Автор-многосерийник. Не серийный убийца. Беата умрет последней. Время Воронов, Рыцарей и Волшебства
Драбблы по двум фандомным играм ниже, решила сложить в один пост, чтобы не потерять. Плюс три штуки новых, которые написала, но не успела выложить.) Не бечено.
Артемий Бурах и Даниил Данковский. 320 словДаниил Данковский заявился в условленный дом с опозданием на час. Коротко кивнул и протянул Артемию свернутый плащ, из которого торчала маска Исполнителя.
− Пригодился, ойнон?
− Пригодился. Возвращаю с процентами.
Артемий ухмыльнулся и вгрызся в протянутую булку хлеба. Запил молоком. Интересно, знает ли Данковский, что такой набор угощений обычно несут покойникам, а не живым? Или это такой тонкий намек, что их временное перемирие скоро кончится?
Данковский сел, вытянул ноги и оперся спиной о стену. Он выглядел задумчивым, а не насмехающимся.
Да откуда ему знать? Артемий доел все до крошки и вернулся к пришиванию полуоторванного кармана куртки. Данковский наблюдал за ним.
− Спасибо, что спас того человека, ойнон.
− Не за что. Сабуров совсем распустил своих прихлебателей − запирать здоровых людей с больными и вымогать за их свободу огромные деньги! Ничего, они за это поплатятся. Отправятся возить трупы на кладбище. Шансы заразиться песчанкой стопроцентные.
Артемий откусил нитку. Жестокий он человек, этот бакалавр. Как там Ольгимский говорил: «Дружи с ним, не то выйдет худо?». Ну да, набегались уже, наохотились друг на друга и примирились. Надолго ли? Или, все же, придется Артемию свернуть ему шею? Вон она, доверчиво открыта, руки на стол положил, за револьвер свой не успеет схватиться…
Артемий поморщился. Не хотелось ему убивать. Лучше дружить.
− Можно спросить? Зачем ты попросил передать тому Червю полуразвалившийся дробовик? Он ведь и стрелять не умеет.
− Чтобы поговорить с ним. Иначе он отказывался слушать убийцу своей невесты. А так, мне удалось убедить его, что матери Бодхо не угодна смерть − ни моя, ни его. Даже ружье не выстрелило.
− Понятно. А ты неплохой психолог, Бурах.
− Опять странными словами бросаешься, ойнон, − хохотнул Артемий.
Данковский лукаво сощурился.
− Лучший, чем комик. Как тебе наша маленькая помощница?
Тут Артемий расхохотался уже в голос. Данковский присоединился к нему.
− Вот ведь дуреха! И ничего не заметила, хотя лгун из меня тот ещё. Я думал, что прокололся раза три. Отличная задумка.
− Как я и говорил: все довольны. Ты, я и Клара, которая так выгодно «пакостит» двум ненавидящим друг друга «демонам».
Полководец и Инквизитор. 431 словоГенерал-майор Александр Блок смотрит на своего врага в упор. Обычно такие взгляды заставляют людей нервничать, но женщина, стоящая перед ним, совершенно спокойна.
Не женщина. Правительственный Инквизитор.
Нельзя забывать об этом. Его враг опасен и хитер. И знает о его слабостях.
Аглая Лилич, с улыбкой, протягивает ему руку.
− Я рада вашему приезду, генерал. Наконец-то в городе будет наведен порядок.
Александр коротко кивает. Руки не подает.
В глазах Лилич мелькает легкое замешательство. Не привыкла к открытой враждебности. Опускает руку.
− Уверена, вместе, мы сможем принять решение, которое позволит спасти его.
− Исключено. Решение я буду принимать сам. И не смейте вставать у меня на пути, Инквизитор.
− Откуда столько недоброжелательности? − Голос у нее все ещё дружелюбен, а вот глаза заледенели, смотрят на него оценивающе, цепко. Нет уж, ведьма, этот орешек тебе не раскусить − зубы сломаешь. − Мне рассказывали о вас, как о весьма рассудительном, умном… и галантном мужчине. Врали?
Александр не считает нужным отвечать. Он вообще предпочитает говорить четко и по делу, а втягивать себя на поле боя, где преимущество у противника, не позволит.
«Откуда? А чем ты думала, ведьма, оговаривая честных офицеров? Жаров, Дубинин, Кощеенко − достойные командиры и мои бывшие однокашники по военной академии. Обвинены в измене, расстреляны. Думала, сойдет тебе это с рук? Неуязвимой себя считала? И на тебя управа нашлась. Отправишься на эшафот, а я провожу».
− Мне нужны отчеты о состоянии дел.
− Прошу. Здесь только факты. Если позволите, внесу несколько комментариев…
− Не позволю. Где ответственный за санитарные меры, бакалавр Данковский?
Факты тоже можно исказить в угоду себе, задвинуть неугодные, выпятить нужные. Александр − неглупый человек, но чтобы отделить зерна от плевел, ему потребуются разные мнения. Если Лилич не заморочила мозги Данковскому, то можно будет положиться на него: в личном деле он описывается, как умный и компетентный человек.
В глазах Лилич мелькает злорадство.
− Он отправился в Бойни.
− Пошлите за ним немедленно.
− Туда так просто не пройти. Да и выйти проблематично, это − сакральное место Уклада, чужаков там очень не любят. У Данковского уже были стычки с местными, но, боюсь, эта выходка окажется для него последней. Печально, что вы опоздали, Блок. Прибыли бы чуть раньше − смогли бы его отговорить от этой авантюры.
Александр сжимает зубы. Решила избавиться от соперников? Да черта с два у нее выйдет.
− Где эти Бойни?
Лилич показывает место на карте. Он прикидывает дорогу, вновь коротко кивает и идет к выходу. На пороге оборачивается.
− Вы кое-что не учли, Инквизитор. Не только у вас есть преимущество.
Он распахивает дверь и громко приказывает:
− Лонгин, поднимай огнеметчиков! Рушин, собери три батальона стрелков, пусть готовятся к бою!
Александр Блок зачистит Бойни и вытащит из них Даниила Данковского. Никто и ничто не сможет противостоять армии − даже хитроумный Инквизитор Аглая Лилич.
Влад Ольгимский/Лара Равель. 213 словПоцелуи с Ларой нежные, тягучие, осторожные, ни капли не похожие на то, что Влад Ольгимский делал с другими женщинами. Но Лара и сама не похожа на других. Она − особенная. Сокровище, скрытое под старой одежкой и невзрачной внешностью. Влад эгоистично радуется тому, что другие мужчины не замечают притягательности ее белой кожи, красоты ее серых глаз, нежности розовых губ. Все это − только его. Лара его. И она с этим согласна.
Но когда он осторожно тянет платье с ее плеча, Лара его останавливает.
− Не сегодня, Влад. Давай... не сегодня.
− Ладно, как скажешь, − покладисто соглашается он. Торопиться нельзя, не то все испортит. Влад облизывает губы. "Не сегодня" − значит она колеблется, но хочет того же что и он. И теперь нужно быть терпеливым, как охотник в засаде, и ждать подходящего момента. Это Влад умеет в совершенстве.
Лара склоняет голову к нему на плечо. В приглушенном свете ламп, щечки ее горят румянцем, Лара смущенно улыбается и грудь ее вздымается часто-часто...
− Расскажи ещё про степи.
− Тебе, правда, интересно?
− Да.
Влад обнимает ее и начинает рассказ − Ларе любопытно, она слышала лишь страшные сказки про Червей, но хочет узнать больше и попытаться понять степную культуру. Влад говорит с удовольствием: некому ему было рассказывать, не с кем разделить этот интерес, а Лара слушает так внимательно…
Пока она слушает, влюбленный Влад готов говорить вечно.
Даниил Данковский. 318 словДаниил Данковский, в прошлом, блестящий ученый и борец со смертью, а в настоящем − полутруп, заходился кашлем, склонившись над Жилкой.
Ничего. Это ещё не критическая стадия Песчанки. Таблетку мономицина примет вечером, утром одну уже выпил, а печень не казенная. Ну, хоть новых имунников раздобыл, почти без побочки… они ему, теперь, как мертвому припарки. Бесполезные аскорбинки.
«Господи, как я влип во все это!» − с минутным отчаяньем подумал он, выпрямляясь.
Покойник. Он − покойник.
Он должен продержаться, пока не спасет Многогранник. Раньше умирать нельзя. Только бы не подать виду, что болен, не то запрут в изолятор. «Почему вы так бледны, бакалавр Данковский? Не сплю третью ночь и забыл пообедать, генерал. Заболели? Нет, Аглая, что вы. Это − последствия избиения в Бойнях. Да и вода тут… сами знаете, не способствует цветущему виду. Подыхаешь, ойнон? Только после тебя, Бурах, когда уже будет готова новая порция твоей бурды?».
Даниил криво улыбнулся. У него была панацея, даже не одна. И порошочки − убойная штука, но в крайнем случае сойдут. Он примет что-нибудь… через два дня, после Совета. Если останется. Приближенные должны быть живы и здоровы, иначе все будет напрасно − ему не позволят решать судьбу города. О нем самом в условиях ничего не говорилось.
Многогранник. Воплощенное чудо. Внутренний покой Каиных, вместивший дух после смерти. Он должен быть сохранен любой ценой.
Даниил согнулся в новом приступе кашля. Над ухом что-то просвистело, разбилось, и в трех метрах от него расплескалась и вспыхнула горючая жидкость. Поджигатель разочарованно взревел и двинулся к нему.
Даниил сплюнул, выпрямился и пустил ему пулю в голову. Прямо в лоб − город научил его быть экономным, плевать на гуманизм и выживать любыми методами. В карманах у Поджигателя обнаружилось немного денег, сухари и бритвы. Весьма сносная компенсация за доставленные неудобства и потраченную пулю.
Даниил оглянулся (никого, значит репутация не пострадала от мародерства), отряхнул плащ и расправил плечи.
− Хрен я вам сдохну в этой дыре, − тихо и зло сказал он, и зашагал прочь.
Его ждало ещё много дел до конца дня.
Оспина/Артемий Бурах. 269 словЗакон − вот что движет миром. Закон священен и нерушим. По Закону власть в Укладе не может принадлежать Оюну, Оюн слабоволен, он − кастрированный бык, прогнувшийся под хозяев Ольгимских и не смеющий с ними спорить. Ничтожество, негодный Служитель. Но руки его полны силы, а в крови плещется наследие Бос Туроха. Его давно пора зарезать, как жертвенного быка и кому, как ни верному Служителю это сделать?
Но Оспина отговаривает его.
− Убить его невозможно. Он старше и сильнее. Отрекись − Бурахи давно утратили право на власть.
Артемий Бурах, молодой, сильный, рослый, насмешливо хмыкает. Не понимает над чем смеется.
− Не веришь в меня, кровная?
Оспина верит. Должна верить, ведь все к тому идет, что именно он станет их новым хозяином. Правильным, жесткой рукой держащим их, зверей, за загривки. На такого не огрызнешься − руки лизать за счастье будет. Но Оспина ещё и любит его. Глупо, жарко, бессмысленно. Она хочет уберечь его от битвы, что закончится его смертью. Сражаться со Старшиной Оюном − не мясников в Круге Суок лупить. Он не справится. И потому Оспина идет против Закона, против судьбы, против воли Уклада.
− Нет силы, которая бы сломила Оюна. Ни мор, ни солдаты в Бойнях его не погубили. Отступись.
Артемий Бурах смотрит на нее. Обнажает зубы − оскал, не улыбка. Тяжелой рукой берет Оспину за затылок и притягивает к себе.
− Я уже убил его, Саба. Я сломил Оюна. Уклад теперь мой. Я − Старшина Боен.
− Ты − хозяин, − выдыхает Оспина. Глупое сердце частит, бьется, проламывая грудь. Хватка на затылке кажется лаской.
Он хочет раскрыть ее? Покарать за дерзость, за сомнения в нем?
Пусть будет так. Оспина покорится. Теперь все покорятся ему.
Артемий целует в губы, а раскрывает лишь балахон на ней.
Артемий Бурах/Даниил Данковский. 661 словоСитуацию, в которую попал Даниил Данковский, можно было обозвать крылатым «и смех, и грех». Это если прилично. А неприлично выражаться ему было нельзя.
− Три цветочка, − на пальчиках считала белокурая малышка лет пяти, − два ореха. Это будет… пять! Четыре иголки. Плюс пять, это будет…
−…девять, − обреченно подсказал Даниил.
− Девять, − кивнула малышка, − а надо − десять. Порошочек меняют на десять сокровищ.
− А хочешь десятой монетку?
− Монетка − деньги, а не сокровище. Ее в игру не примут.
− Купишь себе на нее конфету, − продолжал уговаривать Даниил.
Его красноречие действовало на Инквизитора, Полководца и правителей города, но рассыпалось прахом об упрямство безжалостного маленького ангела перед ним. Ангела, имеющего при себе порошочек из толченых таблеток, способный излечить больного песчанкой, пусть и ценой его здоровья. Бесценное, по нынешним временам, сокровище, которое непременно канет в лету, если Даниил не выменяет его до конца дня. А у него − два ореха, три цветка и четыре иголки. Не хватает.
− Не хочу.
− Солнышко, милая, ну помоги дяде бакалавру! Мне очень нужен этот порошочек. Я принесу тебе потом два цветка, вместо одного.
Понятие кредита у детей города было явно не в чести. Малышка насупилась.
− Нет! Правила есть правила. Приходи меняться, когда будет десять сокровищ, дядя бакалавр!
И неторопливо пошла прочь по улице. Даниил подавил недостойную мысль догнать, вытрясти из нее порошочек силой и дунул в противоположную сторону. Где-то там находился швейный магазин, кажется, сегодня он в нем ещё не был. Он купит иголку и успеет догнать малышку. Но буквально через три шага его схватили, заткнули рот и затащили в глухой закоулок, огороженный с трех сторон высоким забором. Отличное место, чтобы ограбить и убить, а то и разделать на органы, в соответствии с местными традициями. Даниил укусил напавшего за руку, но толстые перчатки из грубой кожи, защитили того от боли. Правую руку крепко прижимали к телу, чтобы он не смог выхватить револьвер, а попытки лягнуться пропали втуне.
Его развернули, толкнули спиной к забору и поцеловали в губы.
− Тпммм… Бурах, твою мать!
− Привет. Я тоже хочу узнать, что там за сокровища у дяди бакалавра под плащом.
− Шутник гребанный, − выдохнул Даниил, облизываясь, − а если бы я тебя пристрелил?
− Без помощи рук? Чем ты там курок собрался нажимать? − ухмыльнулся Артемий.
Даниил закатил глаза. И какое помрачение нашло на него, когда он решил связаться с этим дурным быком? Подозревал же, что выйдет боком. Правда, другим − Даниил думал, что за приставания к спящему в его постели гостю, он огребет по физиономии. А получил, в результате, любвеобильного оболтуса, который соскучился и решил потискать объект пристрастий среди бела дня.
− Ты крайне не вовремя, мне нужно бежать. Постой, у тебя нет, часом, иголки? Всего одной?
Артемий изобразил задумчивость. Актер из него был так себе.
− Три поцелуя.
− Что?
− Обмен сокровищами, ойнон. Иголка за три поцелуя в губы.
Даниил проглотил первый ругательный ответ и терпеливо (хотел ласково, но желание схватить Артемия за шею и сжать, помешало) сказал:
− У меня нет времени. Приходи вечером в Омут и получишь больше, чем смел мечтать в самых влажных снах. Давай иголку.
В глазах Артемия мелькнул интерес, но он покачал головой:
− В долг не отпускаю. Но вечером приду, спасибо.
− Артемий!
− Ты дольше препираешься, ойнон. А малышка с порошочком уходит все дальше.
− Скотина, − выдохнул Даниил, подался вперед и поцеловал его.
− Ммм… раз.
− Я тебе это припомню.
− Ммм… два. Конечно, ойнон. А то я тебя не знаю.
Третий поцелуй был долгим, жарким и сладким. Артемий никак не хотел его отпускать, будто пытался насытиться лаской до конца дня. Обнял, прижал к себе, жадно зацеловывал, и Даниил «поплыл», невольно забывая обо всем, кроме того, что делал. Нет, не зря он этого степняка соблазнил, стоило оно того, целуется отменно.
Когда они расцепились, Даниил подумал, что глаза у него сейчас должно быть такие же ошалелые и дурные, как у Артемия.
Игла! Девчонка! Порошочек!
− Давай сюда быстро!
Артемий глубоко вздохнул, успокаиваясь. Вытащил из кармана цветок и засунул Даниилу за ухо.
− Держи. Это тоже подойдет.
− Вот только приди вечером, − с чувством пригрозил Даниил, выдергивая цветок, − только приди…
− Приду, ойнон, − голос у Артемия был нежным и до одури влюбленным.
Даниил секунду разглядывал его, потом махнул рукой и бросился бежать по улице.
Александр Блок/Юлия Люричева. 331 словоМатематический расчет неизбежной смерти должен быть точным, с допустимой погрешностью в три процента. Она все рассчитала верно, ошибки быть не должно.
С вероятностью в тридцать процентов, Юлию Люричеву должны были казнить за пособничество Ларе Равель, покусившейся на жизнь прославленного полководца Александра Блока.
С вероятностью в шестьдесят процентов, Юлию Люричеву застрелили бы мятежные солдаты-охранники, при попытке покинуть дом.
С вероятностью в семь процентов, она должна была попытаться отнять у Лары револьвер и получить пулю в горло. Лара бы ее искренне оплакала, возможно, после этого и покушения-то никакого не случилось бы.
− И только три процента на благополучный исход всей ситуации, − пробубнила Юля в чужое плечо, − это смешно. По теории вероятности, я должна быть мертва. А что я делаю?
− Обманываешь судьбу? − предположил Александр.
От былой грозности не осталось и следа. В ее постели лежал красивый, умиротворенный мужчина с ясным взглядом и слушал Юлины теории. Слушал с интересом, вот только к ней или к теориям?
− Судьбу обмануть нельзя, − возразила она, изучая иссеченную шрамами грудь и сопоставляя с его биографией, − мы все придем к тому, что нам суждено.
− Значит, нам суждено было провести эту ночь вместе.
Юля возмущенно фыркнула.
− Типичная мужская логика. Ты просто оправдываешься.
− Я должен на тебе жениться?
− Ради бога, нет! Я не об этом.
Александр начал гладить ее по спине. Устал слушать и хочет вернуться к ласкам. Ей и самой надоело объяснять, так что Юля позволила мягко опрокинуть себя на спину и поцеловать. Все мужчины одинаковы, что с них взять.
Тем не менее, Александр оторвался от ее губ и негромко сообщил:
− Я могу объяснить, почему твоя теория не сработала, Юля. Я всегда вытаскивал самые благоприятные шансы, насколько бы малы они ни были. Так что, прости, но твои девяносто семь процентов фатума не имели шансов против трех, подкрепленных моей удачей и нежеланием причинять вам с Ларой вред. Смирись с этим.
Вот оно что − ещё один нарушитель закономерностей спутал ей все расчеты. Любимчик фортуны, что б его. Одни проблемы от этих мужчин.
А целует-то как ласково…
Юля вздохнула, запустила пальцы ему в кудри и смирилась.
Клара и Даниил Данковский. 541 словоНоги подгибаются, а шишка на голове болит. Клара облизывает пересохшие губы и осторожно выглядывает из-за угла. От аптеки до Омута − десять шагов, не более, но по открытой местности. И трое Патрульных с пудовыми кулаками. Успеет? А если Данковского нет дома? Поймают, загонят в угол и забьют насмерть. Да и станет ли помогать ей Холодный демон, злой, жестокосердный, лишивший Клару родителей? Это он виноват, что Сабуровы отказались от нее, он предложил им…
…а они согласились. Их выбор. И только Данковский сейчас может ее спасти.
Клара срывается с места.
− Вон она! Бей шабнак!
Она лупит в двери Омута изо всех сил и кричит:
− Бакалавр, я сдаюсь! Проверь мою кровь, докажи, что я − не чума! Открой, не то меня убьют!
Клару хватают за шиворот, оттаскивают, бьют, но она выворачивается и прижимается спиной к двери. Лягается и поднимает дрожащие руки. Она чувствует − у нее не получится чудо, ни доброе, ни дурное, она слишком устала и слаба сейчас. Ее убьют здесь. Клара готова зареветь, как обычная человеческая девчонка и молить о помощи.
− Бакалавр! Помоги!
Дверь распахивается, и она падает ему в ноги.
− Назад.
− Доктор, это − чума! Она…
− Назад, я сказал. Я сам проверю, чума или нет. Сам же и пристрелю, если потребуется.
В руках Данковского − револьвер, в голосе − сталь. Патрульные ворчат, но уходят, не смея спорить. Вот что значит − идеальная репутация. Он поднимает шмыгающую носом Клару, бегло оглядывает и запирает дверь. Ведет наверх, колет иглой и выкачивает кровь из ее вен. Клара молчит, подавляя дрожь, пока он изучает ее в микроскоп. А если все же она − чума? Пристрелит? Он ведь злодей, не пощадит, а она − единственная, кто может спасти этот город и все ей в этом мешают.
Данковский заканчивает проверку. Изумленно разглядывает Клару, качает головой и обрабатывает ее раны. Предлагает чашку чая.
− Ну, что там? − не выдерживает Клара.
− Ты − человек. Не заразна. Но такой странной крови я никогда не видел. Любопытно… тебе нужна защита. До утра останешься у меня, под замком, а потом отправишься к Инквизитору. Я постараюсь тебя выкупить и поднять тебе репутацию.
− А что потом?
− Сабуровы от тебя отказались. Горожане считают то святой, то ведьмой. Рано или поздно твоя карьера чудотворницы окончится костром. Ты этого хочешь?
Данковский говорит мягко, вкрадчиво, но сочувствия в нем ни на грош. Клара хочет что-нибудь швырнуть в него, но не решается. Ей нужны покровители. Нужна защита. Чудотворницы всегда уязвимы.
− Не хочу. Но что же мне делать?
− Я заберу тебя отсюда. Увезу в «Танатику». Я не верю в шабнак, но свойства твоей крови стоит изучить. Я позабочусь о твоей безопасности.
Пустая чашка со стола все-таки летит ему в голову и разбивается о стену. Данковский невозмутимо выпрямляется.
− Демон проклятый! Все ты врешь! На опыты меня решил пустить, как крысу лабораторную?! Ненавижу!
− Хочешь провести ночь на улице?
Клара содрогается. Не протянет она ночь. Убьют.
− Нет.
− Будешь меня слушаться?
− Буду.
− Вот и умница. Ложись спать внизу, на месте Евы. До утра веди себя тише воды, ниже травы.
− А где она сама?
− Неважно. Это − мои проблемы, не твои. Готовься ко встрече с Инквизитором. Спокойной ночи… девочка-чума.
− Что б тебя кошмары замучили, демон, − бурчит Клара спускаясь по лестнице.
Никуда она с ним не поедет. Сбежит, как только он ее оправдает. Спит Клара, на удивление, спокойно. А утром, трогая шишку на голове, испытывает слабое подобие благодарности. Пожалуй, теперь она будет сдавать Гаруспика Бакалавру, а не наоборот.
Андрей Стаматин. 248 словАндрея Стаматина можно обвинить во многом: на руках его кровь и он не гнушается грязных способов заработка денег. Но одно он знает точно − своих женщин надо защищать, даже если не спишь с ними.
Риишу сжигают на пустыре Костного столба.
Андрей велит кабацким невестам не покидать кабак. Следит внимательно, чтобы его танцовщицы больше не пострадали от рук паникующих горожан. Твирин притупляет его бдительность и одна из них нарушает запрет.
Веру находят раскрытой по линиям, с вырезанным сердцем.
И неизвестно кто это сделал − много их, мясников, способных на это, да хоть тот степняк, сын Бураха. Хотя, он бы побрезговал, говорят, потрошит только бандитов, а женщин и детей не трогает. Андрей мечется, ищет убийцу, но никто ничего не видел и не знает. Даже за деньги и отвары не говорят. Некому выпустить требуху верной навахой.
Ева умирает ради Собора. Не ради Данковского, хоть тот и винит себя, а чтобы оживить проклятущую, бесполезную каменную коробку, так и не ставшую вместилищем для чудес. Неудачное творение архитектора Андрея Стаматина.
Андрей пьет, пытаясь забыться.
Смышленая, легконогая Айян пока жива, но сквозь твириновый дурман он видит занесенную над ней косу смерти. Айян ищут братья − хотят убить за то, что предала степь ради тепла и легкой городской жизни. Андрей заряжает револьвер и полирует наваху. Где их искать он знает.
Айян он отправляет к Данковскому − старому приятелю лихости тоже не занимать, степняков отстреливать он умеет, а защищать у него выходит лучше. Убережет.
Из Андрея хреновый защитник, зато убивать он умеет отлично. Иногда этого бывает достаточно, чтобы прогнать чужую смерть.
Александр Блок/Даниил Данковский. 503 словаВсе в этом городе неправильно для Александра Блока. Но особенно неправильно то, что он не может оторвать глаз от Даниила Данковского. Бакалавр Данковский энергичен, умен, бесстрашен, он бьется с болезнью, как с личным врагом − и за это можно симпатизировать ему. За это, а не за его обаятельные улыбки и пленительные черные глаза. Подобные мысли нелепы для офицера и мужчины, но Александр Блок никак не может от них избавиться.
− Зараза, очевидно, проникает из-под земли. Если не будет возможности заблокировать ее, то единственным выходом… Вы меня не слушаете, генерал?
− Слушаю. Продолжайте.
Он слушает, но не слова, а глубокий, приятный голос Данковского. Любуется его мимикой и немного театральной жестикуляцией − бакалавр Данковский умеет себя подать. Да и внешность у него…Чудо, как хорош.
Александр Блок держит руки за спиной − на всякий случай. И думает, что если бы Данковский был женщиной − он начал бы ухаживать за ним немедленно. А то и женился бы.
Александр Блок дает ему, гражданскому, карабин. И даже не спрашивает, умеет ли тот из него стрелять. Просто потому, что бакалавр Данковский убедительно его об этом попросил.
Но он просил два. И в тот же день исчезают ещё пять карабинов − с тел солдат-изменников. Расследование приводит Александра Блока к мальчишкам, засевшим в нелепой башне. Их лидер, Хан, храбрится, но хватает десятиминутного давления и обещания раскатать Многогранник до состояния блина, чтобы оружие вернулось в руки взрослых. Александр Блок едва сдерживает раздражение. Воевать они с ним собрались. То женщины, то дети в противниках − натуральный фарс!
Кто принес им эти карабины догадаться несложно.
Он вызывает бакалавра Данковского к себе. Долго и тяжело смотрит на него.
А ведь за такое полагалось бы расстрелять. Чем он вообще думал, устраивая все это? И что с ним теперь делать?
Александр Блок молчит, размышляя.
Данковский любезно улыбается ему, но взгляд у него напряженный.
− Знаете, генерал, я как раз узнал кое-что интересное. У нас с вами появился отличный шанс загнать Инквизитора в угол, откуда она вряд ли сумеет навредить. Слушайте план…
Александр Блок ясно видит, что его пытаются увести в сторону. Боится хитрый бакалавр за свою шкуру. Союзничек. Интриган. Решил задружиться с боевым генералом для своих целей, и водить его за нос. Интересно, если его сейчас уложить лицом в стол и получить от него все что хочется − будет ли сопротивляться? Или подчинится, чтобы спастись?
Можно будет сорвать с него этот змеиный плащ и впиться губами в белую шею. Можно будет терзать его рот, сколько захочется. Заставить встать на колени и…
Его прошибает жаром.
Мысль отвратительна в своей соблазнительности. Не только у солдат здесь падает мораль, но и у их генерала. Позор.
Черт с ним, с Данковским. Оружие возвращено, изменникам все равно грозил расстрел. С этим авантюристом он откровенно поговорит позже, когда они справятся с эпидемией и Лилич.
− Неплохой план. Будем воплощать. Вы очень умны.
Бакалавр Данковский белозубо улыбается и склоняет голову. Стирает каплю пота с виска. Желание впечатать его в стену и целовать, болезненно, властно, становится почти невыносимым.
Александр Блок сжимает зубы и держит руки за спиной. И мечтает поскорее убраться из этого городишки, туда, где нет искушений и где он должен быть.
Скорее бы на фронт.
Артемий Бурах и Даниил Данковский. 320 словДаниил Данковский заявился в условленный дом с опозданием на час. Коротко кивнул и протянул Артемию свернутый плащ, из которого торчала маска Исполнителя.
− Пригодился, ойнон?
− Пригодился. Возвращаю с процентами.
Артемий ухмыльнулся и вгрызся в протянутую булку хлеба. Запил молоком. Интересно, знает ли Данковский, что такой набор угощений обычно несут покойникам, а не живым? Или это такой тонкий намек, что их временное перемирие скоро кончится?
Данковский сел, вытянул ноги и оперся спиной о стену. Он выглядел задумчивым, а не насмехающимся.
Да откуда ему знать? Артемий доел все до крошки и вернулся к пришиванию полуоторванного кармана куртки. Данковский наблюдал за ним.
− Спасибо, что спас того человека, ойнон.
− Не за что. Сабуров совсем распустил своих прихлебателей − запирать здоровых людей с больными и вымогать за их свободу огромные деньги! Ничего, они за это поплатятся. Отправятся возить трупы на кладбище. Шансы заразиться песчанкой стопроцентные.
Артемий откусил нитку. Жестокий он человек, этот бакалавр. Как там Ольгимский говорил: «Дружи с ним, не то выйдет худо?». Ну да, набегались уже, наохотились друг на друга и примирились. Надолго ли? Или, все же, придется Артемию свернуть ему шею? Вон она, доверчиво открыта, руки на стол положил, за револьвер свой не успеет схватиться…
Артемий поморщился. Не хотелось ему убивать. Лучше дружить.
− Можно спросить? Зачем ты попросил передать тому Червю полуразвалившийся дробовик? Он ведь и стрелять не умеет.
− Чтобы поговорить с ним. Иначе он отказывался слушать убийцу своей невесты. А так, мне удалось убедить его, что матери Бодхо не угодна смерть − ни моя, ни его. Даже ружье не выстрелило.
− Понятно. А ты неплохой психолог, Бурах.
− Опять странными словами бросаешься, ойнон, − хохотнул Артемий.
Данковский лукаво сощурился.
− Лучший, чем комик. Как тебе наша маленькая помощница?
Тут Артемий расхохотался уже в голос. Данковский присоединился к нему.
− Вот ведь дуреха! И ничего не заметила, хотя лгун из меня тот ещё. Я думал, что прокололся раза три. Отличная задумка.
− Как я и говорил: все довольны. Ты, я и Клара, которая так выгодно «пакостит» двум ненавидящим друг друга «демонам».
Полководец и Инквизитор. 431 словоГенерал-майор Александр Блок смотрит на своего врага в упор. Обычно такие взгляды заставляют людей нервничать, но женщина, стоящая перед ним, совершенно спокойна.
Не женщина. Правительственный Инквизитор.
Нельзя забывать об этом. Его враг опасен и хитер. И знает о его слабостях.
Аглая Лилич, с улыбкой, протягивает ему руку.
− Я рада вашему приезду, генерал. Наконец-то в городе будет наведен порядок.
Александр коротко кивает. Руки не подает.
В глазах Лилич мелькает легкое замешательство. Не привыкла к открытой враждебности. Опускает руку.
− Уверена, вместе, мы сможем принять решение, которое позволит спасти его.
− Исключено. Решение я буду принимать сам. И не смейте вставать у меня на пути, Инквизитор.
− Откуда столько недоброжелательности? − Голос у нее все ещё дружелюбен, а вот глаза заледенели, смотрят на него оценивающе, цепко. Нет уж, ведьма, этот орешек тебе не раскусить − зубы сломаешь. − Мне рассказывали о вас, как о весьма рассудительном, умном… и галантном мужчине. Врали?
Александр не считает нужным отвечать. Он вообще предпочитает говорить четко и по делу, а втягивать себя на поле боя, где преимущество у противника, не позволит.
«Откуда? А чем ты думала, ведьма, оговаривая честных офицеров? Жаров, Дубинин, Кощеенко − достойные командиры и мои бывшие однокашники по военной академии. Обвинены в измене, расстреляны. Думала, сойдет тебе это с рук? Неуязвимой себя считала? И на тебя управа нашлась. Отправишься на эшафот, а я провожу».
− Мне нужны отчеты о состоянии дел.
− Прошу. Здесь только факты. Если позволите, внесу несколько комментариев…
− Не позволю. Где ответственный за санитарные меры, бакалавр Данковский?
Факты тоже можно исказить в угоду себе, задвинуть неугодные, выпятить нужные. Александр − неглупый человек, но чтобы отделить зерна от плевел, ему потребуются разные мнения. Если Лилич не заморочила мозги Данковскому, то можно будет положиться на него: в личном деле он описывается, как умный и компетентный человек.
В глазах Лилич мелькает злорадство.
− Он отправился в Бойни.
− Пошлите за ним немедленно.
− Туда так просто не пройти. Да и выйти проблематично, это − сакральное место Уклада, чужаков там очень не любят. У Данковского уже были стычки с местными, но, боюсь, эта выходка окажется для него последней. Печально, что вы опоздали, Блок. Прибыли бы чуть раньше − смогли бы его отговорить от этой авантюры.
Александр сжимает зубы. Решила избавиться от соперников? Да черта с два у нее выйдет.
− Где эти Бойни?
Лилич показывает место на карте. Он прикидывает дорогу, вновь коротко кивает и идет к выходу. На пороге оборачивается.
− Вы кое-что не учли, Инквизитор. Не только у вас есть преимущество.
Он распахивает дверь и громко приказывает:
− Лонгин, поднимай огнеметчиков! Рушин, собери три батальона стрелков, пусть готовятся к бою!
Александр Блок зачистит Бойни и вытащит из них Даниила Данковского. Никто и ничто не сможет противостоять армии − даже хитроумный Инквизитор Аглая Лилич.
Влад Ольгимский/Лара Равель. 213 словПоцелуи с Ларой нежные, тягучие, осторожные, ни капли не похожие на то, что Влад Ольгимский делал с другими женщинами. Но Лара и сама не похожа на других. Она − особенная. Сокровище, скрытое под старой одежкой и невзрачной внешностью. Влад эгоистично радуется тому, что другие мужчины не замечают притягательности ее белой кожи, красоты ее серых глаз, нежности розовых губ. Все это − только его. Лара его. И она с этим согласна.
Но когда он осторожно тянет платье с ее плеча, Лара его останавливает.
− Не сегодня, Влад. Давай... не сегодня.
− Ладно, как скажешь, − покладисто соглашается он. Торопиться нельзя, не то все испортит. Влад облизывает губы. "Не сегодня" − значит она колеблется, но хочет того же что и он. И теперь нужно быть терпеливым, как охотник в засаде, и ждать подходящего момента. Это Влад умеет в совершенстве.
Лара склоняет голову к нему на плечо. В приглушенном свете ламп, щечки ее горят румянцем, Лара смущенно улыбается и грудь ее вздымается часто-часто...
− Расскажи ещё про степи.
− Тебе, правда, интересно?
− Да.
Влад обнимает ее и начинает рассказ − Ларе любопытно, она слышала лишь страшные сказки про Червей, но хочет узнать больше и попытаться понять степную культуру. Влад говорит с удовольствием: некому ему было рассказывать, не с кем разделить этот интерес, а Лара слушает так внимательно…
Пока она слушает, влюбленный Влад готов говорить вечно.
Даниил Данковский. 318 словДаниил Данковский, в прошлом, блестящий ученый и борец со смертью, а в настоящем − полутруп, заходился кашлем, склонившись над Жилкой.
Ничего. Это ещё не критическая стадия Песчанки. Таблетку мономицина примет вечером, утром одну уже выпил, а печень не казенная. Ну, хоть новых имунников раздобыл, почти без побочки… они ему, теперь, как мертвому припарки. Бесполезные аскорбинки.
«Господи, как я влип во все это!» − с минутным отчаяньем подумал он, выпрямляясь.
Покойник. Он − покойник.
Он должен продержаться, пока не спасет Многогранник. Раньше умирать нельзя. Только бы не подать виду, что болен, не то запрут в изолятор. «Почему вы так бледны, бакалавр Данковский? Не сплю третью ночь и забыл пообедать, генерал. Заболели? Нет, Аглая, что вы. Это − последствия избиения в Бойнях. Да и вода тут… сами знаете, не способствует цветущему виду. Подыхаешь, ойнон? Только после тебя, Бурах, когда уже будет готова новая порция твоей бурды?».
Даниил криво улыбнулся. У него была панацея, даже не одна. И порошочки − убойная штука, но в крайнем случае сойдут. Он примет что-нибудь… через два дня, после Совета. Если останется. Приближенные должны быть живы и здоровы, иначе все будет напрасно − ему не позволят решать судьбу города. О нем самом в условиях ничего не говорилось.
Многогранник. Воплощенное чудо. Внутренний покой Каиных, вместивший дух после смерти. Он должен быть сохранен любой ценой.
Даниил согнулся в новом приступе кашля. Над ухом что-то просвистело, разбилось, и в трех метрах от него расплескалась и вспыхнула горючая жидкость. Поджигатель разочарованно взревел и двинулся к нему.
Даниил сплюнул, выпрямился и пустил ему пулю в голову. Прямо в лоб − город научил его быть экономным, плевать на гуманизм и выживать любыми методами. В карманах у Поджигателя обнаружилось немного денег, сухари и бритвы. Весьма сносная компенсация за доставленные неудобства и потраченную пулю.
Даниил оглянулся (никого, значит репутация не пострадала от мародерства), отряхнул плащ и расправил плечи.
− Хрен я вам сдохну в этой дыре, − тихо и зло сказал он, и зашагал прочь.
Его ждало ещё много дел до конца дня.
Оспина/Артемий Бурах. 269 словЗакон − вот что движет миром. Закон священен и нерушим. По Закону власть в Укладе не может принадлежать Оюну, Оюн слабоволен, он − кастрированный бык, прогнувшийся под хозяев Ольгимских и не смеющий с ними спорить. Ничтожество, негодный Служитель. Но руки его полны силы, а в крови плещется наследие Бос Туроха. Его давно пора зарезать, как жертвенного быка и кому, как ни верному Служителю это сделать?
Но Оспина отговаривает его.
− Убить его невозможно. Он старше и сильнее. Отрекись − Бурахи давно утратили право на власть.
Артемий Бурах, молодой, сильный, рослый, насмешливо хмыкает. Не понимает над чем смеется.
− Не веришь в меня, кровная?
Оспина верит. Должна верить, ведь все к тому идет, что именно он станет их новым хозяином. Правильным, жесткой рукой держащим их, зверей, за загривки. На такого не огрызнешься − руки лизать за счастье будет. Но Оспина ещё и любит его. Глупо, жарко, бессмысленно. Она хочет уберечь его от битвы, что закончится его смертью. Сражаться со Старшиной Оюном − не мясников в Круге Суок лупить. Он не справится. И потому Оспина идет против Закона, против судьбы, против воли Уклада.
− Нет силы, которая бы сломила Оюна. Ни мор, ни солдаты в Бойнях его не погубили. Отступись.
Артемий Бурах смотрит на нее. Обнажает зубы − оскал, не улыбка. Тяжелой рукой берет Оспину за затылок и притягивает к себе.
− Я уже убил его, Саба. Я сломил Оюна. Уклад теперь мой. Я − Старшина Боен.
− Ты − хозяин, − выдыхает Оспина. Глупое сердце частит, бьется, проламывая грудь. Хватка на затылке кажется лаской.
Он хочет раскрыть ее? Покарать за дерзость, за сомнения в нем?
Пусть будет так. Оспина покорится. Теперь все покорятся ему.
Артемий целует в губы, а раскрывает лишь балахон на ней.
Артемий Бурах/Даниил Данковский. 661 словоСитуацию, в которую попал Даниил Данковский, можно было обозвать крылатым «и смех, и грех». Это если прилично. А неприлично выражаться ему было нельзя.
− Три цветочка, − на пальчиках считала белокурая малышка лет пяти, − два ореха. Это будет… пять! Четыре иголки. Плюс пять, это будет…
−…девять, − обреченно подсказал Даниил.
− Девять, − кивнула малышка, − а надо − десять. Порошочек меняют на десять сокровищ.
− А хочешь десятой монетку?
− Монетка − деньги, а не сокровище. Ее в игру не примут.
− Купишь себе на нее конфету, − продолжал уговаривать Даниил.
Его красноречие действовало на Инквизитора, Полководца и правителей города, но рассыпалось прахом об упрямство безжалостного маленького ангела перед ним. Ангела, имеющего при себе порошочек из толченых таблеток, способный излечить больного песчанкой, пусть и ценой его здоровья. Бесценное, по нынешним временам, сокровище, которое непременно канет в лету, если Даниил не выменяет его до конца дня. А у него − два ореха, три цветка и четыре иголки. Не хватает.
− Не хочу.
− Солнышко, милая, ну помоги дяде бакалавру! Мне очень нужен этот порошочек. Я принесу тебе потом два цветка, вместо одного.
Понятие кредита у детей города было явно не в чести. Малышка насупилась.
− Нет! Правила есть правила. Приходи меняться, когда будет десять сокровищ, дядя бакалавр!
И неторопливо пошла прочь по улице. Даниил подавил недостойную мысль догнать, вытрясти из нее порошочек силой и дунул в противоположную сторону. Где-то там находился швейный магазин, кажется, сегодня он в нем ещё не был. Он купит иголку и успеет догнать малышку. Но буквально через три шага его схватили, заткнули рот и затащили в глухой закоулок, огороженный с трех сторон высоким забором. Отличное место, чтобы ограбить и убить, а то и разделать на органы, в соответствии с местными традициями. Даниил укусил напавшего за руку, но толстые перчатки из грубой кожи, защитили того от боли. Правую руку крепко прижимали к телу, чтобы он не смог выхватить револьвер, а попытки лягнуться пропали втуне.
Его развернули, толкнули спиной к забору и поцеловали в губы.
− Тпммм… Бурах, твою мать!
− Привет. Я тоже хочу узнать, что там за сокровища у дяди бакалавра под плащом.
− Шутник гребанный, − выдохнул Даниил, облизываясь, − а если бы я тебя пристрелил?
− Без помощи рук? Чем ты там курок собрался нажимать? − ухмыльнулся Артемий.
Даниил закатил глаза. И какое помрачение нашло на него, когда он решил связаться с этим дурным быком? Подозревал же, что выйдет боком. Правда, другим − Даниил думал, что за приставания к спящему в его постели гостю, он огребет по физиономии. А получил, в результате, любвеобильного оболтуса, который соскучился и решил потискать объект пристрастий среди бела дня.
− Ты крайне не вовремя, мне нужно бежать. Постой, у тебя нет, часом, иголки? Всего одной?
Артемий изобразил задумчивость. Актер из него был так себе.
− Три поцелуя.
− Что?
− Обмен сокровищами, ойнон. Иголка за три поцелуя в губы.
Даниил проглотил первый ругательный ответ и терпеливо (хотел ласково, но желание схватить Артемия за шею и сжать, помешало) сказал:
− У меня нет времени. Приходи вечером в Омут и получишь больше, чем смел мечтать в самых влажных снах. Давай иголку.
В глазах Артемия мелькнул интерес, но он покачал головой:
− В долг не отпускаю. Но вечером приду, спасибо.
− Артемий!
− Ты дольше препираешься, ойнон. А малышка с порошочком уходит все дальше.
− Скотина, − выдохнул Даниил, подался вперед и поцеловал его.
− Ммм… раз.
− Я тебе это припомню.
− Ммм… два. Конечно, ойнон. А то я тебя не знаю.
Третий поцелуй был долгим, жарким и сладким. Артемий никак не хотел его отпускать, будто пытался насытиться лаской до конца дня. Обнял, прижал к себе, жадно зацеловывал, и Даниил «поплыл», невольно забывая обо всем, кроме того, что делал. Нет, не зря он этого степняка соблазнил, стоило оно того, целуется отменно.
Когда они расцепились, Даниил подумал, что глаза у него сейчас должно быть такие же ошалелые и дурные, как у Артемия.
Игла! Девчонка! Порошочек!
− Давай сюда быстро!
Артемий глубоко вздохнул, успокаиваясь. Вытащил из кармана цветок и засунул Даниилу за ухо.
− Держи. Это тоже подойдет.
− Вот только приди вечером, − с чувством пригрозил Даниил, выдергивая цветок, − только приди…
− Приду, ойнон, − голос у Артемия был нежным и до одури влюбленным.
Даниил секунду разглядывал его, потом махнул рукой и бросился бежать по улице.
Александр Блок/Юлия Люричева. 331 словоМатематический расчет неизбежной смерти должен быть точным, с допустимой погрешностью в три процента. Она все рассчитала верно, ошибки быть не должно.
С вероятностью в тридцать процентов, Юлию Люричеву должны были казнить за пособничество Ларе Равель, покусившейся на жизнь прославленного полководца Александра Блока.
С вероятностью в шестьдесят процентов, Юлию Люричеву застрелили бы мятежные солдаты-охранники, при попытке покинуть дом.
С вероятностью в семь процентов, она должна была попытаться отнять у Лары револьвер и получить пулю в горло. Лара бы ее искренне оплакала, возможно, после этого и покушения-то никакого не случилось бы.
− И только три процента на благополучный исход всей ситуации, − пробубнила Юля в чужое плечо, − это смешно. По теории вероятности, я должна быть мертва. А что я делаю?
− Обманываешь судьбу? − предположил Александр.
От былой грозности не осталось и следа. В ее постели лежал красивый, умиротворенный мужчина с ясным взглядом и слушал Юлины теории. Слушал с интересом, вот только к ней или к теориям?
− Судьбу обмануть нельзя, − возразила она, изучая иссеченную шрамами грудь и сопоставляя с его биографией, − мы все придем к тому, что нам суждено.
− Значит, нам суждено было провести эту ночь вместе.
Юля возмущенно фыркнула.
− Типичная мужская логика. Ты просто оправдываешься.
− Я должен на тебе жениться?
− Ради бога, нет! Я не об этом.
Александр начал гладить ее по спине. Устал слушать и хочет вернуться к ласкам. Ей и самой надоело объяснять, так что Юля позволила мягко опрокинуть себя на спину и поцеловать. Все мужчины одинаковы, что с них взять.
Тем не менее, Александр оторвался от ее губ и негромко сообщил:
− Я могу объяснить, почему твоя теория не сработала, Юля. Я всегда вытаскивал самые благоприятные шансы, насколько бы малы они ни были. Так что, прости, но твои девяносто семь процентов фатума не имели шансов против трех, подкрепленных моей удачей и нежеланием причинять вам с Ларой вред. Смирись с этим.
Вот оно что − ещё один нарушитель закономерностей спутал ей все расчеты. Любимчик фортуны, что б его. Одни проблемы от этих мужчин.
А целует-то как ласково…
Юля вздохнула, запустила пальцы ему в кудри и смирилась.
Клара и Даниил Данковский. 541 словоНоги подгибаются, а шишка на голове болит. Клара облизывает пересохшие губы и осторожно выглядывает из-за угла. От аптеки до Омута − десять шагов, не более, но по открытой местности. И трое Патрульных с пудовыми кулаками. Успеет? А если Данковского нет дома? Поймают, загонят в угол и забьют насмерть. Да и станет ли помогать ей Холодный демон, злой, жестокосердный, лишивший Клару родителей? Это он виноват, что Сабуровы отказались от нее, он предложил им…
…а они согласились. Их выбор. И только Данковский сейчас может ее спасти.
Клара срывается с места.
− Вон она! Бей шабнак!
Она лупит в двери Омута изо всех сил и кричит:
− Бакалавр, я сдаюсь! Проверь мою кровь, докажи, что я − не чума! Открой, не то меня убьют!
Клару хватают за шиворот, оттаскивают, бьют, но она выворачивается и прижимается спиной к двери. Лягается и поднимает дрожащие руки. Она чувствует − у нее не получится чудо, ни доброе, ни дурное, она слишком устала и слаба сейчас. Ее убьют здесь. Клара готова зареветь, как обычная человеческая девчонка и молить о помощи.
− Бакалавр! Помоги!
Дверь распахивается, и она падает ему в ноги.
− Назад.
− Доктор, это − чума! Она…
− Назад, я сказал. Я сам проверю, чума или нет. Сам же и пристрелю, если потребуется.
В руках Данковского − револьвер, в голосе − сталь. Патрульные ворчат, но уходят, не смея спорить. Вот что значит − идеальная репутация. Он поднимает шмыгающую носом Клару, бегло оглядывает и запирает дверь. Ведет наверх, колет иглой и выкачивает кровь из ее вен. Клара молчит, подавляя дрожь, пока он изучает ее в микроскоп. А если все же она − чума? Пристрелит? Он ведь злодей, не пощадит, а она − единственная, кто может спасти этот город и все ей в этом мешают.
Данковский заканчивает проверку. Изумленно разглядывает Клару, качает головой и обрабатывает ее раны. Предлагает чашку чая.
− Ну, что там? − не выдерживает Клара.
− Ты − человек. Не заразна. Но такой странной крови я никогда не видел. Любопытно… тебе нужна защита. До утра останешься у меня, под замком, а потом отправишься к Инквизитору. Я постараюсь тебя выкупить и поднять тебе репутацию.
− А что потом?
− Сабуровы от тебя отказались. Горожане считают то святой, то ведьмой. Рано или поздно твоя карьера чудотворницы окончится костром. Ты этого хочешь?
Данковский говорит мягко, вкрадчиво, но сочувствия в нем ни на грош. Клара хочет что-нибудь швырнуть в него, но не решается. Ей нужны покровители. Нужна защита. Чудотворницы всегда уязвимы.
− Не хочу. Но что же мне делать?
− Я заберу тебя отсюда. Увезу в «Танатику». Я не верю в шабнак, но свойства твоей крови стоит изучить. Я позабочусь о твоей безопасности.
Пустая чашка со стола все-таки летит ему в голову и разбивается о стену. Данковский невозмутимо выпрямляется.
− Демон проклятый! Все ты врешь! На опыты меня решил пустить, как крысу лабораторную?! Ненавижу!
− Хочешь провести ночь на улице?
Клара содрогается. Не протянет она ночь. Убьют.
− Нет.
− Будешь меня слушаться?
− Буду.
− Вот и умница. Ложись спать внизу, на месте Евы. До утра веди себя тише воды, ниже травы.
− А где она сама?
− Неважно. Это − мои проблемы, не твои. Готовься ко встрече с Инквизитором. Спокойной ночи… девочка-чума.
− Что б тебя кошмары замучили, демон, − бурчит Клара спускаясь по лестнице.
Никуда она с ним не поедет. Сбежит, как только он ее оправдает. Спит Клара, на удивление, спокойно. А утром, трогая шишку на голове, испытывает слабое подобие благодарности. Пожалуй, теперь она будет сдавать Гаруспика Бакалавру, а не наоборот.
Андрей Стаматин. 248 словАндрея Стаматина можно обвинить во многом: на руках его кровь и он не гнушается грязных способов заработка денег. Но одно он знает точно − своих женщин надо защищать, даже если не спишь с ними.
Риишу сжигают на пустыре Костного столба.
Андрей велит кабацким невестам не покидать кабак. Следит внимательно, чтобы его танцовщицы больше не пострадали от рук паникующих горожан. Твирин притупляет его бдительность и одна из них нарушает запрет.
Веру находят раскрытой по линиям, с вырезанным сердцем.
И неизвестно кто это сделал − много их, мясников, способных на это, да хоть тот степняк, сын Бураха. Хотя, он бы побрезговал, говорят, потрошит только бандитов, а женщин и детей не трогает. Андрей мечется, ищет убийцу, но никто ничего не видел и не знает. Даже за деньги и отвары не говорят. Некому выпустить требуху верной навахой.
Ева умирает ради Собора. Не ради Данковского, хоть тот и винит себя, а чтобы оживить проклятущую, бесполезную каменную коробку, так и не ставшую вместилищем для чудес. Неудачное творение архитектора Андрея Стаматина.
Андрей пьет, пытаясь забыться.
Смышленая, легконогая Айян пока жива, но сквозь твириновый дурман он видит занесенную над ней косу смерти. Айян ищут братья − хотят убить за то, что предала степь ради тепла и легкой городской жизни. Андрей заряжает револьвер и полирует наваху. Где их искать он знает.
Айян он отправляет к Данковскому − старому приятелю лихости тоже не занимать, степняков отстреливать он умеет, а защищать у него выходит лучше. Убережет.
Из Андрея хреновый защитник, зато убивать он умеет отлично. Иногда этого бывает достаточно, чтобы прогнать чужую смерть.
Александр Блок/Даниил Данковский. 503 словаВсе в этом городе неправильно для Александра Блока. Но особенно неправильно то, что он не может оторвать глаз от Даниила Данковского. Бакалавр Данковский энергичен, умен, бесстрашен, он бьется с болезнью, как с личным врагом − и за это можно симпатизировать ему. За это, а не за его обаятельные улыбки и пленительные черные глаза. Подобные мысли нелепы для офицера и мужчины, но Александр Блок никак не может от них избавиться.
− Зараза, очевидно, проникает из-под земли. Если не будет возможности заблокировать ее, то единственным выходом… Вы меня не слушаете, генерал?
− Слушаю. Продолжайте.
Он слушает, но не слова, а глубокий, приятный голос Данковского. Любуется его мимикой и немного театральной жестикуляцией − бакалавр Данковский умеет себя подать. Да и внешность у него…Чудо, как хорош.
Александр Блок держит руки за спиной − на всякий случай. И думает, что если бы Данковский был женщиной − он начал бы ухаживать за ним немедленно. А то и женился бы.
Александр Блок дает ему, гражданскому, карабин. И даже не спрашивает, умеет ли тот из него стрелять. Просто потому, что бакалавр Данковский убедительно его об этом попросил.
Но он просил два. И в тот же день исчезают ещё пять карабинов − с тел солдат-изменников. Расследование приводит Александра Блока к мальчишкам, засевшим в нелепой башне. Их лидер, Хан, храбрится, но хватает десятиминутного давления и обещания раскатать Многогранник до состояния блина, чтобы оружие вернулось в руки взрослых. Александр Блок едва сдерживает раздражение. Воевать они с ним собрались. То женщины, то дети в противниках − натуральный фарс!
Кто принес им эти карабины догадаться несложно.
Он вызывает бакалавра Данковского к себе. Долго и тяжело смотрит на него.
А ведь за такое полагалось бы расстрелять. Чем он вообще думал, устраивая все это? И что с ним теперь делать?
Александр Блок молчит, размышляя.
Данковский любезно улыбается ему, но взгляд у него напряженный.
− Знаете, генерал, я как раз узнал кое-что интересное. У нас с вами появился отличный шанс загнать Инквизитора в угол, откуда она вряд ли сумеет навредить. Слушайте план…
Александр Блок ясно видит, что его пытаются увести в сторону. Боится хитрый бакалавр за свою шкуру. Союзничек. Интриган. Решил задружиться с боевым генералом для своих целей, и водить его за нос. Интересно, если его сейчас уложить лицом в стол и получить от него все что хочется − будет ли сопротивляться? Или подчинится, чтобы спастись?
Можно будет сорвать с него этот змеиный плащ и впиться губами в белую шею. Можно будет терзать его рот, сколько захочется. Заставить встать на колени и…
Его прошибает жаром.
Мысль отвратительна в своей соблазнительности. Не только у солдат здесь падает мораль, но и у их генерала. Позор.
Черт с ним, с Данковским. Оружие возвращено, изменникам все равно грозил расстрел. С этим авантюристом он откровенно поговорит позже, когда они справятся с эпидемией и Лилич.
− Неплохой план. Будем воплощать. Вы очень умны.
Бакалавр Данковский белозубо улыбается и склоняет голову. Стирает каплю пота с виска. Желание впечатать его в стену и целовать, болезненно, властно, становится почти невыносимым.
Александр Блок сжимает зубы и держит руки за спиной. И мечтает поскорее убраться из этого городишки, туда, где нет искушений и где он должен быть.
Скорее бы на фронт.
Причём тут есть ещё две, которые на ФБ не выкладывались. 
