоторые верят. И ненавидят ее.

Анна принимает это. Она знает, что пока хорошо играет — она жива.

Она видит Веру спустя несколько лет. Волосы той снова покрашены хной, и она подурнела. Вера пьет твирин, пытаясь забыться. Анна замирает, пронзенная ужасной мыслью: ведь Вера все помнит и может выдать!

Тогда придет горбун с топором и убьет ее.

Анна извелась от ужаса. Она наскребает денег и отдает их мяснику Бураху, прося убить мерзкую девку Веру.

В глубине ее съежившейся души мелькает безумная надежда, что Бурах поймет и убьет настоящую.

@темы: драббл, Мор (Утопия), фанфик, джен, R-NC

---

"Серый след" (Александр Блок/Юлия Люричева)

[Naians]

Название: Серый след
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: мини, 3 366 слов
Пейринг/Персонажи: Александр Блок/Юлия Люричева, Марк Бессмертник, Ласка, упоминается Клара
Категория: гет
Жанр: мистика, ужасы, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Александр вернулся в этот серый город, чтобы проведать Клару. Теперь это ее город, и звон ключей и крючков сопровождает каждый его шаг
Примечание/Предупреждения: 1) таймлайн: постфинал смиренников, пять лет спустя; 2) упоминается смерть персонажа

Александр сошел с поезда ровно в семь утра. Перехватил поудобнее чемодан и поднял воротник. Стылый ноябрь, темнота, едва разгоняемая единственным фонарем, и мелкий степной городок — вот что окружало его сейчас. Раньше, куда бы он ни приехал, его встречали цветами и волной обожания или же пушечной канонадой и пороховым дымом. Сейчас его спутниками были тишина и пустота: ни верных адъютантов, ни охраны, ни офицеров с докладами.
Непривычная обстановка для генерал-майора Александра Блока — народного героя и главного символа военной мощи империи. Но неудивительная, учитывая, что он прибыл в городок инкогнито.
В темноте мигнул и погас алый огонек чужой сигареты. На перроне стоял еще один человек. Александр поставил чемодан и достал портсигар. Едва различимая фигура двинулась к нему. Когда она приблизилась, Александр разглядел женщину: высокую, худощавую и коротко остриженную. Она ежилась от холода в тонком пальто. Александр зажал сигарету в зубах, наблюдая за ней. Портсигар и спички убирать не стал — очевидно, дама подошла попросить огоньку.
— Господин Блок?
Он нахмурился.
— Я.
— Меня прислала Клара — встретить вас.
— Я не сообщал ей, что приеду.
Александр был удивлен. Его поездка была спонтанной: еще позавчера вечером он резался со знакомыми офицерами в карты, а ночью подорвался, покидал вещи в чемодан и поехал сюда. Столичная суета угнетала его. Пить, гулять и таскаться по приемам свадебным генералом обрыдло, и захотелось сделать что-нибудь осмысленное.
Тогда он вспомнил о Кларе.
Худенькая, несчастная девочка, благословленная богом, уберегла этот город от разрушения. На Александра тогда возложили позорную миссию уничтожения гражданских и, если потребуется, всего этого места. Но пушки не выстрелили. Клара, святая чудотворница, подсказала, как этого избежать. Сам план Александр помнил смутно: вроде бы он был связан с местными добровольцами, но в результате город уцелел, а болезнь отступила. Александр уговаривал Клару поехать с ним: здесь, среди темных, отсталых горожан, ее уже травили и пытались сжечь, как ведьму. Ее, святую! Негодяи!
Но Клара отказалась. Осталась, благословив его на прощание. И вот пять лет спустя он вдруг вспомнил и пожелал убедиться, что с девочкой ничего не случилось.
И не говорил об этом никому, однако Клара уже ждала его приезда.
Встречающая пожала плечами:
— Спросите у нее. Мое дело маленькое — встретить и проводить вас в «Стержень».
— Понял. Идемте. Как мне к вам обращаться?
Она вяло махнула рукой и зевнула:
— Можно мне сигарету?
При свете спички Александр заметил какое у нее бледное, усталое лицо. Должно быть, долго ждала.
Они зашагали вначале по станции, потом, спустившись по тропинке, обошли ее. Утренний холод жег щеки. Провожатая молчала, Александр тоже.
Клара ждала его. Может, сожалела об отказе? Надеялась, что он вернется?
В городе стало светлее. Они шли по пустым улицам, изредка встречая ранних прохожих: молочниц, дворников, фабричных рабочих, бредущих на завод. Александр заскучал и принялся разглядывать спутницу. Спросить, что ли, ее имя еще раз? А нужно ли?
Ее пальто оказалось зеленым, волосы — тонкими и светлыми. Лицо — незапоминающимся. Не красавица, но и не уродина. И нелюбопытна — будто каждый день с героями Карстовых Бродов встречается. Хоть бы вопрос какой задала.
Наконец они пришли. Обошли особняк на набережной, миновав одну из дверей. Другую провожатая открыла своим ключом и зажгла свет.
— Располагайтесь. Можете пользоваться, чем хотите. Еда здесь, ванная за той дверью.
— Где Клара?
— Клара уехала, но очень просила вас дождаться ее.
— Когда она вернется?
— Мне она об этом не сообщала.
Александр размышлял. Ждать он не любил. Но если Клара просит — можно и потерпеть.
— Что-нибудь еще Клара говорила?
— Ничего. Почти.
— Почти?
Провожатая, вручая ключ, посмотрела на Александра:
— Слуг у Клары нет, но можете нанять кого-нибудь на улице. Если захотите уехать, отдайте мне ключ — я живу напротив вас, на той стороне реки. Видите тот дом? «Невод». Если заблудитесь, то спросите, как найти Юлию Люричеву.
Имя щелкнуло сухим выстрелом. Александр вспомнил.
— Так это вы. Юлия, вы помните меня?
— Я могла бы сказать, что не помню, но это прозвучало бы глупо. — Она не поменяла тона, не улыбнулась ему. — Давайте сделаем вид, что это вы меня не помните, хорошо?
— Как пожелаете.
— До свидания.
— До свидания.
Юлия ушла. Александр закрыл дверь и принялся устраиваться, ощущая некоторую досаду. Надо же было так опростоволоситься! Будь на перроне нормальное освещение, он узнал бы ее сразу. Или нет? Тогда она была другой.
С Юлией Люричевой он переспал в прошлый свой приезд сюда. Одна короткая, но хорошая ночь, устроенная, что необычно, не им, а ею. Тогда Юлия выдумала заговор против него — главы санитарной армии, — чтобы иметь повод познакомиться. Запустила пару сплетен по городу, написала анонимное письмо, даже уговорила бакалавра Данковского поучаствовать в этом спектакле. Предъявить ей было решительно нечего. Она «пошутила». Хотела поглядеть на знаменитого мужчину. И не только поглядеть.
Александр счел это забавным. Юлия оказалась чертовкой, а чертовок он любил. Тогда глаза у нее блестели от удовольствия, руки не стеснялись обнимать, да и грудь была очень и очень хороша. Приятная женщина, одним словом. А он ее не узнал. Она этого ждала, должно быть. И обиделась.
А может, и не обиделась, а давно вышла замуж. Тогда его воспоминания будут неуместны. Нечего портить даме репутацию.
Александр подремал два часа, потом умылся, побрился, позавтракал и отправился на прогулку.
Городок был серым и унылым. В ноябре все города кажутся такими, даже игривая столица. Холодный ветер задувает под полы пальто, мокрые листья липнут к армейским ботинкам. Но этот город был худшим из виденных Александром. Огромные Бойни давили. Возле общежития рабочих (Термитник, кажется?) собирался всякий сброд. Александр понаблюдал за кровавым кулачным боем, но ставить ни на кого не стал, как и досматривать: с его точки зрения бились степняки одинаково, а кроме того, бессмысленной драки он не любил. Если уж сражаешься, то для чего-то. Если пускаешь чужую кровь, то должен быть смысл в этой жертве. Иначе поступают лишь мясники, а он, идейный военный, таких людей презирал.
Весь город он обошел часа за три. Задрал голову, разглядывая нелепую башню с названием, вылетевшим из головы. Помнится, бакалавр Данковский бурно ее защищал, хирург Бурах не менее настойчиво советовал ее снести. Как они тогда сцепились — не врачи, а бойцовские петухи на деревенской ярмарке! Нашли из-за чего спорить. Клара сумела их примирить, и пушки не выстрелили вовсе.
Александра узнавали даже без мундира. Да что мундир? Военная выправка, револьвер в кобуре и чеканный шаг выдавали его с головой. Да и город маленький — конечно, узнали. Газеты в такую глушь доставляют с заметным опозданием, так что именно сейчас добропорядочные горожане имеют возможность узнать, что он, генерал-майор Александр Блок, отправлен в заслуженную отставку.
Он заскрипел зубами.
Сволочи! Его, героя Шхер, Карстовых Бродов и еще полусотни громких битв, лишили возможности воевать! Списали в запас! Проклятые власти испугались его растущего влияния, безуспешно пытались сгубить на фронте, в этой эпидемии, а когда не вышло — вышвырнули пинком под зад из армии!
Будь Александр чуть меньшим патриотом, он поднял бы мятеж. Расстрелял их всех, установив в стране военную диктатуру. Навел бы наконец порядок и вычистил от гнили не только ряды армии, но и страну. Однако он слишком хорошо знал, чем это обернется для их империи. Война закончилась, но следующая была не за горами. Страну окружают враги, готовые разорвать ее на куски, стоит только продемонстрировать слабость. Оккупанты хлынут рекой, продажные партии начнут навязывать свои условия, солдаты не будут знать, чьим приказам подчиняться.
Нельзя. Не сейчас.
Ничего, начнется новая война — сами к нему приползут. Тогда и посмотрим, без кого страна может обойтись — без ее главного защитника или кучки слабосильных трусов.
Часы пробили два. Из всех развлечений в городе имелись только кабак да театр. К последнему Александр и направился.
Тихий звон заставил его остановиться. Будто кто-то рядом с ним тряс связкой ключей или рыболовных крючков. Он недоуменно огляделся, но никого подходящего не заметил: его окружали женщины, мужчины, дети — обычные провинциальные горожане, сливающиеся в единую серую массу.
Кто-то явственно хихикнул. Снизу.
Ребенок?
Александр осмотрелся и успел заметить, как скрылся в сырой пожухлой траве вокруг театра розовый крысиный хвост. Больше на площади никого не было — Александр один торчал, как телеграфный столб.
Он хмыкнул и зашагал вперед.
В театре серая хмарь отступила, сменившись приглушенными, но все же яркими красками. На декорациях был нарисован город и две прекрасные женщины: горделивая брюнетка и мягкая блондинка. Обе были хороши неимоверно.
А между ними стояла Юлия, разговаривая с мужчиной в щеголеватом наряде.
Александр расправил плечи и подошел к ним.
— Ба, кто же посетил наш скромный храм Мельпомены? Никак сам великий Полководец! — льстиво и с хитрой улыбкой заговорил мужчина. — Я — Марк Бессмертник, здешний антрепренер. Чем могу служить могучему герою?
Александр едва заметно поморщился. За медовыми речами ему почудилась насмешка.
— Добрый день. Здравствуйте, Юлия.
— Здравствуйте, господин Блок.
Она выглядела лучше, чем утром, — задумчивой, а не усталой. В здешнем освещении ее глаза смотрелись ярко-голубыми, ресницы и брови — золотистыми. Губы были накрашены, и Александр не вовремя вспомнил, как сцеловывал с них помаду в прошлый раз.
— Где здесь расписание премьер?
— Обновляем-с. Желаете посетить представление?
Александр пожал плечами:
— Может быть. Юлия, здесь хорошие спектакли?
— Интересные. Но могут не понравиться.
— Почему?
— Авторская трактовка многих раздражает. — Юлия усмехнулась, посмотрев на Марка Бессмертника.
Тот снова заулыбался и приложился губами к ее руке.
— Госпожа Люричева — наш самый строгий театральный критик. Архитекторы Стаматины критикуют художественную часть, прелестная Виктория Ольгимская — отсутствие правильной морали в моих пьесах, а достойнейшая хозяйка пустого «Невода» — достоверность происходящего. Наблюдать всегда проще, чем делать, не так ли?
Взгляд Юлии стал колким, и она вырвала руку. Ухмылка Марка Бессмертника стала совсем уж неприятной.
— Извинитесь. Сейчас же, — коротко приказал Александр.
Он не понял, что именно задело Юлию, — намек на пустой дом? Должно быть, она не замужем. Театральный кривляка смеялся над ее неспособностью найти мужа, и вот это уже было оскорблением. Александр не терпел, когда в его присутствии обижали женщин.
— Прощения просим, — кривляка прижал руку к груди, — язык мой — враг мой.
Юлия дернула плечом:
— Не обращайте внимания, господин Блок. Этот человек любит острить, полагая, что это придает его пьесам особенный шик.
— И как? — спросил Марк Бессмертник. — Придает?
— Придает. Но не это.
— А не желаете ли лично оценить мой талант? — Марк Бессмертник повернулся к Александру. — И сводить даму на сегодняшнюю премьеру? Она разберет вам по полочкам все недостатки моего произведения. Больше в этом городе заняться все равно нечем, разве что пить.
— Что играете?
— Совершенно новую драму! «Полководец и рыбная ловля». К вечеру набросаю сценарий, ночью можно будет ставить.
— Интересно было бы взглянуть, — неожиданно согласилась Юлия.
— Я не люблю рыбалку, — отрезал Александр. — Нормальное что-нибудь будет?
— Сегодня, увы, нет. Завтра в семь вечера — «Лишние люди».
— Это не Чехов, — просветила его Юлия, — вам не понравится.
— А вам?
— А я схожу. Как сказал маэстро — мне интересна не художественная составляющая.
— Тогда и я пойду. Позволите пригласить вас?
Юлия посмотрела на него. Она не выглядела ни польщенной, ни заинтересованной. Но Александру жутко не хотелось идти в кабак.
— Хорошо. — Она взялась натягивать перчатки.
— Если хотите — приходите этой ночью, — подмигнул ему Марк Бессмертник, — часа в два. Только без дамы.
— И не подумаю даже. — Александр бросил на него презрительный взгляд.
Что они тут по ночам устраивают — вертеп с девками? Надо же было ляпнуть такую глупость при приличной женщине!
Он предложил Юлии руку, и они покинули театр.
На улице пошел снег. Он таял, не долетая до мостовой, но на улице заметно похолодало.
— Будьте осторожны с Бессмертником, — сказала Юлия. — Он умнее и опаснее, чем кажется.
— Не люблю паяцев.
— Клара его тоже не любит.
Александр слегка оживился. Они шли по улицам, не обращая внимания на снег, хотя оба были без шляп.
— Расскажите, как она здесь жила? Кто о ней заботился?
— Клара из тех людей, кто прекрасно выживает без чьей-либо заботы. Ей больше не нужно покровительство.
— Но кто-то должен ее содержать?
— Сабуровы оставили ей наследство, так что она обеспечена. В городе ее власть признают, и больше не найдется безумца, кто пошел бы против нее. Все посажены на крючки.
Александр услышал знакомый звон.
— Что вы сказали?
— Неважно. Мне приятно, что вы меня не забыли. Ваша компания внесет в мою серую действительность некоторое оживление.
Александр слегка наклонил голову:
— Если только это не повредит вашей репутации.
— Не повредит. Ей уже ничто не повредит.
Порыв ледяного ветра продрал до костей. Погода не располагала к прогулкам, и он, проводив Юлию до «Невода», вернулся в «Стержень». Почитал захваченную с собой книгу, пообедал, заскучал. На улицу идти совершенно не хотелось.
Что, собственно, ему было нужно от Юлии? Что свело их на этот раз? Всего лишь скука — и воспоминание об одном ярком дне. Стоит ли продолжать?
Что за несуразный город, почему здесь все такое серое?
К ночи он совершенно извелся. Библиотека «Стержня» не представляла интереса. Знакомых у него в городе не было. Клара еще не вернулась. Сон не шел.
К двум часам Александр плюнул и отправился к театру. Девки так девки. Что угодно, лишь бы не скучать.
Ледяные лужицы тонко похрустывали у него под ногами. Город замер. Не было ни патрульных, ни бандитов. Даже собаки не лаяли.
Тихо звенели на ветру связки ключей или крючков.
Александр сглотнул вязкую слюну. Да что такое, опять этот звук!
Он прошел мимо управы, в которой раньше располагался его штаб, и вышел к зданию театра.
Из-за угла в сторону Утробы плыла в воздухе простоволосая девица в ночной рубашке.
Александр замер и потряс головой. Хлопнул себя по щеке. Было больно.
— Да что же это? — пробормотал он.
Девица. В воздухе. Призрак, что ли?
А вот за девицей шли самые настоящие призраки. Бесшумно чеканили шаг, хотя армейские ботинки должны были отбивать знакомый любому генералу ритм.
Солдаты. Его солдаты!
Приведенные им в этот город во время эпидемии смертельной болезни — и оставшиеся в нем навсегда.
Александр оцепенел. Его не пугали война, смерть или мор. С живым врагом он готов был биться до последнего своего вздоха. Но мертвые будили в нем суеверный страх.
Он не знал, как их убивать.
Тишину нарушили звук шагов и тяжелое дыхание за спиной. Александр обернулся в тот момент, когда задыхающаяся Юлия повисла у него на плече:
— Спокойно! Не делаем резких движений, хорошо? Уходим.
Александр очнулся и взял ее под руку. Оглянулся в поисках убежища:
— В театр!
— Ни в коем случае. Бессмертник нас не впустит — он с удовольствием понаблюдает за нашей гибелью. Идемте в «Не... — Юлия повернула голову и осеклась.
Александр проследил за ее взглядом и увидел, что летящая девица с призраками за спиной сделала петлю и возвращалась. По улице, пересекающей ту, на которой они стояли.
Летела прямо на них.
Александр сжал зубы, развернулся и повел Юлию прочь.
Нельзя было показывать, что он напуган. Нужно было организованно отступать.
— Что будет, если мы побежим?
— Не знаю. Но благоприятный исход маловероятен. Иногда у нас находят замученные и поседевшие от ужаса трупы. Не хочу присоединяться.
Они шли и слышали в тишине только звук собственных шагов. Александр бросил взгляд назад. Подавил дрожь.
Бледная девица пялилась на него и отставала шагов на пятьдесят. Мертвые солдаты сопровождали ее, как почетный караул.
— Они летят за нами.
— В домах трупов не находили. Продолжаем идти.
Спина у Александра закаменела от напряжения. Локоть ныл от хватки Юлии. Город все еще смотрелся вымершим, но теперь Александр понял причину.
— Часто здесь такое?
— Часто. Горожане чувствуют, когда на улицу выходить нельзя. Но вы — чужак, у вас этого чутья нет.
— Священника звали?
— Бесполезно.
Возле управы они свернули, и Александр тихо выругался.
Призраки шагали навстречу. Их пустые глаза смотрели ему в душу.
Юлия рвано вздохнула и потянула его в другую сторону.
— И зачем я вообще сегодня вышла? Пройдем мимо «Приюта».
— Сможем там укрыться?
— Лара бы нас впустила. Но Лара умерла. Остальные не откроют — побоятся связываться с жертвами.
— Жертвами?
— Если люди в городе умирают странно, то это — жертва. Городу, Хозяйкам, степи — неважно. Мы уже мертвецы.
— Черта с два! Я еще жив и могу побороться. Церковь в городе есть?
— Нет.
— А тот собор под башней?
— Он проклят. Мы там скорее других призраков встретим.
Александр попытался прочитать молитву, но у него отнялся язык.
Да что же это за место, где даже вера не спасает?!
Звенела в кармане связка ключей. Каждый шаг давался тяжело, словно невидимые крючья цепляли его за штаны.
Юлия молчала, постоянно оглядываясь. Строила им маршрут.
Расстояние между ними и призраками сокращалось. Александр не мог понять, почему они не нападают.
Показался «Невод». Сейчас он казался ему блиндажом, надежным укрытием, хотя никаких гарантий защиты у них не было.
У двери стояли пять прозрачных солдат.
Юлия замерла:
— Сегодня пятое! Я забыла!
— Что «пятое»?
— Число! Их убили пятого, они тут всегда до утра торчат!
Александр обернулся. Бледная холодная ладонь легла ему на лоб.
Он отшатнулся и выхватил револьвер. Юлия зашипела.
— В кого вы стрелять собрались — в мертвых?
— Да хоть в кого! Я не сдохну так легко!
— В Ласку не стреляйте, не то нас линчуют! Я попробую поговорить с ней, они с Кларой подруги.
Рука Александра дрогнула. Дуло револьвера смотрело в голову парящей девицы.
Стрелять или нет?
— Ты — генерал Пепел?
Александр вдруг заметил, что девица не прозрачная. Да и голос у нее был обычный. И смотрела она на него, а не сквозь, как призраки.
Он выпрямился.
— Я.
— Твои солдаты теперь мои подданные. Но они беспокойны.
— Чего они хотят? — напряженно спросила Юлия.
— На войну. Они должны сражаться и убивать и не могут этого забыть.
Александр облизал пересохшие губы. Опустил револьвер.
Так вот почему они шли за ним.
Долг поднял их из могилы.
— Война окончена. Мы победили. Они демобилизованы.
Ласка плавно и жутко, словно марионетка, подвешенная на нитях, обернулась к призракам. Развела руками, и те растворились в ледяной ноябрьской ночи.
— Клара была права. Жертв больше не будет.
И так же жутко и тихо полетела прочь.
Александр шумно выдохнул.
— Ловко, — пробормотала Юлия. — А предупредить было нельзя? Ну, Клара!
Пятеро солдат у дома и не думали исчезать. Их явно мучило что-то другое.
Александр напомнил себе, что он — их генерал, и шагнул к ним. С солдатами он обращаться умел.
— Равняйсь! Смирно!
— Разрешите доложить?
— Докладывай.
— Лейтенант Мазуренко! Дозвольте покаяться, господин генерал!
— Дозволяю.
— Нарушил приказ. Собирался дезертировать и ограбить доверенный на охрану дом. Застрелен в спину. Потерял служебный карабин. Не могу уйти, маюсь страшно! Отмените приказ, господин генерал.
Александр стиснул зубы. Дезертиров он ненавидел. Но вечные муки — наказание похуже расстрела.
— Отменяю. Убирайся. И дружков прихвати.
Все пятеро призраков исчезли. Юлия поежилась:
— А вы оставили серьезный след в нашем городе, господин Блок. Хотите зайти на чашку чая?
— А покрепче что-нибудь найдется?
— Бурахова настойка.
— Сойдет.
Только в «Неводе» Александр понял, как сильно замерз. Его колотило и отпустило только после рюмки некрепкого пойла. Юлия молча протянула ему сигареты, но Александр достал свои и с наслаждением закурил.
— Да, дела. Что ж у вас здесь за чертовщина творится?
— Это особенный город. И чудеса в нем особенные.
— Чудеса?
— А разве это не чудо: мертвые солдаты пять лет мучают местных, не слушаются даже Хозяйку кладбища, тщетно пытающуюся их удержать, а потом приходит их генерал и отправляет... ну, кого куда.
Александр сдвинул брови:
— Кто пристрелил дезертиров?
— Я не могу вам этого сказать.
— Как вы здесь живете?
Юлия затянулась.
— В этом хаосе есть своя система. Правила, соблюдая которые можно быть в безопасности. Почти.
— Зачем же вы нарушили их? Зачем вышли ночью?
— И не думала выходить. Но проснулась и понеслась, как рыба, подцепленная крюком.
Они помолчали. Юлия мяла в пальцах сигарету. Взгляд у нее был ясный, острый и наконец-то живой. Ее слова напомнили ему кое о чем.
— Что здесь за звон постоянный?
— Звон?
— Ключей. Или крючков.
— А! Клара. Теперь почти все завязано на ней. Это — ее город, и важные для нее люди получают помощь. Или оказывают ее.
— Клара святая. Неужели она не могла помолиться за души моих солдат?
Юлия опешила. Затем расхохоталась.
— Вы все еще не поняли, куда попали, да? — Она вытерла выступившие слезы. — Святая Клара, ох!
— Что смешного?
— Забудьте вы о религии. Здесь она не работает. Клара — Хозяйка. Забыли, как она спасла город?
Александр промолчал. Юлия присела рядом. В глазах ее скакали знакомые черти.
— Конечно, забыли. Клара принесла жертву. Здесь все так работает. Клара многое может, но без жертв и поддержки Сонные Хозяйки чудес не творят.
— Кто это такие?
— Долго объяснять. Богини. Ведьмы. Женщины, облеченные властью. Воспринимайте их так. Только не молитесь на них, иначе быстро станете разменной фигурой. Не пешкой — но и ферзем можно пожертвовать при надобности.
Александр раздавил сигарету в пепельнице. Слова Юлии пробудили в нем смутные воспоминания о том, что когда-то его разум не смог осмыслить и задвинул подальше.
— Вы тоже Хозяйка?
— А похожа?
— Да.
Юлия улыбнулась. Как-то очень по-женски.
— Нет.
Александр наклонился и поцеловал ее. Она ответила на поцелуй с тем наслаждением, какое получают от простых вещей чудом выжившие люди. Александр целовал ее горячо, жадно, требовательно, прогоняя холод из костей и серую хмарь из ее глаз. Хоть на одну ночь. Если Юлия и не была местной ведьмой или богиней, то она, несомненно, поймала его в сети. Или это он поймал ее?
Когда он стянул с ее шеи платок и припал губами к белой шее, Юлия хрипловато спросила:
— Больше ничего не хотите узнать?
— Хочу. Вы замужем?
— Нет.
— Вот и хорошо.
Про город и его жуткие чудеса он расспросит ее утром. Узнает все, взвесит и примет решение — уехать или остаться. Не зря ведь Клара призвала его сюда. Юлия увидела в хаосе осмысленность. Он услышал зов о помощи. И он перестанет уважать себя, если не откликнется на него.

@темы: G-PG, Мор (Утопия), мини, фанфик, гет

---

"Алый город" (Влад/Лара и другие)

[Naians]

Название: Алый город
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: мини, 3 123 слова
Пейринг/Персонажи: Влад Ольгимский/Лара Равель, Мария Каина/Даниил Данковский, Ноткин/Капелла, Мишка/Спичка, Артемий Бурах, упоминаются другие персонажи
Категория: гет
Жанр: мистика, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: в новой утопии найдется место всем: и термитам, и смиренникам. Но какими они станут под властью Алой Хозяйки?
Примечание/Предупреждения: 1) упоминаются смерти персонажей; 2) финал утопистов; 3) автор не любит Хана

Новая жизнь начиналась за Горхоном. Потянулась от возносящегося в небо Многогранника в первобытную степь, чистую, как бумага художника. На этой земле утописты начали творить очередное грандиозное чудо. Тончайшие линии чертежей распахивали землю глубокими бороздами. Изящные дома становились на прочные фундаменты. Сеть труб и колодцев кровеносной системой пронзала весь будущий город. Мостились дороги — широкие, ровные, из красного песчаника. На иных из них время будто застывало, на других — неслось вскачь.
Утопия росла не по дням, а по часам.
Свет багряных звезд проходил сквозь Многогранник и питал новый город невиданной силой. Мария Каина вела за собой людей, раскрываясь как Алая Хозяйка. Покоренные ее волей, люди торжествовали и принимались за стройку. Более не было тех, кто противился бы. Юлия Люричева до хрипоты спорила с братьями Стаматиными и чертила дополнительные проекты городской инфраструктуры, делая город удобным. Анна Ангел бродила по стройке, смеялась и пела, развлекая народ, и совсем позабыла свой вечный страх. Алый был ее любимым цветом, и отныне его было много. Гриф добывал дефицитные товары и привозил их вместе со своими молодцами на дрезине из соседнего поселения. Торговал официально, с полного разрешения Алой Хозяйки. Александр Сабуров, похоронив жену, не сломался, как многие ожидали, а отправился в столицу: добиваться от Властей субсидий и выбивать лучшие группы рабочих для «особенного проекта». Его глаза горели решимостью и жаждой действий — пусть недолго, но он будет полезен Марии Каиной. Стах Рубин и Артемий Бурах лечили производственные травмы, но если первый будто помолодел лет на десять и стал улыбаться чаще, радуясь, что песчанки больше не будет, то второй все больше времени проводил в степях, с Укладом, суеверно дрожащим от страха перед чудом, сотворенным разумными людьми.
Клару иногда видели издали в развалинах старого города и степных стойбищах. На чистую землю она ступить не могла и кружила вокруг, словно падальщица в поисках жертвы. Каинское могущество жгло ее, как когда-то в Горнах, отгоняя создание земли, так и не ставшее Хозяйкой. Крючья больше не могли зацепить пламенных сердец. Из Уклада ее гонял Артемий Бурах, но привечала Оспина.
Влад Ольгимский служил Марии руками, разумом и деловой жилкой. Подсчитывал цену ее идей и порывов, добывал звонкую монету для их воплощения и подписывал сметы расходов. Одному справляться было нелегко, и он обучал помощников: толковый Ноткин схватывал все на лету, и через год-другой Влад планировал передать ему в управление железнодорожную часть Проекта Быков. Парнишка уже сейчас предлагал немало полезных и дерзких идей. Владу он напоминал самого себя в юности: деятельный, умный, деловой, назначенный править. Но сумасшедшинку в глазах загасить не смогла бы и победа термитов. Влад был таким же. Практичность, впитанная с молоком лучших укладских коров, вбитая отцом и вложенная в его голову матерью, не давали ему полыхать так же ярко, как Стаматиным или Марку Бессмертнику, но зато и не позволяла ему прогорать до конца.
Спичка рос иным: шустрый и непоседливый, он не мог усидеть за бумагами и расчетами, да и к торговле был неспособен. Но энергии в нем хватило бы на десятерых, и Влад направлял ее в полезное русло. Спичка был прирожденным разведчиком, и его наблюдательность приносила свои плоды: что бы ни творилось на стройке или за ее пределами, в стойбищах степняков или временных домах аристократов, Спичка узнавал об этом максимум через час. И докладывал Владу. Так получалось держать руку на пульсе, приглядывая за Укладом: не взбунтовался ли? Не откочевал в дальние степи, руша Проект Быков? Держит Артемий Бурах степняков железной рукой или больше нет ему веры, служителю, не сумевшему защитить старые традиции? Влад обещал восстановить все: и Бойни для сакральных ритуалов, и Термитник для жизни. Артемий Бурах его слову верил. Уклад роптал, но старшину Боен слушал.
— Ты хоть не совсем от земли оторвался, боос, — ронял тот, неодобрительно качая головой, — с тобой говорить можно. Остальные ослепли, оглохли и поглупели. Слышат лишь голос Алой Хозяйки.
— Однажды стройка закончится. Снова будешь толкать травы Андрею Стаматину, а горожанам — твириновые настойки.
— Не будет больше обмена. Сам знаешь, не доживут Стаматины до него.
Влад не отвечал.
Он знал.
Великолепная Мария Каина полыхала огненной кометой и сжигала своих Приближенных одного за другим. Давно уже сгорели Георгий и Виктор, сверкнула первой падающей звездочкой Ева Ян. Марк Бессмертник расцветил новую площадь Искусств безумными огнями, дал последний спектакль — и растворился, являясь теперь ночным мороком и притягивая поздних прохожих к недостроенному зданию театра. Влад был уверен, что этот-то выживет, но Мария решила иначе.
— Нам нужно больше настоящих чудес. — Под ее шагами утопия пела осанну. — Дивных, ярких, жутких, страшных. Хватит с нас дешевых Трагиков и Исполнителей, не желаю видеть этих старых кукол в моем городе! Марк станет негаснущим фейерверком, пробудит в горожанах тоску по творчеству и жажду неведомого. Эльмовым огнем засияет для тех, кто никак не может побороть в себе страх и тонет в обыденности. Я уйду, а Марк навсегда останется в утопии. Он заслужил эту честь.
— А я? — Влад не знал, чего было больше в его мольбе — восхищения или отчаяния.
Рядом с Марией хотелось пылать, взрываться, жертвовать свою никчемную жизнь во имя чуда, которое она — Хозяйка, богиня, великая праматерь — принесла им в ладонях, как первый огонь первобытным людям.
Но он был недостоин, и Мария лишь рассмеялась.
— Ты не сможешь сотворить чуда, Влад. Это не в твоей природе. Тебе разрешено прикоснуться к нему, и с тебя довольно. Ты построишь основу, фундамент, скелет нашей утопии. Вольешь в нее кровь. Обложишь плотью. Натянешь кожу. А оживлять буду я. Вдыхать в нее душу. Очерчивать грани — Стаматины, и они покинут меня последними.
— А когда город будет достроен?
— Ты будешь им управлять, пока не подрастут новые правители. Ну да ты внакладе не останешься. Ольгимские не умеют творить, но всегда отлично устраиваются.
В голосе Марии звучала откровенная насмешка над его приземленностью. Она ранила тонкими иглами, но уколы были привычными, и он терпел. Влад прекрасно понимал, что как бы хорош он ни был в своем деле, Мария Каина никогда не станет его Хозяйкой.
А не его?
— Когда вернется Даниил Данковский?
Взгляд Марии хлестнул раскаленной плетью по лицу. Влад дернулся и едва не упал. Опустил голову, страшась ее гнева.
— Не раньше, чем город будет построен, — проронила она. — Моей дочери потребуется отец, утопистам — новый лидер, следующей Алой Хозяйке — поддержка. Но он, как и ты, будет жить долго. Хотя чудеса, исторгнутые из его груди, затмили бы чудеса Марка Бессмертника.
Влад поднял глаза и на короткий миг разглядел в Алой Хозяйке влюбленную женщину. Обреченную провести с любимым мужчиной всего несколько счастливых лет, деля его со своим собственным творением, а потом сгинуть, прогорев дотла. Мария Каина уйдет последней из утопистов, создавших утопию.
И останется только Влад — горящий возле Марии и едва тлеющий без нее.
Не утопист, не термит, не смиренник — человек, который умеет устраиваться.
Когда дневные дела и заботы заканчивались, он спешил к новому особнячку, сложенному из серого камня. Открывал дверь своим ключом, бесшумно ступал по мягким коврам и отправлялся на поиски хозяйки. Обычно она ждала его в гостиной, при свете свечей увлеченно читая какие-то книги.
— С возвращением. — Ласковый голосок Лары будто гладил все его существо. — Как прошел твой день?
Влад целовал тонкие руки и падал на диван, пристраивая голову на ее коленях. Закрывал глаза. Здесь, отрешившись от буйного пламени утопии, он понемногу приходил в себя. Рассеивал чужую волю и вспоминал о своих целях и планах. Изнуряющий восторг покидал его, а нежные поглаживания по голове остужали пылающий лоб.
Стены из серого камня приносили покой.
Любовь к Ларе наполняла опустошенное сердце.
— Как обычно. Город растет. Что ты читаешь?
— Книги по детской психологии. Это мне Юлия из столицы заказала. Знаешь, я окончательно убедилась, что идея «Приюта» себя изжила. Да и бездомных в новом городе не будет — каждому найдется место в утопии. Людей приезжает все больше день ото дня. Едут они с семьями. Я думаю открыть школу. Помнишь, я говорила об этом? Дети — наше будущее, и мы должны дать им все, что сможем.
Лара восторженно рассказывала Владу о своих планах. Усталый Влад слушал и размышлял о том, что не утопистом житель новой утопии быть не может. Любой, в ком была хоть капля устремлений, теперь творил. Рвался ввысь. Пытался одолеть собственные пределы. Исполнял потаенные мечты, о которых ранее не смел даже думать.
Лара Равель больше не вспоминала о смерти и самопожертвовании. Теперь она точно знала, что должна жить и вкладывать всю себя в будущее. Воля Алой Хозяйки пробуждала людей, влекла за собой, но не могла создать в них то, чего изначально там не было.
Владу было достаточно того, что Лара была счастлива и любила его.
Он полюбил ее давно, еще в старом городе. Разглядел в тихой, невзрачной девушке мягкий свет, даримый окружающим. Ее нерешительность не была трусостью, робость — глупостью, а смирение — бездействием, и она ему это доказала. Когда вечно опущенные долу глаза наполнялись решимостью, Влад замечал, насколько они красивы. Серые, как пасмурное небо, как облака, готовые пролиться дождем. Когда она заправляла за ухо вечно выскальзывающую прядь черных волос, Влад давил в себе желание отвести их и поцеловать аккуратное розовое ушко. А затем еще раз. И еще.
Лара умела слушать и говорить правильные вещи. Ее видение мира настолько отличалось от его, что Влад будто бы в степной культуре пытался разобраться, хоть оба они были образованными горожанами, примерно одного круга. Впрочем, Влад переехал в город уже взрослым, а Лара росла в нем, и потому из нее, как из ларчика с сокровищами, постоянно сыпались неожиданные знания. Лара знала ценность орехов и легко находила цветы для малышек, меняя их на слухи и опасные для детей вещи. Собирала мерадорм и таблетки, бестрепетно раздавая иглы и украшения. Не боялась и не осуждала травяных невест, щеголявших по улицам почти голышом, хотя сама одевалась более чем скромно. Однажды Влад увидел ее в степи, наблюдающей за танцем невесты, вытягивающей твирь из-под земли. На голове у Лары был венок, поодаль сидели трое червей-травников и двое городских мальчишек, а на руках примостился голый степняцкий малыш, которого она тихонько укачивала. Лара умела ладить с детьми и любила их больше взрослых, но обычно не позволяла себе приближаться к ним.
Тогда Влада посетила безумная мысль, что однажды ее заберут в степь. Она до того напугала его, что он взялся за Ларой присматривать, отгоняя нелепые образы городской скромницы в степных нарядах, спящей на земле. Это все Ларе страшно не подходило: она — мягкая, нежная и полная достоинства, должна была стать хозяйкой своего дома, счастливой женой, мудрой матерью, своей добротой пробуждающей в муже совесть.
Такой же, как его мать, Виктория Ольгимская.
Именно тогда Влад осознал, что если он и женится когда-нибудь, то только на Ларе Равель. И назовет их дочь Ларой, в честь матери.
Он не знал, есть ли у него шансы, но это не имело значения — отец бы не допустил подобного брака. Он хотел женить Влада на Марии Каиной, благословенна будь ее гордыня и Даниил Данковский, занявший все ее думы! И Влад не смел даже заикаться о чувствах, позволяя себе лишь дружбу и участие в Лариных проектах. Они требовали денег, но он готов был платить за возможность находиться рядом с ней. Каждая ее благодарность, каждый жест внимания и теплый взгляд возносили его в небеса. И только мысль о Ларе, маленьком светлячке, к которому теперь можно было открыто тянуться, утешила его после страшной и несправедливой гибели отца в Термитнике.
Земля, пропитанная кровью, грязью и болезнью была уничтожена. Страхи отступили. Блистательный разрушитель, Даниил Данковский, увез в столицу сердце Марии Каиной, архитекторы Стаматины создавали проект нового города, а Влад Ольгимский горячо признавался смущенной Ларе Равель в любви, обещая небо, звезды, свой дом и жизнь в роскоши. А ещё заботу, защиту и детей, сколько она пожелает родить.
— Влад, у тебя в голове все перепуталось, — пыталась вразумить его Лара. — Я — не та, кто тебе нужна.
— А еще я выпишу из столицы граммофон с пластинками, и ты будешь наслаждаться музыкой! Носить шелковые платья! Я разобью тебе сад на десять гектар, и невесты будут там танцевать, а ты будешь смотреть! И... еще...
Лара рассмеялась:
— Ну, точно спятил! Я вчера готовилась умереть, а ты меня замуж зовешь.
— Я тебя люблю, Лар. Может и спятил, но люблю. И никто тебя сильнее любить не будет, ни в новом городе, ни в степях, ни во всей нашей стране. Останься со мной, а?
— А Мария против не будет?
— Нет. Я узнавал.
Марии его любовные проблемы были до того неинтересны, что она лишь отмахнулась, советуя жениться поскорее и не приставать к ней с глупостями. Влад принял это как пророчество Хозяйки и поспешил его исполнить.
Лара улыбнулась. Влад наконец заметил, что руки она у него не отнимала.
— Хорошо. Я ведь давно уже... ты — славный, добрый, и никто другой мне во снах не виделся.
Она закрыла лицо руками. Влад не верил своему счастью.
— Ты любишь меня?
— Люблю.
Свадьба была тихой и скромной. Анна Ангел одолжила Ларе концертное платье, вполне сошедшее за свадебное. Юлия Люричева была свидетельницей клятв. Артемий Бурах подарил большое теплое одеяло, явно сшитое степняками, которое очень пригодилось позже, когда они ночевали в степи возле разрушенного города. Праздник слегка подпортила Оспина, рассыпающая проклятия, но Бурах ее быстро увел. Стаматины пили за их здоровье, кабацкие невесты танцевали. На руинах не попируешь, но ни Влада, ни Лару это не смущало. Она была готова к испытаниям, а он твердо знал, что они временные. Он построит новый город, упрочит положение Ольгимских и будет править. А Лара, его обожаемый светлячок, госпожа Лара Ольгимская, откроет школу и будет покровительствовать городским детям, среди которых будут и их собственные. Но не раньше, чем утопия восстанет и засияет во всем своем блеске.
И вот теперь у его Лары, одной из первых, была крыша над головой и уют. Влад знал, что Лара пускает в дом всех желающих отдохнуть, но их было не так уж и много: днем властвовала Мария, а ее подданные были счастливы и в комфорте не нуждались. Они строили утопию.
Влад задремал на Лариных коленях, но она разбудила его.
— Идем в постель. У тебя спина каменная — поспи хоть ночь в нормальных условиях.
Влад послушно поднялся, зевнул и, не удержавшись, обнял жену.
— Какой же я счастливый человек.
— Капелла тоже этому рада.
Влад мигом проснулся:
— У нее что-то случилось?
— Ты давно к ней не заходил. Она скучает по тебе. И не может поладить с Ханом.
— Я зайду к ней с утра. Как остальные?
— В порядке. Капелла передавала благодарность, что ты взял на себя заботу о ее подопечных.
Дом из белого камня был выстроен для его младшей сестры, и Влад отдал ей право властвовать в нем. Быть полноправной хозяйкой. Силы, что начали пробуждаться в ней, снова заснули — пока всем владела Алая, в Белой Хозяйке не было нужды. Капелла тяжело переживала свое падение, и отчасти поэтому Влад не решался показываться ей на глаза, хотя сестра никогда не винила его и не звала предателем.
Хан, бывший князь Многогранника, звал. Но над этим Владу хотелось лишь посмеяться.
Капелла собрала вокруг себя немногочисленных верных: Ласку, Мишку, Спичку, Ноткина, Хана и поселила в своем доме. Словно белая лебедь, она пыталась закрыть их крыльями от влияния Марии, сохранить в них дух старого города. Спичку и Ноткина она уже потеряла: бесконечно преданные ей, они легко влились в утопию и пошли своими путями. Они подрастут и будут править, как Капелла и желала, но больше ей не подчинятся. Спичка уже позабыл об «игре в новую религию», а Ноткин давно понял, что даже Капелла способна ошибаться.
С Ханом она ошиблась.
Не разглядела, не поняла, что власть его держится на двух опорах: Многограннике и принадлежности к Каиным. Но из Многогранника детей изгнали, и Хан потерял рычаг управления ими. Он забыл, как строить уличные игры, страдал и злился, ругался с Капеллой, а бывших детей Многогранника подгреб под себя хитрый Ноткин. Возле Хана остались самые жестокие и жалкие, волчата, слепо верящие в лидера и никак не оторвавшиеся от грез. Именно с ними отчаявшийся Хан поднимет нелепый мятеж, больше похожий на детскую игру. Каспар Каин, сын и брат Алой Хозяйки, получивший власть по наследству, как родственник Симона, Нины, Марии должен бы понимать, что идти против Каиных — это даже не семейное Каинское безумие, а просто глупость. Рушить авторитет собственной фамилии, пытаться подчинить всеми обожаемую Капеллу, сражаться с пятью карабинами против армии взрослых, настоящих солдат — Влад смотрел на поступки мальчишки и диву давался, как сестра вообще разглядела в нем опору и правителя.
Мария поведала ему о будущем термитов в утопии.
Хан поднимет мятеж в тот день, когда Капелла прозреет и отвернется от него. Будет повержен и изгнан из утопии. Сестра отдаст свою руку давно влюбленному в нее Ноткину, обопрется о его плечо и никогда об этом не пожалеет. Она вновь почувствует в себе силу матери. У Капеллы хватит терпения дождаться заката Марии, прежде чем начинать свой восход. Влад поддержит ее, да и со всеми Хозяйками будет иметь добрые отношения. Ему не привыкать.
Мария уйдет, Капелла наполнит утопию мягким светом, но одной ей не править. К тому времени Ласка и Мишка вырастут, и Хозяйки создадут треугольник силы: привычный и правильный, поддерживающий даже новый чудесный город.
И Многогранник изменит их, как и всех в нем живущих. Раскроет скрытые линии. Недаром Артемий Бурах сторонился нового города. Недаром ушла из него Тая Тычик, всецело посвятив себя степи и зовя за собой подруг.
Только Капелла сохранит себя полностью.
Бледную, долговязую Ласку, шепчущую мертвым, Многогранник заполнит своим светом, пережигая нити, что привязывают ее к старой земле. Голос ее станет звучать все громче, песни — все тревожнее. Среди мраморных плит нового кладбища Хозяйка Мертвых будет устраивать хороводы покойников и вести их на городские улицы в час волка. Будет видеть тех, кто скоро станет ее подданным, и точно определять срок смерти. Иногда даже сможет отодвигать его — ценою соразмерных жертв, разумеется. Но люди, жаждущие жить или жертвовать жизнью, рекой потекут под ее знамена, моля о чуде. Кожа Ласки побелеет от молока, избыв зелень твирина. Волосы, тщетно приводимые в порядок Капеллой, засияют отраженным лунным светом. А в глаза ей Влад никогда смотреть не будет: мертвенный зов из любого сделает самоубийцу. Только тепло Капеллы и спасет несчастного, закостеневшего от любви к Хозяйке Мертвых. Будут они биться за каждую жизнь, потому что увидит Ласка покой в смерти и понесет свое милосердие по городу.
В черные косы Мишки, тонкой, изящной красавицы, Многогранник вплетет осколки света: синие, зеленые, багряные, желтые. Не жить ей в разрушенном «Стержне», а от покровительства Капеллы она скоро устанет, захочет свободы. Каменные мостовые не помешают ей чуять землю, а под Многогранником ее видения будут четче и ярче. Безуспешно Капелла станет отговаривать ее от его посещения. Мишка будет купаться в цветных лучах, гордиться своей силой и красотой, и слушать сравнения с Марией Каиной. Многогранник разожжет в ней гнев и гордыню, все дороги города будут принадлежать ей, а тот, кто не оставит хоть словесного подношения земле, никогда не дойдет до конца пути. Люди научатся новым ритуалам, будут чтить землю и сходить с ума по красивейшей из Хозяек. Мария умрет, дочь ее от Данковского будет еще крохой, а осколки в глазах и сердце Мишки превратят ее в Алую Хозяйку. И только любовью Спички она будет дорожить, как самой первой своей куколкой, закопанной в земле под новым городом, в день разрушения города старого. Все дороги под его ногами будут легки и коротки, и все приведут обратно к ней.
О старой дружбе Хозяйки не забудут, но противостояния «понарошку» не выйдет.
— Влад?
Он потряс головой, выныривая из омута образов, показанных ему Марией. Лара терпеливо ждала его.
— Ты иди, я сейчас.
Влад подошел к окну. Бросил взгляд на переливающийся в ночи Многогранник, пульсирующий, как огромное сердце. На цветные отблески, падающие на город.
И закрыл поплотнее шторы, прячась в доме из серого камня.

@темы: G-PG, Мор (Утопия), мини, фанфик, гет

---

Драбблы Даниил/Юлия, Юлия/Ева

[Naians]

Название: Журавль в небе
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: драббл, 996 слов
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский/Юлия Люричева, Юлия Люричева/Ева Ян, Ева Ян/Даниил Данковский
Категория: гет, фемслэш
Жанр: романс, мистика, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: классический любовный треугольник: он, она и его мертвая возлюбленная. Или ее
Примечание/Предупреждения: 1) таймлайн: пост финал смиренников; 2) возможен ООС; 3) текст связан с драбблом «Синица в руке»

— К чему снятся покойницы? — однажды спросила Юлия.
— К бесплодным размышлениями об упущенных возможностях, — ответил Даниил. — Не стоит слишком часто в них погружаться. Прошлого не изменишь. А вот за будущее можно побороться.
Юлия затушила сигарету. Ответ, достойный Даниила Данковского — опального ученого, изгнанного из столицы и потерявшего свою лабораторию. Но не своих людей, которых он собрал вокруг себя, продолжая исследования. Этот человек никогда не сдавался. Его вечная борьба и пламя в глазах восхищали Юлию.
Ее круг общения значительно изменился. Но это было единственной значительной переменой: город все так же стоял на берегу Горхона, Многогранник возвышался над ним, Мария и Капелла соперничали за души людей, Уклад подчинялся Артемию Бураху, а тот служил Ольгимскому. Бессмертному колдуну Симону Каину поклонялись в Многограннике, а Даниила Данковского, с его странными опытами и несколько зловещей репутацией, шепотом называли его преемником.
Химера животного и божественного сохранилась. Клара, запечатавшая город в таком состоянии, покинула его, отправившись на фронт с Полководцем. Если Юлия кому и завидовала, то только ей — хозяйке своей судьбы. Сама Юлия читала знаки, и они обрекали ее на конкретные действия. Бесконечные расчеты связывали ей руки. Ее выбор никогда не был свободным и добровольным. Может, поэтому Клара не забрала ее?
«Вербы» опустели.
«Приют» был полон народу, но единственный, особенный огонек в нем погас.
«Стержень» торчал над рекой, как склеп.
Ее жизнь была все той же. Если не считать того, что теперь Юлия осталась совсем одна. И это ее угнетало.
Даниил Данковский поправил ситуацию. У него был свой круг общения, но он охотно допустил туда Юлию, часто навещая ее и приглашая к себе. Причина такой галантности обнаружилась быстро: Даниил ухаживал за ней. Юлия не возражала, хоть и была удивлена. Впрочем, это решение укладывалось в его характер: заводить любовницу среди коллег он категорически не хотел, понимая, чем это может обернуться. Юлия же ему отлично подходила: современная женщина, не жаждущая брака и не влюбленная в него до одури.
Юлия ценила умных мужчин. С ними было приятно иметь дело.
— Не опираясь на прошлое, трудно будет смоделировать картину будущего, — возразила она. — Тот, кто игнорирует собственные ошибки, обречен вечно бегать по кругу.
— Безусловно. Но о некоторых вещах бесполезно думать. Наше подсознание и без того забито нелепыми установками и подкидывает сомнения там, где они не нужны. Verum idem. Истина всегда одна.
— Не согласна. Жизнь — не математика. Для каждого из нас правда будет своя.
Даниил улыбнулся:
— Как пожелаешь.
Его рука легла на ее плечо и слегка погладила.
Юлия подалась к нему. Целовался Даниил Данковский отменно, да и эгоистом в постели не был. Редкий экземпляр. Юлия надеялась, что их необременительные отношения продлятся подольше.
Он так и не спросил, кто именно ей приснился.
А Юлии уже которую ночь снилась Ева, которая при жизни не была ее подругой. Они были слишком разными: холодная, равнодушная Юлия Люричева и страстная, восхитительная Ева Ян. Юлии нечего было предложить ей. Она могла лишь наблюдать, как лопаются ее растяжки: красавица Ева вначале безнадежно полюбила Даниила, а потом погибла, желая совершить для него чудо.
Ева тоже распоряжалась своей судьбой сама.
— Почему ты не отрастишь волосы? — спрашивала она ночью, когда Юлия спала в объятиях Даниила. — Было бы красиво.
— Много мороки.
— Он бы полюбил тебя. — Руки Евы порхали по ее лицу, и Юлия наслаждалась каждым прикосновением.
— Мне это не нужно.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя, — рассмеялась Юлия.
Это было не совсем правдой: Юлия не умела любить кого-то сильнее себя.
Но если бы Ева дала ей шанс... она бы попыталась.
Та покачала головой:
— Он заслуживает твоей любви.
— И не заслуживает твоей.
Иногда Юлия приходила в собор: поговаривали, что призрак Евы являлся там. Но не ей. Приходила ли Ева в ее сны или это были бесплодные фантазии?
Разумеется, настоящая Ева навещала бы того, кого любит. Игры подсознания? Вероятно, ведь Ева снилась ей только когда приходил Даниил. Юлия слишком много думала о прошлом, которого не исправить.
И запуталась в настоящем.
— Даниил должен быть счастлив, — убеждала ее Ева, ведя за руку в собор, — это все, чего я хочу. Я не успокоюсь, пока этого не будет. Ты мне поможешь?
— Конечно. Что мне сделать?
— Ты не сможешь его полюбить. Но я люблю.
Они поднимались по лестнице.
Юлия покачала головой.
— Ему не нужна любовь. Истина — вот его богиня. Только она сделает его счастливым.
Ева остановилась и обернулась к ней:
— Ты уверена?
— Я его знаю.
— И ты всегда была умнее меня.
Ева вздохнула. А потом столкнула Юлию с лестницы.
Очнулась Юлия в соборе. Она не помнила, как оказалась там, сломала ногу, но это казалось ерундой по сравнению с иррациональной обидой на Еву. Пусть они не были подругами, но убивать из-за мужчины? Забрала бы его себе, если он ей так нужен!
Даниил лично осмотрел ее перелом и приставил Айян для помощи. Баловал подарками, частыми визитами и проявлял столько заботы, словно сам толкнул. Подавленное настроение Юлии рядом с ним отступало.
Даниил ее не любил, но мастерски притворялся.
Когда нога срослась, Юлия отправилась в собор.
Пустой и тихий, как всегда.
Шаги Даниила нарушили тишину, и Юлия обернулась:
— Где Ева?
— Ее здесь больше нет.
— Что ты сделал?
— Привез священника из другого города.
Юлия нахмурилась:
— Ты же атеист.
Даниил пожал плечами:
— Поэтому я не изгонял ее сам.
Первую пощечину он принял спокойно, но на второй схватил Юлию за руки:
— Хватит! Сношения с мертвыми, по всем канонам, ни к чему хорошему не приводят!
— Скажи это Симону!
— Симон не пытался меня убить. Я ценил помощь Евы, но не просил за меня умирать! И не позволю убить тебя.
— Ты — разрушитель, — Юлия задыхалась, уткнувшись ему в плечо, — ты даже настоящие чудеса уничтожаешь! Если бы Ева хотела меня убить, она довела бы меня до края и столкнула оттуда. А ты...
— А я не люблю полумер.
Даниил гладил ее по спине.
— Еве было плохо здесь. Ей пора было уйти.
— Лжец. Снова лицемеришь.
— Я не люблю, когда у меня отнимают то, что мне дорого.
Юлия затихла. Даниил молча обнимал ее, прижимаясь губами к виску. Вспышка гнева прошла, и она смирилась. Она снова бездействовала, а он — нет. Результат был закономерен.
Ева больше не появлялась, растаяв, как сон. Юлия тосковала, но понимала, что это пройдет. Любить Еву безответно и при жизни было тяжело. Любить Даниила было проще.
Журавлю место в небе, а не в сетях.

Название: Синица в руке
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: драббл, 994 слова
Пейринг/Персонажи: Даниил Данковский/Юлия Люричева, Юлия Люричева/Ева Ян, Ева Ян/Даниил Данковский
Категория: гет, фемслэш
Жанр: романс, мистика, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: когда мертвые вмешиваются в дела живых, их нужно остановить
Примечание/Предупреждения: 1) таймлайн: пост финал смиренников; 2) возможен ООС; 3) текст связан с драбблом «Журавль в небе»

Даниил Данковский всегда крайне осмотрительно подходил к выбору любовниц. Разбитое сердце влюбленной в него дамы не смертельно, но абсолютно излишне, так что он довольствовался случайными связями. Или женщинами, которые ясно понимали, что роман с ним не окончится браком.
Юлия Люричева была именно такой. Интересная, умная, с красивой фигурой и чувством собственного достоинства — она сразу понравилась Даниилу. Время с ней пролетало незаметно. Она была слегка холодновата, но это Даниила не смущало — он был уверен в себе. И первая же совместная ночь показала, что проблем не будет.
Он никогда не умел предчувствовать неприятности.
— Ты любишь Юлию? — спросила его Ева при очередном посещении собора.
Даниил замешкался. Отрицать прямо было нельзя, но эвфемизмы бедняжка приняла бы за согласие. И это было жестоко по отношению к ней — несчастной самоубийце, призраком застрявшей в пустом здании.
При жизни Ева была влюблена в него. Даниил относился к ней очень тепло, но понимал, что ничего не выйдет: влюбчивая и наивная, она заслуживала большего, чем он мог ей дать. Да и обстоятельства не располагали к интрижкам. А потом Ева умерла, и Даниил проклял себя за черствость и невнимательность. Теперь он регулярно приходил в собор, наблюдая за ее посмертием и ведя исследование этого феномена. И хоть так компенсируя ей случившееся.
— У нас роман. Мы просто проводим время вместе.
— Значит, нет?
— Нет.
— Жаль, — искренне вздохнула Ева. — Я должна этому радоваться, но мне жаль. И тебя, и ее.
— Не волнуйся о нас.
— А меня Юлия любила, — неожиданно сказала та. — Но я делала вид, что не замечаю. Может, зря.
Даниил удивился. Он помнил, что Юлия отзывалась о Еве с восхищением, но не более. Она не выглядела подавленной после Евиной смерти, сказала лишь, что это было предопределено. Хотя Юлия в принципе была фаталисткой и изучала способы предсказания будущего. Не без успеха.
Дискутировать о местных чудесах с разумным человеком было замечательно. Даниил давно думал пригласить Юлию в «Танатику», теперь существующую неофициально в городе, но смешивать личное и рабочее не хотел. Она никогда не выражала такого желания сама, а Даниил не навязывался.
После того разговора что-то поменялось.
Юлия все чаще расспрашивала его о Еве. Потом он начал замечать ее у собора: внешне невозмутимую, но странно потерянную.
Они виделись?
Сама Юлия о Еве говорила с необыкновенной теплотой.
Даниил вспомнил, что большинство ее подруг были убиты в ритуале Клары. С кем Юлия общалась помимо него?
Ни с кем.
С Евой.
Даниил стал посещать Юлию чаще. Оставался на ночь и только благодаря этому сумел заметить беду.
Или послужил ее причиной?
Проснувшись однажды ночью, он увидел обнаженную любовницу посередине комнаты, совершающую странные пассы руками.
— Что ты делаешь? — сонно спросил он ее.
Она замерла. Затем медленно обернулась.
— Танцую. Но это тело такое тяжелое. Оно не создано для танца.
Даниил вздрогнул. Ее речь была заторможенной, поведение — странным. Юлия не любила танцевать.
Зато Ева любила.
Он похолодел. Потряс головой.
У Юлии приступ лунатизма, только и всего. Ее нужно уложить в постель.
Она покорно прижалась к нему, пока он вел ее, но затем начала покрывать его лицо суматошными поцелуями.
— Тяжелое! Но красивое, да? Красивее, чем мое! Ее ты захотел, а меня — нет. Чем я хуже? Чем она лучше?
— Юля, успокойся. Тшшш, тихо...
— Люби меня! Пожалуйста, хоть один раз, эн-Даниил, полюби меня!
Даниил отшатнулся. Поверить в мистику было непросто, но он уже знал, что этот город умеет творить чудеса. Мрачные, страшные и оплачиваемые чужими жизнями.
— Ева.
— Ты узнал меня.
— Немедленно покинь тело Юлии и возвращайся в собор, — приказал он.
Ева сжалась:
— Почему? Только один раз...
— Нет. И не смей больше так делать. Никогда.
— Ты любишь ее?
Даниил промолчал. Он слишком хорошо помнил, как сгорели Георгий и Виктор Каины, на короткое время приняв в себя души Симона и Нины. Ева точно так же сожжет Юлию, и он понятия не имел, как скоро это начнется.
— Нет, не любишь, — вздохнула Ева. — Она не нужна тебе, как и я. Это потому, что она не любит тебя?
— Меня это устраивает.
— Неправда. Ты волнуешься о ней, заботишься, ласкаешь ночами. Ты ждешь ее любви. Но знаешь, она ведь любит меня и пускает в свои сны. Я нужна ей. Так странно, что не ты.
Даниил стиснул зубы.
Ложь. Юлия — спокойная, умная, засыпающая в его объятиях — не могла любить призрак Евы сильнее него! Даже притом, что они — просто любовники, а не возлюбленные. Юлия — его женщина, а не Евы.
— Оставь ее в покое. Если ты еще хоть раз попробуешь захватить тело Юлии, то станешь моим врагом. Уходи немедленно!
Ева рассмеялась:
— Так лучше. Но все равно недостаточно.
Юлия выгнулась и обмякла. Сонно зашарила руками, ища одеяло, и, открыв глаза, увидела сидящего Даниила.
— Что такое?
— Ничего, — выдохнул он, укрывая ее и себя. — Что тебе снилось?
— Ева. — Голос у Юлии стал мечтательным.
Даниил с трудом сдержал ругательство. Обнял ее, накрыл ладонью грудь. Юлия не возражала.
Ева морочит ее. Кем там по мифологии становятся самоубийцы? Мавками, русалками и прочей нежитью. Только этим можно объяснить влечение Юлии к мертвой Еве при живом Данииле.
В соборе Ева перестала являться ему: понимала, что он сердится. Юлия вела себя как обычно, и он начал успокаиваться.
Могло ли все закончиться благополучно?
А потом Юлия ночью пошла в собор и, упав, сломала ногу. Кто ее туда привел было очевидно.
— Я предупредил тебя, Ева, — устало произнес Даниил в пустоту собора. — Я не хотел этого, но ты — угроза для Юлии. Для нас. Да, я люблю ее. Не так, как ты любила меня, но достаточно, чтобы защитить от тебя.
— Это хорошо, — мягко ответила Ева. — Жаль, что ты любишь не меня, но лучше так, чем никак.
Он рассердился. Ева заигралась в его ангела-хранителя.
— Я не просил тебя вмешиваться в мою жизнь!
— А кто сказал, что я делаю это только ради тебя?
Даниил замолчал.
Он не должен был ее жалеть: мертвые преследовательницы слишком опасны — и не только для него. Но жалел.
Обряд очищения, проведенный священником, привезенным из соседнего города, заставил собор опустеть. То ли Ева была верующей, то ли священник подходящим.
Юлия впала в ярость, затем в тоску. Даниил, как мог, пытался смягчить ситуацию. Он не сомневался, что морок развеется со временем. Пройдет, и Юлия вернется к нормальной жизни. С ним.
Он не хотел думать, что поговорка про синицу в руке теперь относилась к нему.

@темы: драббл, фемслэш, G-PG, Мор (Утопия), фанфик, гет

---

"О бедном сиротке замолвите слово"

[Naians]

Название: О бедном сиротке замолвите слово
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: драббл, 999 слов
Пейринг/Персонажи: Артемий Бурах/Даниил Данковский, Артемий Бурах/Аглая Лилич
Категория: слэш, гет
Жанр: юмор, стеб
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: сироту любой может обидеть. Но не любой это переживет
Примечание/Предупреждения: 1) ООС, обусловленный жанром; 2) не воспринимать всерьез!

Дом, милый дом. Сюда приятно вернуться после долгой разлуки, пройтись по улицам родного города, раскланяться со знакомыми, послушать мычание быков и грохот заводов.
Если, конечно, тебя еще на вокзале не объявят убийцей и не начнут гонять всем миром в тщетных попытках линчевать.
В общем, дома Артемия Бураха встретили неласково. Друг поверил нелепым наветам и грозился убить. Комендант города затравил. Репутация превратилась в черт-те что: его нанимали на убийства, как какого-то головореза! Причем местные детишки. Твирью цветущей надышались, что ли? Артемий как-то резко понял, зачем папа услал его взрослеть и учиться в другой город.
Теперь он был официальным сиротой, и хоть бы одна сволочь посочувствовала!
Одна все же нашлась. Столичный ученый, бакалавр Даниил Данковский, злодей, внушавший боязливое уважение даже складским контрабандистам, взял Артемия под свое покровительство. Отмазал у Сабурова, вернул папино наследство (почти; Артемий верил, что зажиленные им семейные рецепты Данковский отдаст — да зачем они ему?) и всячески набивался в друзья. С друзьями у Артемия теперь было туго, так что пришлось согласиться. Да и приятно все-таки поговорить с умным, образованным человеком, не шарахающимся от него с воплями: «Потрошитель!»
За «потрошителя» Артемий бил морды. Это ж надо было так опошлить сакральную роль менху! Потрошат рыбу на рынках, а он раскрывал необходимые жертвы бережно и по правильным линиям. Можно сказать, с любовью. И этим его умением Данковский искренне восхищался:
— Какие аккуратные разрезы я видел на трупе бандита в Жильниках, мой дорогой друг! Сразу узнается рука мастера.
— Ну, в Жильниках его много кто мог раскрыть, — смущенно отнекивался зардевшийся Артемий, — мясников там полно.
— Если вы думаете, что я не отличу ваши чуткие руки хирурга от кустарных потуг степняков, то вы, несомненно, хотите меня обидеть. Я все-таки медик.
От потоков лестных замечаний Артемий становился послушным и покладистым. Оказать пару услуг новому другу для него не составляло труда: принести образец зараженной ткани, добыть крови, вырезать сердце больной степнячке... Где-то тут Артемий понял, что увлекся, а кое-кто зарвался. Сироту любой может обидеть. Но не любой это переживет.
Бакалавр Данковский выживать умел. Битый час он растолковывал набычившемуся Артемию неоценимость его вклада в борьбу с эпидемией, восторгался профессионализмом и втирал что-то про медицинскую солидарность. Артемий был непреклонен и потребовал извинений за эксплуатацию бесплатного труда детей-сирот. Данковский намек понял, выставил бутылку отменного твирина и окорок с сухарями.
Извинялся красиво, стервец столичный. Словно лекцию со сцены читал. Артемий аж заслушался, не забывая работать челюстями. Понятно, почему к этому прохиндею деньги рекой текли. Да он с одних дамочек мог стрясти тысячи, с его-то приятным баритоном и обходительными манерами.
Примирившись, взялись работать сообща - и не только над вакциной, но и над сывороткой. В папашиных рецептах Артемий разбирался, как в латыни: знал десяток зазубренных формул, мог сбодяжить настойку и мертвую кашу (стараясь не думать, что он — просвещенный житель Империи, превращается в каннибала) и умел отличить черную твирь от бурой. Но вот приготовить лекарство было проблематично. Артемий лучше умел и любил резать, чем варить. Данковский помогал, как мог, и даже почти не язвил по поводу нетрадиционной медицины. А после ответной шутки про то, что Артемий вообще любит нетрадиционные пути (папа за такие шуточки обозвал бы олухом и отвесил глупому сыну затрещину) и вовсе замолчал. И посматривать стал странно.
Сирот в городе было много. Целую толпу на него повесила Капелла, так что Артемию, помимо попыток создать лекарство, отпинаться от сабуровских прихвостней, разузнать, кто убил папу, и посиделок у Данковского, становящихся все душевнее день ото дня (теперь его не только подкармливали, но еще и снабжали вакцинами), приходилось приглядывать за сиротками. Сдать их в «Приют» к Ларе всем скопом не удалось. Зато Артемий узнал, что Лара тоже сирота, и со вздохом внес ее в список подопечных. Обездоленным нужно держаться вместе, ведь никому до них дела нет. Никто не любит, никто не приголубит.
Кроме Бакалавра.
К шестому дню тот прямо пригласил его в постель и намеки, ранее трактовавшиеся Артемием как дружеские, стали ясны, как пятипроцентный твирин. Ломаться он не стал, благо, в городах покрупнее имел разный опыт. Хорошо, что папа не узнал об этом.
В пылу страстной сцены Данковский сломал об него микроскоп и чуть не пристрелил (патроны кончились). Потом, усадив Артемия за другой конец стола и прижимая к разбитому носу платок, Данковский объяснял, что они стали жертвами недопонимания. При всем уважении и исключительно дружеской приязни, никаких планов на роман у него не было. Некогда, работать надо. Инквизитору отчет составлять. А то повесят. И Артемия тоже.
— Так если все равно завтра помирать, — уговаривал его распаленный Артемий, — не стоит ли провести последние часы жизни весело?
— Я предпочту пожить подольше и вам того же желаю.
— Я тебе совсем не нравлюсь?
Данковский вздохнул.
— Ваши шансы невелики, но они есть. Если сделаете мне лекарство от песчанки, я подумаю.
— Вот ты жук! Ты без выгоды даже не трахаешься?
— А вы к барышням тоже без цветов и ухаживаний подкатываете? И как успехи?
Артемий поворчал, но смирился. На следующий день он имел сногсшибательный успех у столичного инквизитора и законно возгордился. Аглая Лилич знала толк в мужчинах и столичных штучках.
Артемий погрузился в создание панацеи. Через пару дней Данковский соскучился, позвал на встречу и рассказал, кто убил папу. И кто заказал.
Поголовье городских сирот увеличилось на две штуки. Рабочие отношения с Тяжелым Владом завершились кровной местью. Артемий грустил. Ольгимский был неплохим мужиком, но вредить Бурахам не следовало.
Старого мудака Оюна он убил с удовольствием — достало бегать по его поручениям и снимать лапшу с ушей. Бакалавр хоть улыбался и подкармливал.
На тринадцатый день Артемий сажал его в поезд и слушал громкие, пафосные проклятия вперемешку с латынью. Но глаза у Данковского поблескивали, а шейный платок прикрывал следы ночного веселья. Артемий узнал у Аглаи, что «Танатика» стоит, как стояла, и ход с ее «сожжением» оказался неудачной провокацией. Еле успели сообщить это Данковскому, который всерьез ратовал за уничтожение Артемьевой исторической родины.
Городок был паршивый, но был дорог ему как память.
«Танатика» Данковскому была важнее «игры в башенки», но безутешной Марии решили об этом не сообщать. Проклянет еще. Так что Артемий получил славу отменного дипломата, одолевшего сладкоречивого столичного доктора на Совете, и прощальную вечеринку от воспрянувшего духом Данковского.
В тамбуре поезда попрощались, поцеловались и разошлись. Через три дня Артемий собирался провожать Аглаю. С букетом — все-таки дама.
За сиротой сам Бог присматривает.

@темы: драббл, слэш, G-PG, Мор (Утопия), фанфик, гет

---

"Благотворительность", Лара Равель, Влад Ольгимский-младший

[Naians]

Название: Благотворительность
Автор:  Naians
Бета:  bocca_chiusa
Фандом: Мор (Утопия)
Размер: драббл, 997 слов
Пейринг/Персонажи: Лара Равель, Влад Ольгимский-младший, отец Лары
Категория: прегет
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: репутация Равелей уничтожена, и Лару отказываются обслуживать в магазинах
Примечание/Предупреждения: 1) таймлайн: сразу после смерти отца Лары; 2) в игре Младший Влад довольно часто сдает деньги на Ларины проекты. Но с чего эта благотворительность началась?

Лара сидела в отцовском кресле, сжавшись в комок. Вот бы уснуть здесь, а проснуться в другом месте: там, где нет боли, горя и опухших от слез глаз. Там, где отец жив. Где живым людям не нужно страдать каждую секунду своей жизни.
Желудок скрутило голодным спазмом. Буфет был пуст. Вчера голод выгнал ее из дома — Лара постаралась привести себя в порядок: нашла чистое, отглаженное платье, причесалась и долго, безнадежно умывалась, пытаясь прогнать красноту с заплаканного лица. Махнула рукой и пошла так. Кому какое дело до нее?
Оказалось, дело было всем. На улице на нее косились. Двое мужчин проводили недобрыми взглядами. А в бакалейной лавке, в очереди, отставной солдат и патрульный принялись громко рассуждать о дезертирах, которых не стрелять надо, а вешать. Вместе с семьями, чтобы не смели предавать страну и сбегать с поля боя. Лара стояла ни жива ни мертва. Хотелось только купить еды и не появляться здесь еще неделю, а то и две.
Еды ей не продали. Она вышла молча, с опущенной головой и зашагала в другую лавку, в Хребтовке. Оттуда уходила, вытирая слезы, а из лавки в Жерле уже бежала, захлебываясь рыданиями, на глазах у всего города.
Репутация семьи Равель была уничтожена. Дочь дезертира отказывались обслуживать, презирая за проступок отца. Еще немного — и ее будут бить на улицах. Если раньше она не умрет от голода.
И с этим ничего нельзя сделать. Таков закон: один человек не может бороться против общества, это бесполезно. Отец попытался не подчиниться закону — и вот к чему это привело.
Но как так вышло?! Почему? Отец не мог струсить, он ведь отправился добровольцем на эту страшную войну, чтобы защитить ее, Лару!
Стук в дверь раздался до того неожиданно и громко, что она вздрогнула.
— Кто там?
— Влад Ольгимский. Есть разговор.
Судя по голосу, это был младший Влад: молодой человек, приехавший в город вместе с матерью-Хозяйкой. Пока была жива Виктория Ольгимская, их семья привечала Равелей, но после ее смерти общение сошло на нет.
— Зазнались, — говорил отец. — Мы им столько добра сделали, а теперь бесполезными стали. Тяжелый Влад без выгоды для себя и улыбки не выдавит. А сын у него — себе на уме. К степнякам бегает, подлизывается, да только смотрит на них, как на быков. По хребту похлопать не побрезгует, а потом в Бойни отправит. Гнилая порода.
Все, что говорил отец, Лара принимала за истину и сейчас заколебалась. Зачем Влад пришел? Какие у них могут быть дела? Она в денежных делах не смыслит, вечно с носом остается. Обдурить ее решил? Он-то хитрый, это точно. Попробует дом отнять? Или ей что сделать?
Лара сглотнула. Затем открыла дверь.
И пусть. Если Равелям суждено сгинуть — не все ли равно, как?
— Привет. Можно войти?
— Заходи.
Влад прошел в зал. Огляделся и принялся выкладывать на стол хлеб, мясо, пачки крупы и овощи. Лара только глазами захлопала.
— Ты зачем это принес?
— Говорят, тебя больше не обслуживают в городе. — Влад взглянул на нее с сочувствием. — Люди здесь как звери. Дикие нравы. Я договорился: в Жильниках тебе будут продавать еду.
Лара молчала, будто немая.
Он о ней позаботиться решил? А в чем подвох? Ведь не может же быть без подвоха, Ольгимские — гнилая порода, и не друзья они с Владом — так, знакомые. Говорили всего несколько раз.
Влад склонил голову набок:
— Ты когда последний раз ела?
— Вчера.
— Ясно. Я тебя разбудил? Давай ты себя в порядок приведешь, а я пока тебе что-нибудь приготовлю.
— А ты умеешь? — вырвалось у Лары.
Влад неожиданно усмехнулся:
— А чего там уметь? Бутерброды сделаю.
Ей стало стыдно.
Как можно было огульно обвинять человека, который пришел помочь?
Когда она вернулась, Влад уже все приготовил и налил чай.
— Спасибо, — с трудом сказала Лара.
— Не за что. Ты ешь. И позволь мне выразить соболезнования по поводу смерти твоего отца. Понимаю, насколько тебе сейчас тяжело. Да еще горожане как с цепи посрывались.
— А ты зачем мне помогаешь? — тихо спросила она, принимаясь за еду. — Тебе репутацию тоже испортят.
Он фыркнул.
— Ничего, со своей я как-нибудь разберусь. Я не самый лучший человек, но даже мне ясно, что сироту обижать дурно. Послушай, здесь тебя затравят. Не лучше ли уехать?
— Мне некуда.
— Мы с матерью жили на юге, и у нас там остались друзья. Я могу написать им письмо, чтобы тебя приняли и устроили на работу. Там хорошо, Лара. Абрикосы на деревьях растут, море теплое, и никто тебя не знает. Будешь жить спокойно. Продашь дом и...
Лара вспыхнула и выпрямилась. Вот оно! Вот зачем пришел!
— Тебе продать. За бесценок.
— Почему это? Я хорошую цену дам, хватит на прожитье в...
— Нет. Не уеду.
— Но глупо же! Тебе здесь жизни не дадут! С твоей репутацией...
— Мир не без добрых людей, — твердо сказала Лара, — а репутацию я поправлю.
— И как же?
— Буду помогать тем, кому нужна помощь. И еду твою им раздам. А хочешь — забирай вложение. Дом я тебе не продам.
Лара всерьез рассердилась. Боль отступила, притихла на время. Ну как так можно: приходить якобы с помощью, а самому выгоду искать? Нет, не ждать ей от него добра, да только сама она реветь больше не станет. Будет людям помогать, без корысти и обмана. Пусть в спину плюют, она вытерпит. Пока у нее есть дом отца, она, Лара Равель, сможет приносить пользу обществу. И ее примут назад.
Влад встал.
— Ты меня совсем-то сволочью не считай, — бросил он, — только зря ты так. Сломают они тебя.
— Не сломают. Справлюсь.
Влад пожал плечами и ушел.
Поначалу было тяжело, но Лара выдержала всё: осуждающие взгляды, насмешки, недоверие к ее «Приюту». Людям всегда была нужна помощь, и она ее оказывала, не требуя ничего взамен. Кротко сносила невзгоды. Репутация Равелей понемногу исправлялась.
В Жильниках ее обслуживали нормально. Похоже, мстительным Влад не был.
— Интересная ты барышня, Лара, — заметил он при случайной встрече. — Я бы на твоем месте уехал, а ты осталась. И весь город заставила с собой считаться. Впечатляет.
— Городу нужны хорошие люди.
— Это точно. Слышал, ты благотворительность затеяла? Примешь от меня взнос?
Лара сощурилась:
— А какая тебе с этого выгода?
— Хочу побыть хорошим человеком. — Влад подмигнул ей и улыбнулся.
Лара смягчилась и кивнула.
Любой заслуживал шанса.
Хорошим человеком Влад Ольгимский не был. Но и плохим — тоже.
О том, что Влад создавал себе репутацию в ее глазах, Лара узнала гораздо позже.

@темы: драббл, G-PG, Мор (Утопия), фанфик, джен